От НЭПа к социализму

Евгений Преображенский
«От НЭПа к социализму»

Об этой книге

Система заработной платы. Подготовка квалифицированных рабочих. Красные инженеры.

Лекция восьмая

Положение рабочего класса при новой экономической политике улучшалось по мере восстановления промышленности и сельского хозяйства. Уже в первый год НЭПа, когда число рабочих на фабриках было сокращено и введена в большинстве случаев сдельная плата, заработки рабочих повысились и положение их в сравнении с предыдущими годами несколько улучшилось. Вам непонятна теперь эта мерка, если я скажу, что средняя заработная плата в начале этого периода была равна от 10 до 15 золотых рублей (тогда считали в золотых рублях по довоенным ценам, переводя курс бумажных денег и паек на золотые довоенные рубли). Но этот заработок выплачивался неаккуратно. Когда транспорт не справлялся с перевозками и распределительный аппарат Наркомпрода делал ошибки, когда бумажные деньги вовремя не подвозились на окраины, либо их не хватало — рабочий не получал даже и этой мизерной заработной платы в срок. Правда, еще в начале НЭПа ряд услуг рабочий получал даром (квартира, вода, освещение, проезд, обучение детей, газеты и книги и отчасти увеселения). Но затем за все это, кроме обучения детей, была введена плата и соответственно была повышена заработная плата, хотя в большинстве повышена не в достаточной пропорции. После урожая 1922 года положение рабочих еще несколько улучшилось, и это было не только сезонное улучшение. Надо вам сказать, что в годы гражданской войны положение рабочих, сезонно улучшалось, в связи с сбором продналога осенью и зимой, и ухудшалось весной и летом, когда собранных по разверстке сельскохозяйственных продуктов оказывалось недостаточно. Теперь была уже достигнута известная равномерность в распределении государственных ресурсов на протяжении всего года. В то же время важнейшие продукты, которые приходилось приобретать рабочим, т.-е. прежде всего продукты питания (за исключением жиров) относительно понизились в цене, отойдя от голодных цен времени гражданской войны. Дальнейшие годы были годами непрерывного улучшения положения рабочих. Каждый новый шаг промышленности вперед означал не только увеличение оборотного капитала в предприятиях, возможность расширить дело и ремонтировать оборудование, но и давал известные ресурсы для увеличения заработной платы. В общем, реальная заработная плата увеличивалась ежегодно процентов на 10 — 15.

Между прочим, в это время наметилось характерное отличие метода распределения товарно-социалистической системы хозяйства в сравнении с чисто капиталистической системой. При капиталистической системе перепроизводство влекло за собой обыкновенно приостановку и сокращение производства, пока лежащие без движения товары на складах не рассасывались в обороте. Наоборот, при национализации крупной промышленности такой метод распределения был не всегда обязательным. Кроме платежеспособного вольного рынка и платежеспособного рынка государственной промышленности имелся потребительский рабочий рынок. И, например, в случае перепроизводства, допустим, мануфактурной промышленности, государство имело возможность то, что не могло быть продано на вольном рынке, распределять между всем рабочим классом в кредит заработной платы. Как существует система кредита, когда средства расходуются в счет будущих доходов предприятия, так здесь государство выдавало аванс рабочим потребителям в счет будущего дохода всего хозяйства. Опираясь то на одну «социалистическую», то на другую «буржуазную» ногу и маневрируя таким образом, оно разрешало проблему кризиса сбыта следующим образом. Продукция предприятий, изготовляющих средства потребления, делилась на ту часть, которая находила платежеспособный спрос на вольном рынке и на ту часть, которая поступала государству для увеличения фонда реальной заработной платы. Тем предприятиям, которые выработали этот, с капиталистической точки зрения, «излишек», государство выплачивало в зависимости от своих ресурсов или полную стоимость этого излишка, или же просто давала субсидию на продолжение производства в том же объеме. Эти покупки «излишков» или эти субсидии государство делало из тех ресурсов, которые у него оставались за вычетом расходов на бюрократический аппарат. Экономически подобное решение вопроса облегчалось еще и потому, что приплата государства его же собственным предприятиям, имевшим переработку, шла главным образом на приобретение сырья. А эта часть, как я уже говорил выше, всегда ниже стоимости готового продукта, выработанного из этого сырья. Главное затруднение здесь заключалось не в том, чтобы социалистически разрешить отчасти кризис сбыта путем перепродажи излишка государству, а в том, чтобы государство всегда имело достаточный резервный фонд для субсидий развивающейся промышленности. Эта же проблема разрешалась по мере того, как увеличивалась та доля государства в национальном доходе, которую оно получало от мелкого производства. Так наши деды научились постепенно использовать одновременно и выгоды социалистических отношений хозяйства и тех капиталистических форм, для ликвидации которых еще не наступило время.

