III Съезд Советов.
Текст по брошюре «3-й Съезд Советов», Петроград, 1918 г.
Заседание 13 (26) января 1918 г.
На съезде председательствовал Свердлов. В начале заседания, до Троцкого выступала Мария Спиридонова, встреченная с большим энтузиазмом. После нее с кратким приветствием говорил Зиновьев.
— Искра-Research.
Слово предоставляется комиссару по иностранным делам тов. Троцкому.
Тов. Троцкий говорит о том, что многие присутствующие принимали участие в том историческом заседании 2-го Всероссийского Съезда Советов, когда был принят декрет о мире. В тот момент Советская власть утвердилась только в важнейших пунктах страны, а число веривших в ее силу за границей было совершенно ничтожно. Мы приняли декрет единогласно, но это казалось лишь политической демонстрацией. В особенности же в этом убеждали всех те партии, который предостерегали нас от октябрьского восстания. Они говорили, что практических результатов эта революция не даст, что с одной стороны нас не признают и с нами не захотят говорить английские империалисты, а с другой — вам объявят войну за вступление в сепаратные переговоры о мире наши союзники. Под знаком этих двух предсказаний и развивались наши стремления заключить всеобщий демократический мир. И что же? Декрет был принят 26 октября, когда Керенский и Краснов были у самых ворот Петрограда, а 7-го ноября мы по радиотелеграфу уже обратились к нашим союзникам и противникам с предложением заключить всеобщий мир. Вы помните, товарищи, как отнеслись к этому союзные правительства и их агенты, — они обратились к генералу Духонину с заявлением и протестом, в которых они предупреждали, что дальнейшие шаги по пути ведения сепаратных переговоров о мире поведут за собой тягчайшие последствия. Мы ответили на этот протест 11 ноября воззванием ко всем рабочим, солдатам и крестьянами, и в этом воззвании мы заявляли, что мы ни в коем случае не допустим, чтобы наша геройская армия проливала бы свою кровь под палкой иностранной буржуазии. Мы с самого начала с презрением отмели угрозы западных империалистов и приняли тот путь, который был продиктован революционной совестью народа. Прежде всего, мы, во исполнение наших давнишних обещаний, опубликовали тайные договоры и заявили, что мы отметаем все, что противоречит интересам широких народных масс всех стран. Народные массы поняли нас и признали. Ни одна газета не протестовала против факта коренного изменения рабочим и крестьянским правительством всех методов дипломатии, против того, что мы отказались от всех ее подлостей и бесчестных шашней. Мы избрали этот метод потому, что мы поставили своей задачей просветить народные массы, открыть им глаза на сущность политики их правительств и спаять их в борьбе и в ненависти против этих правительств, против буржуазно-капиталистического строя.
Немцы обвиняли нас в том, что мы затягиваем переговоры, но все народы с жадным вниманием прислушивались к каждому нашему слову и этим была в течение двух с половиной месяцев мирных переговоров оказана делу мира колоссальная и неоценимая заслуга, которая была признана более честными из наших врагов. Разговоры о мире велись уже давно. Еще царские министры в какой то комиссии, тайно-претайно, что-то шушукались о том, как бы сговориться с германской военщиной. В нашем распоряжении имеются также многие документы из эпохи правления Керенского, из которых мы берем на себя смелость утверждать, что и оно пыталось начать разговоры о том, как бы приблизить разговоры о мире. Но впервые нами был поставлен вопрос о мире на такую плоскость, когда он уже не мог быть затушеван какими бы то ни было закулисными махинациями, и в результате 22-го ноября нами было подписано приостановление военных действий. Мы снова обратились к союзникам с предложением присоединиться к нам и вместе с нами повести мирные переговоры, но ответа мы не дождались, хотя союзники уже не пытались на этот раз пугать нас и угрозами. Мирные переговоры начались 9 декабря, через полтора месяца после принятия декрета о мире, и потому лживыми и бессодержательными являются те обвинения продажной и социал-предательской печати, в которых нас обвиняют в том, что мы не сговорились с союзниками. Мы в течение полутора месяца их оповещали о каждом нашем шаге и призывали присоединиться к нам. Наша совесть чиста, мы сделали все, что было в наших силах и к чему мы были обязаны перед широкими народными массами всех стран, состоявших с нами в союзе. Вина за то, что мы все же вынуждены были вступить в сепаратные переговоры о мире, падает не на нас, а на западных империалистов, а также на те русские газеты, партии, группы и подгруппы, которые все время предсказывали рабочему и крестьянскому правительству смерть, и срок нашей гибели измеряли днями, и в лучшем случае, неделями. Если империализм наполнит свое вдохновение в русской лживой и клеветнической печати, если он во всех этих бесчисленных статьях и заметках находил опору для своих аннексионистских стремлений, то, наоборот, отклик революции на западе этой предательской тактикой так называемых социалистов, сильно замедлялся.
Так или иначе, 9 декабря начались мирные переговоры и тотчас же делегация Четверного согласия потребовала перерыва для обсуждения предложений русской делегации. Мы, понятно, с нетерпением ожидали ответа делегаций четверного союза и через каждые два часа нас оповещали о том — закончено ли их частное совещание и возобновились ли или не возобновились переговоры, а в это время буржуазная и соглашательская печать по всем перекресткам вопила о том, что в тайных переговорах в Брест-Литовске мы продаем Россию оптом и в розницу. 12 декабря был ответ четверного союза и ответ изумил весь мир. Германцы заявили, что они соглашаются на мир без аннексий и контрибуций, что они признают право народов на самоопределение и отказывают в этом праве лишь тем народам, которые были порабощены и ограблены еще до этой войны. Повторяем, заявление делегаций четверного союза, с германской делегацией во главе, было вначале предметом всеобщего изумления. Следует помнить, что война началась при таких условиях, что германские империалисты находили возможным говорить лишь афоризмами Бисмарка и Клаузевица о пушках большого диаметра. Как они кончили эти разговоры демократической формулой мира без аннексий и контрибуций на началах самоопределения народов, то для всех нас было ясно, что это лишь лицемерие, но мы даже не ожидали от них проявления лицемерия, потому что, как сказал один французский писатель, лицемерие является последней данью порока добродетели. И то, что германский империализм счел необходимыми принести эту дань демократическим принципам, доказывало, что положение внутри Германии настолько серьезно, что вынуждает германский империализм к попытке подкупить широкие народные массы маской демократических стремлений. Если вы возьмете протоколы, то вы увидите, что нас не обманула эта неожиданность. Мы предупреждали германских империалистов о том, что их попытки придать этой формуле хищническое практическое истолкование, не приведут к положительным результатам. Мы вступили с ними в переговоры с целью добиться большей ясности, и германский империализм должен был проявить себя во всей своей капиталистической наготе. Это прежде всего обнаружилось при обсуждении вопроса о перемене места переговоров. Тов. Троцкий рассказывает подробности этих переговоров и выясняет позицию обеих сторон при обсуждении этого вопроса. Затем, он переходит к вопросу об участии в переговорах украинской Рады.
— Мы знали, — говорит он, — о том, что украинская делегация имела целый ряд тайных совещаний с немецкой и австрийской делегациями, и мы заявили украинцам, что мы обязуемся вести все наши переговоры с делегациями четверного союза при участии украинской делегации, что мы обязуемся сообщать протоколы всех тех заседаний, на которых она, по тем или иным причинам, не присутствовала или не будет присутствовать. Но что мы требуем такого же отношения к нам и со стороны украинской делегации. Нам ответили, что сделают соответственный запрос у киевского правительства, но ответа мы до сих пор не получили, несмотря на наши многократные напоминания. Тактика украинской делегации и киевской Рады — это, в сущности, перевод на украинский язык тактики правительства Керенского. Слабость украинской Рады лишила ее возможности вести самостоятельно честную и открытую политику, и история зло подшутила над теми, кто видел свою опору против «предательства» большевиков и левых эсеров в украинской Раде. Мы знаем, до чего циничная была поддержка, оказываемая Раде со стороны посольства и миссий наших союзников; мы знаем, в Украину шло и английское золото, и французское офицерство, и тяжелая артиллерия обеих этих стран, но Рада поступила с ними, как поступают все мелко-буржуазные правительства маленьких государству как поступили Болгария и Румыния, как поступил черногорский король, одновременно получавший взятки у Австро-Венгрии и России. И теперь Альберт Тома высказывает надежду, что именно Украина спасет интересы французской биржи на восточном фронте, но Киевская Рада уже вступила в сепаратные и тайные переговоры, как вступила бы и та часть Учредительного Собрания, которая несколько дней тому назад добивалась здесь власти.
Свежие немецкие газеты дали нам возможность дать себе отчет о том, что делается теперь в Германии; там существуют, по-видимому, в буржуазной прессе, три ориентации: первая представляет собою аннексионистов высшей марки, которые видят основную цель политики Германии в захватах по всем направлениям, опираясь на военную машину Гинденбурга; вторая ориентация представляет либеральную буржуазно ж социал-патриотов, которые направляют все свое империалистическое внимание на борьбу против Англии, считая возможным и целесообразным заключить более или менее сносный мир с Россией, для того, чтобы, создав новую континентальную коалиции, иметь тем больше шансов на победу над Англией, и, наконец, третья ориентация, к которой принадлежит и Кюльман, — считает невозможным сломить Англии и пытается взять свой реванш на восточном фронте. Эта ориентация имеет, по-видимому, самую широкую поддержку и в самой Англии, где также считают невозможным победить Германию.