Приблизительно так же был разрешен вопрос и о «перепроизводстве» орудий производства. В рассматриваемый нами период часть государственных предприятий систематически изготовляла больше машин и металла, чем могла купить другая часть, ввиду недостатка основного и оборотного капитала. Государственное хозяйство как будто бы запутывалось в тенетах капиталистических форм калькуляции. Но так как оборотный и основной капитал не падает с неба, а создается в процессе производства самой же промышленности, то задача государства и здесь заключалась в том, чтобы разрубать это противоречие между капиталистическими формами калькуляции и реальными возможностями развития производства, прибегая к резервам своего государственного фонда. Государство и здесь давало необходимые субсидии на закупку орудий производства тем заводам, которые не имели для этого свободных средств, либо давало субсидии производящим орудия производства предприятиям в счет их продукции. Здесь мы подошли к вопросу о том, как сложилось в это время центральное руководство всем государственным хозяйством. Но об этом более подробно мы скажем ниже.

Таким образом, уже тогда крупная социалистическая промышленность начинала непосредственно служить целям улучшения положения работников и увеличения их потребления. Правда, находить равновесие между тем, что можно и нужно отдать в фонд потребления рабочих и что нужно капитализировать для расширения основного и части оборотного капитала, было все же весьма затруднительно. Государственное хозяйство этого периода боролось с такими же гамлетовскими сомнениями, как и тот человек, у которого нет ни ботинок, ни брюк, а деньги есть для покупки чего-нибудь одного.

Если рабочие Советской России уже во второй половине первого десятилетия новой экономической политики начали питаться и одеваться не хуже, чем до войны, и их реальная заработная плата сравнялась и частью превысила заработную плату европейских рабочих, то в области жилищ дело обстояло гораздо хуже. Увеличение населения городов резко отставало от процесса восстановления разрушенных жилищ и нового строительства. В капиталистическом обществе, определенная часть капитала всегда отливала в область ремонта домов и нового строительства. Так было и у нас до войны. За время войны и революции не только прекратилось всякое новое строительство, но не было даже средств для текущего и среднего ремонта. Разрушение домов было так велико, что несмотря на огромное уменьшение городского и прежде всего рабочего населения в период голодных годов, наличных годных зданий для жилья не хватало даже для этого сильно уменьшенного городского населения. В первые годы восстановление в жилищном деле началось прежде всего с ремонта существующих построек, новое же строительство было очень небольшим. Это новое строительство началось прежде всего в Москве, где с большой торжественностью было заложено впервые несколько новых огромных рабочих домов, построенных затем согласно требованиям последнего слова жилищной техники. Окончание этих первых построек было крупнейшим праздником не только для пролетариата Москвы, который в них собирался жить, но и для всей республики. Однако, ни эти сравнительно немногочисленные постройки, ни усиленный ремонт старых домов не могли разрешить жилищного кризиса. По мере восстановления промышленности не только возвращались в города рабочие, сбежавшие в деревню в голодные годы, но и началась тяга в город безработного крестьянского населения из тех слоев, которым не удалось восстановить своего хозяйства. Тяга из деревни в город увеличилась также вследствие земельного голода и перенаселения, которое начинало чувствоваться в деревне. Кроме того, строительство и ремонт городов привлекал массу строительных рабочих из деревни.

Несмотря на то, что делу восстановления городов очень сильно помогла организация специальных строительных акционерных обществ, пайщиками которых были те рабочие и служащие, которые рассчитывали получить квартиры в новых строящихся домах, несмотря, наконец, на привлечение иностранного капитала в строительную промышленность, кризис не был ликвидирован и о размерах его вы можете судить по газетным статьям, которые можете разыскать в наших архивах. Правительству пришлось тогда создать под большими городами много рабочих дачных поселков деревянной стройки, которые сохранились, как вы знаете, и до сих пор, а вместе с тем пришлось провести ряд трамвайных линий в районы этих поселений.