Этим объясняется вся позиция германской делегации и весь ход наших переговоров с нею. В пункта первом декларации Кюльмана признавалась обязанность воюющих стран очистить все оккупированные ими территории. Пункт 2-й делает «изъятия» из этого правила в пользу Германии, совокупность которых, в сущности, совершенно аннулирует действие первого пункта. Если мы переведем абстрактный названия подлежащих изъятш областей на язык цифр, то мы увидим следующее: на основании пункта первого и пункта второго, Германия обязана освободить территории пространством в 12—15 тысяч квадратных верст, а во власти оккупации остаются области пространством около 2000 квадратных верст. Пункт первый, как мы видим, в связи с пужтом вторым, является лишь попыткой замаскировать неслыханные хищнические аппетиты германских империалистов, и если германская делегация все же решилась вступить с нами в мирные переговоры, если Кюльман позволил себе предложить нам ЭТИ циничный условия, то только потому, что он надеялся, что мы пойдем ему навстречу в этом величайшем: обмане широких народных масс. Это неудивительно: ве. наша буржуазная и социал-предательская пресса в течет;, многих недель и месяцев убеждала империализмы всего мира в том, что мы являемся лишь наемниками германского кайзера, и что мы решили заключить мир во что бы то ни стало. Это настолько вдохновило председателя германской делегации, что он смело предложил нам эти разбойничьи условия, быть может, с полной уверенностью, что мы сделаем все возможное для того, чтобы замаскировать истинный смысл этих требований.
Но Кюльман ошибся. Мы вступили с ним в переговоры, как вступают в переговоры со своими капиталистами, или с их представителями, рабочие-стачечники, после стачки. Бывают случаи, когда стачка проиграна: может случиться и такая несчастная политическая и социальная ситуация условие при которых представители рабочих вынуждены будут подписать мир с представителями капиталистов на таких условиях, которые явно противоречат их интересами. Но истинные представители революционного пролетариата никогда не приложат своих рук к тому, чтобы покрыть обманом сущность подписанного ими договора. И мы с самого начала раскрыли скобки кюльмановской декларант, сорвали маску с представителей германского империализма. Казалось бы, поел г этого нам не о чем было разговаривать с германской делегацией. Но мы считали себя обязанными внести максимальную ясность в дело, для того, чтобы у широких народных масса не оставалось никаких сомнений в целях обеих участвующих в переговорах сторон. Сами не желая того, представители противной стороны нам помогали в этом. Прежде всего, в вопросе о перемене места переговоров они нам выставили ультиматум.
Тов. Троцкий подробно излагает весь ход дискуссии о перемене места переговоров и то, как в процессе этой дискуссии выяснились истинные взгляды и намерения германской военщины. Германские аннексионисты пытались дать хоть какую-нибудь почву для распространяемых их печатью взглядов на русскую делегацию. Если наша буржуазная и социал-предательская пресса, равно, как и ее братья в странах союзного империализма, представляет нас своим читателями во образе германских наемников, силящихся похитрее предать интересы всех народов правительству Вильгельма, то и германские аннексионисты стараются изобразить нас в виде хитрых лазутчиков империализма согласия, которые думают лишь о том, чтобы выведать все слабые стороны германской военной и хозяйственной машины и потом прервать переговоры для возобновления военных действий с большим успехом.
Принятием германского ультиматума о продолжении переговоров в Брест-Литовске мы нанесли страшный удар этой злостной клевете. И мы воспользовались им для того, чтобы лишний раз доказать наше искреннее стремление к честному демократическому миру, точно так же, как и отсутствие серьезных намерений в этом направлении у наших противников, пытавшихся сорвать мирные, переговоры на пустяшном вопросе о месте их ведения. Мы продолжали переговоры, которые в начале дали картину какой то теоретической дискуссии о понятии права на самоопределение народов.
Германские империалисты всячески доказывали нам, что сущность второго пункта их декларации имеет своим основанием то обстоятельство, что для нас война кончается тотчас же, когда мы подпишем с ними мир, в то время, как они продолжаюсь войну, и потому с их стороны было бы в высшей степени неосмотрительным очищение всех стратегических позиции, которые были ими заняты на том или ином фронта. Впрочем, говорили они, в оккупированных странах восточного фронта ими будет оставлено очень немного войск, ровно столько, как мы понимаем, чтобы держать в узде литовских, польских и курляндских рабочих и крестьян, не позволяя им даже заикнуться о борьба против социального гнета. Мы констатировали это на мирных переговорах и мы определенно поставили вопрос о том, когда же будут войска выведены окончательно из оккупированных областей, в случае заключения общего мира. Германская делегация очень долго уклонялась от прямо от ответа на этот вопрос и наконец вынуждена была осведомить через наше посредство широкие народные массы о том, что она отказывается дать какие бы то ни было гарантии исполнения ею обязательств очистить оккупированные территории, равно как и отказывается назначить вообще срок этого очищения. Маска была сорвана.
Товарищ Троцкий говорит, однако, что Германия не питает, очевидно, намерения аннексировать все занятые ее войсками территории. Это значило бы включить в состав Германии и широкие массы «мятежников», а про социальное значение такого акта трудно ввести в заблуждение кого бы то ни было в Германии. С картой в руке товарищ Троцкий доказывает, что германцы преследуют лишь военные и военно-технические цели, и говорит, что наши военные специалисты утверждают, что намеченная германскими империалистами граница с Россией является для нас положительно гибельной. Германцы, очевидно, преследуют не только эту цель, но и хотят создать в оккупированных ими странах невыносимый переходный режим, который явился бы самым лучшим средством для подавления революции в столь близкой к пределам самой Германии территории.
Эти свои положения тов. Троцкий развивает в своей речи с исключительной убедительностью. Затем он переходит к вопросу об отказе от контрибуции. Он говорит, что германские империалисты на словах отказались от контрибуций, но они выставили целый ряд требований, удовлетворение которых, по нашему расчету, потребует от нас от 4 до 8 миллиардов. Шейлоковский счет германского империализма нам еще не представлен, но мы убеждены, что они не поскупятся при определении всех убытков от конфискаций, реквизиций и т. п. преступлений военного времени, которые совершены были царским правительством и правительством Керенского. Этот счет, как и все условия германских аннексионистов, по нашему глубокому убеждению, молчаливо одобрен в Лондоне: английский империализм ясно сознал, что победить Германию он не в состоянии, и вот за счет России представляется та компенсация, которую германскому империализму нужно дать для того, чтобы он стал сговорчивее в своих переговорах со своими великобританскими и американскими собратьями. Этот адский план обнаруживается при самом поверхностном анализе одной из речей Ллойд-Джорджа, который не сумел скрыть этого общего счета мирового империализма русской революции. К этому стремится и вся политика мирового империализма на Украине, в Румынии и во всех других областях, где империализм соприкасается с русской революцией.
Тов. Троцкий говорит, что как раз в этот момент румынские войска, содержащиеся на французские деньги и руководимые французскими инструкторами, расстреливают под Галацом две наши дивизии из тяжелой английской артиллерии. Мы ответили на это наложением запрета на весь золотой фонд Румынии, находящейся в Москве, в сумме одного миллиарда до пятисот миллионов, и высылкой за пределы России всех агентов румынского посольства. Но, ведя самую энергичную борьбу со всеми попытками внешней или внутренней контр-революции, мы никогда не забываем о том, что все ее факты обязаны своим происхождением прямому участию одних и попустительству других наших «союзников». Мы знаем, что не одни те враги, с которыми мы уже вступили в непосредственную борьбу, являются нашими врагами. Мы знаем, что врагов у нас достаточно, но если это было бы исключительным явлением нашей действительности, то русская революция, быть может, была бы уже взята в смертельные тиски, ибо и Вильсон, и Кюльман, и Ллойд-Джордж, и Клемансо, имеют одинаковый цели. Но, к счастью, это не так. У нас имеются и союзники, могущественные, честные и преданные союзники. Наш метод ведения переговоров выяснил уже широким народным массам все позиции и все цели. Мы имеем возможность сказать германской делегации, что не мы, а они затянули переговоры, определенно высказав лишь теперь то, что могли бы нам высказать в первые минуты переговоров, и то, что они нам сказали, мы уже передали их рабочим, солдатам и крестьянам. Те десять дней перерыва, которые мы у них потребовали, прошли не бесследно.
Тов. Троцкий подробно останавливается на всех последних сообщениях из Австрии и Германии, и говорит, что в обеих этих странах политический, кризис достиг той критической точки, где начинается его падение, что Германия уже угрожает военной диктатурой и т. д. и т. д. Мы не можем, говорит тов. Троцкий, заниматься праздными пророчествами, но мы дали достаточную пищу для развития классовой борьбы, для развития борьбы за мир в Западной Европе и своими дальнейшими шагами мы будем стремиться к пробуждению западного пролетариата к организации его сил, к обоснованию его политических стремлений, и параллельно с этим мы неуклонно будем проводить в жизнь две существеннейшие задачи момента: демобилизацию армии и продолжение мирных переговоров, в результате которых мы, во всяком случае, по-прежнему будем разоблачать все те предложения, который противоречат основам демократического мира.
Текст по брошюре «3-й Съезд Советов», Петроград, 1918 г.