Вообще же, как вы знаете, вопрос о судьбе больших городов получил не совсем то решение, которое намечалось в социалистической литературе капиталистического периода, очень много писавшей о так называемой урбанизации деревни. Разрушить большой город, рассеять его по деревенским полям не удалось технически и в некоторых отношениях оказалось нецелесообразным и экономически. Конечно, все ненужные наросты большого города были перенесены в его окрестности и деревни. Вы знаете, что за последнее полустолетие в этом отношении сделано было довольно много. Но вы также знаете, что мы этой работы далеко не закончили, и еще неизвестно, когда и чем она кончится. Тем фабрикам, которые не могут быть перенесены к источникам сырья, выгоднее работать в большом городе в кругу целого ряда других фабрик, от которых получается все необходимое для производства (кроме сырья), и продукция которых часто находит свое применение как раз в большом городе. Разрыв этой единой огромной мастерской, какой является большой город, оказалось экономически часто вредным. Кроме того, как культурные центры, большие города лишь отчасти могли быть заменены, несмотря на все успехи радио-передачи. Поэтому, естественно, что решение проблемы стали искать прежде всего в транспорте, а не в разгроме больших центров. Уже в то десятилетие, о котором мы говорим, на транспорт было обращено огромное внимание. Тогда, правда, сообщение той же Москвы с подгородними районами производилось главным образом по железным дорогам, по подгородним электрическим путям, на автомобилях, аэропланное же сообщение не имело массового применения, как теперь. Но это лишь суживало зону той периферии Москвы и подмосковного района, где могли жить десятки тысяч рабочих, пользуясь летом всеми благами дачных мест.

Если теперь рабочий может жить за сто верст от Москвы и летать туда утром и вечером на пассажирском аэроплане, то в то время он жил максимум в тридцативерстной полосе, сообщаясь с Москвой по ж. д. или по трамвайной линии. Рабочие тогда научились не тратить даром время, которое у них уходило на переезды, и обыкновенно прочитывали за этот промежуток последние газетные новости. О квартирной нужде того времени вы можете судить по фотографиям, которые сохранились в музее революции и отчасти из картин наших исторических художников в Третьяковской галлерее.

Теперь посмотрим, как уже тогда зарождалась та система социалистического распределения, которая существует у нас, и которая и у нас, к сожалению, еще не соответствует коммунистическому идеалу: каждый по способностям, каждому по потребностям.

В период военного коммунизма была сделана смелая попытка (отчасти под влиянием экономической необходимости) перешагнуть через низкий культурный уровень масс и ввести систему уравнительного пайкового снабжения. Между пайком самого квалифицированного рабочего и чернорабочего почти не было никакой разницы. Первое время была очень небольшая разница между вознаграждением рабочего и инженера, рабочего и самого ответственного советского работника, не исключая народных комиссаров. Каждое предприятие получало продовольствие пропорционально количеству занятых в нем рабочих, вне всякой зависимости от размеров выработки предприятия. Предприятие получало одинаково, выработало ли оно 100% заданий или только 10%. Что же касается распределения внутри фабрики или завода, то здесь рабочий, дававший максимальную выработку, получал столько же, сколько рабочий, дававший минимальную выработку. Этот опыт распределения правильней считать не попыткой полу-социалистического распределения, а скорее способом чисто физического поддержания пролетариата в известный период гражданской войны. При таком подходе к вопросу распределение периода военного коммунизма предстанет перед нами уже совсем в другом виде, и с точки зрения задачи физического поддержания класса (не поддержания производства и его развития) эта система, пожалуй, оправдала себя. Но эта система не могла продержаться долго даже в период военного коммунизма. В некоторых отраслях требовалось поднять производство во что бы то ни стало, как, например, в военной промышленности, лихорадочно работавшей для фронта. При недостатке ресурсов пришлось выделить так называемые ударные отрасли и ударные предприятия. Эта ударность потом была распространена кроме промышленности и на ряд других отраслей. Фронт равенства в распределении заработной платы был таким образом прорван еще до начала новой экономической политики. Кроме того, постепенно введена была сдельщина, поднята оплата специалистов; в тарифной сетке было около двух десятков разрядов. Еще более резко проявилось неравенство в положении холостых рабочих и семейных. В период военного коммунизма существовало детское питание, которое распространялось также на буржуазные элементы. При НЭПе это детское питание было совсем почти уничтожено, дети рабочих оказались поэтому на содержании не государства, а своих родителей. В результате, разница между положением холостого рабочего высшей квалификации, и между положением семейного чернорабочего была весьма велика. А так как оплата труда специалистов за это время сделала еще больший скачок вперед, то крайние полюсы оплаты различались между собой в несколько десятков раз. Кроме того, к неравенству внутри предприятия прибавилось еще неравенство между предприятиями. Начатый еще в период военного коммунизма отбор предприятий по степени важности для всего хозяйственного процесса продолжался, но продолжался уже чисто стихийно. Нужными с точки зрения вольного рынка оказались предприятия, вырабатывавшие товары, на которые был максимальный спрос. Если предприятие не поддерживалось государством, как весьма нужное, независимо от того, дает ли оно дефицит, или нет, то вопрос о его нужности разрешался по усмотрению рынка. У рынка же предприятия были не на одинаковом счету: были любимчики, были и пасынки. Были предприятия, которые приносили большую прибыль, и были и такие, которые еле сводили концы с концами или не сводили их. Первые в состоянии были оплачивать рабочих и технический персонал гораздо лучше, чем вторые, и они воспользовались предоставленным им правом изменять тарифные ставки в сторону повышения. Таким образом, если распределение эпохи военного коммунизма считать равенством, то по Гегелевской триаде первые годы НЭПа были полным отрицанием этого равенства, были крайней ступенью неравенства и, если угодно употреблять моральной термин, распределение тогда было крайне несправедливо. Но это неравенство было совершенно необходимым на данной ступени. Личная заинтересованность каждого работника в увеличении выработки стимулировалась, правда, чисто буржуазным методом; зато такой метод распределения заставил всех подтянуться в сравнении с периодом, когда промышленность находилась на социальном обеспечении у государства и трудовая дисциплина совсем расшаталась. Лозунгом этого периода было: расширение производства во что бы то ни стало с наименьшими издержками, увеличение количества продуктов в стране какими угодно средствами. При нищете страны, низком культурном уровне и при неподготовленности к иной системе распределения, означающей большое равенство, другого исхода не было. Неравенство этого периода было оправдано тем, что производительность труда действительно возросла и наиболее тяжелый период был пройден.

Но успехи производства и увеличение государственных доходов как раз создали такие условия, при которых неравенство в распределении начало понемногу рассасываться. В течение первого десятилетия этот процесс не особенно далеко пошел еще вперед, но основные очертания его уже выяснились в полной определенности. Посмотрим, как все это происходило.

Когда начали увеличиваться ресурсы государственной промышленности и когда налоги стали поступать в больших размерах, в первую очередь был гарантирован минимум заработной платы. Возросшие ресурсы государства и государственной промышленности давали возможность повысить заработную плату вообще. Однако, Советская власть и профессиональные союзы ставили себе задачей, повышая заработок всех категорий, относительно больше повышать заработок наиболее плохо оплачиваемых слоев. Затем, на уменьшение неравенства внутри рабочего класса влияло и то, что, по мере успеха электрификации, применение грубого физического труда стало вообще сокращаться. Это перераспределение рабочих сил между квалифицированными группами и чернорабочими приводило к тому, что все большая часть бывших чернорабочих превращалась в работников при машинах и получала более высокую заработную плату. Таким образом успехи электрификации автоматически приводили к уравнению материального положения рабочих. Затем, огромное влияние имело развитие системы технического образования рабочих. Каждый рабочий подросток, проходивший техническое обучение, знакомился в основном с несколькими профессиями. Дети чернорабочих и дети эмигрировавших из деревни в город крестьян обучались на равных основаниях с детьми рабочих квалифицированных.

Уровень квалификации всех рабочих выравнивался, и те молодые рабочие, которые прошли техническую школу, не могли уже оплачиваться как чернорабочие, даже в том случае, когда их назначали на черную работу.

Что касается неравенства оплаты между рабочими и техническим персоналом, то это неравенство также начало сглаживаться, поскольку бывшие технические школы заполнялись студентами исключительно из рабочих факультетов, а в дальнейшем — рабочей молодежью из низших и средних технических школ. Это повело за собой постепенное перерождение ткани всего кадра специалистов в стране. Новые красные рабочие-инженеры смотрели на себя лишь как на более квалифицированных работников в сравнении с остальными пролетариями и не претендовали на такую оплату их труда, которую требовали буржуазные специалисты. И когда государство и профессиональные союзы поднимали заработную плату прежде всего низко оплачиваемых слоев, то это не вызывало протеста со стороны кадра рабочих инженеров.

Неравенство между отдельными предприятиями было постепенно ликвидировано, благодаря тому, что на практике постепенно удалось достигнуть необходимого равновесия и необходимых пропорций между отдельными отраслями производства. Это повлекло за собой установление большего материального равенства в положении отдельных предприятий.

Неравенство между семейными и холостыми, достигшее наивысшей точки в тот период, когда было почти ликвидировано детское питание и массами закрывались детские сады, колонии, ясли и т. п., стало теперь сглаживаться с каждым годом, благодаря новым успехам социального воспитания. В первые года НЭПа государство, обладавшее ничтожными ресурсами для дела народного образования, естественно, не только не могло субсидировать новых детских домов, приютов и т. д., но отказывало даже в средствах тем, которые уже возникли. По мере успехов в промышленности и увеличения государственных налогов здесь наступил резкий перелом. С каждым годом все большая часть государственного бюджета уделялась на дело народного образования и прежде всего — на дело образования рабочих детей. Стало быстро увеличиваться количество детских учреждений, и постановка дела в них с каждым годом все улучшалась при активной поддержке профессиональных союзов и отдельных фабрик и заводов. Детское питание было восстановлено в полном объеме. Дети стали снабжаться со стороны государства и не только продовольствия, но и учебными пособиями, одеждой, игрушками и т. д. Все это означало прогресс не только в области социального воспитания, которое в период военного коммунизма было больше мечтой, чем действительностью, но означало также выравнивание в материальном положении семейных и холостых. Теперь семейный рабочий не был вынужден большую часть своего заработка тратить на детей, потому что этим детям почти все необходимое давало само государство.

Прежде чем перейти к организационной структуре Советского хозяйства этого периода, я еще должен осветить один важный факт из истории этого времени, это кризис квалифицированной рабочей силы. Когда промышленность быстро разваливалась и в тот период, когда она только начала подниматься, кризис рабочей силы не давал себя резко знать. Правда, был момент, а именно осенью 1920 года, когда как будто бы обнаружился недостаток квалифицированной рабочей силы. Но это было очень временное затруднение, потому что и расширение промышленности тогда было также очень временным. Другое положение создалось, когда после нескольких лет новой экономической политики началось систематическое расширение промышленности. Тогда обнаружилось, что наша промышленность не могла бы достигнуть довоенных размеров уже по той простой причине, что более половины квалифицированных рабочих совершенно исчезла: часть вымерла естественным путем, часть погибла на фронтах, часть попала на ответственную работу в государственном аппарате, часть безнадежно осела в деревне. С другой стороны, произошло значительное понижение квалификации всей рабочей силы вообще. Подготовка рабочих и рабочей молодежи для квалифицированного труда происходила в ничтожных размерах, не покрывая даже естественной убыли. А, между тем, теперь требовалось, не только покрывать ежегодно естественную убыль, но и давать новые кадры для расширяющегося производства. Из этого кризиса республика вышла двумя путями: во-первых, путем иммиграции из Западной Европы значительных кадров квалифицированных рабочих, которых гнала в Россию свирепствовавшая в Западной Европе безработица. Главный же выход заключался в том, что в этот период с величайшей энергией и быстротой была создана огромная сеть школ фабрично-заводского ученичества, программа которых была значительно расширена в ее обще-образовательной части. Так как рабочих подростков города не хватало для заполнения вновь организованных школ, то государству пришлось провести ряд мобилизаций среди крестьянской молодежи, направить, кроме того, в эти школы детей из городских мелко-буржуазных слоев и так называемых интеллигентных профессий. Это удалось осуществить не без борьбы, потому что дети интеллигенции пытались в массе прорваться в высшие школы даже в тех случаях, когда по своим способностям они не имели для этого никаких данных в сравнении с отборными кадрами пролетариата. Потребовалось несколько лет, чтобы достигнуть известного равновесия между количеством квалифицированных рабочих, которых выпускали тысячи этих школ, и тем количеством, которое требовалось для обслуживания развертывающейся промышленности. Заполнение этой бреши в самом теле пролетарского класса, естественно, на значительный срок задержало осуществление того пункта коммунистической программы в области просвещения, который требует общего и политехнического образования для всей молодежи до 17 лет. Эта программа начала осуществляться полностью лишь двумя десятилетиями позже.