Copyright: Iskra Research

The article below may be copied and circulated but proper attribution of authorship is required.

Новая биография Л.Д. Троцкого в четырех томах. Рецензия на тома 3-й и 4-й.

Ю. Фельштинский и Г. Чернявский. «Лев Троцкий», издательство Центрполиграф, 2013 г.

Мы продолжаем наш разбор четырехтомной биографии Троцкого, написанной двумя авторами: Юрием Фельштинским и Георгием Чернявским.

 

Мы не намерены следовать по их пятам. Как мы уже показали в рецензиях первых двух томов этого опуса, их подход глубоко анти-историчен (том 1, том 2). Они не выясняют ход истории и действия героя в его времени и обстоятельствах. В их книгах не видна революционная Россия 1905-го или 1917-го года, Первая Мировая и Гражданская войны, основание Советского Союза и так далее. Выдергивая те или другие факты из вереницы событий, они ставят себе целью запутать неосведомленного читателя, ввести ему дозу антипатии к герою биографии, предупредить и отвернуть читателя от чтения книг Троцкого, т.е. инокулировать против влияния идей героя. Главная цель (инокуляция) требует от авторов изрядной доли фальсификации и искажения работ Троцкого, но, как говорится, бумага все стерпит.

Что интересно в этих книгах?

Как и в предыдущих томах, авторы поднимают массу архивных материалов в российских, украинских, болгарских, американских и других архивах. Молодые историки с пользой для себя проштудируют Библиографию в конце 4-го тома этого опуса.

Впрочем, даже Библиография составлена странно. Авторы ссылаются на первый том 7-томника В.З. Роговина «Была ли альтернатива?» (назвав автора В.Н. Роговиным), но оставляют без внимания следующие шесть книг его фундаментального исследования. Они совсем не упоминают основополагающее 14-книжное исследование английского историка Э.Х. Карра (E.H. Carr) по истории Советской России. Они ссылаются только на второй том трехтомной биографии английского историка И. Дойчера. Они оставляют без внимания таких критических биографов Троцкого, как Роберт Вистрич (Robert Wistrich) и Барух Кней-Пац (Baruch Knei-Paz).

В под-главе «Новая культура» авторы высоко оценивают литературно-публицистическую деятельность Троцкого в 1922—23 годах. Они отмечают высокий уровень его критических статей, эрудицию, чувствительность к писателям, не только сторонникам Октября, но даже к попутчикам и оппонентам. Но к бочке меда авторы должны добавить ложку дегтя: «Ведя напряженную борьбу против сталинской группы, Троцкий пытался использовать не только политические методы» (3:33). Ф и Ч здесь играют с читателем в прятки: они не приводят ни одного примера, когда Троцкий применял бы «политические» (по их определению, то есть, закулисные, организационные, аппаратные, полицейские, силовые и т.д.) методы. Борьба Троцкого за сохранение своей власти, или власти и влияния своих единомышленников, в 1923-м и в последующие годы целиком состояла из литературной и публицистической деятельности, выступлений на митингах и собраниях, то есть, имела идейный характер.

А вот, интересный штрих к портрету Троцкого:

«За публикуемые книги и статьи в советские годы Троцкому начислялись гонорары, которые он не получал, передавая эти деньги в пользу издательств и на культурные нужды … Деньги были немалые… В 1924 г. только поступления из Госиздата составляли свыше 7 тысяч рублей, в 1925 г. — 6,5 тысяч рублей, в 1926 г. — свыше 4 тысяч рублей» (3:55). «Гонорары за них (Собрание сочинений) автор получать отказался» (3:104).

Впрочем, даже в этом комплименте авторы не совсем точны. Троцкий показал перед германским судом в 1929 г., что гонорар он передавал Госиздату не на отвлеченные «культурные нужды», а в пользу более демократического (дешевого) распространения своих книжек.

«С советским Государственным издательством у меня был генеральный договор на полное издание моих сочинений. По этому договору я отказался полностью от авторского гонорара, который исчислялся многими десятками тысяч рублей — в интересах удешевления моих книг» (см. «Объяснения Суду»).

Мы знаем, и вовсе не благодаря авторам биографии, что последние два-три года своей жизни в Советском Союзе Троцкий испытывал денежные затруднения. После отставки с должности наркома обороны, а особенно после снятия со всех советских должностей летом 1927 года, Троцкому не хватало денег даже для того, чтобы ездить с одного подпольного собрания на другое (см. Memoirs of a Revolutionary, Victor Serge, NYRB, 2012, p. 256). После выселения из Кремля в ноябре 1927 г. Лев Троцкий и его жена несколько месяцев, до ссылки в январе 1928 г., жили в тесноте на квартире Александра Белобородова, замнаркома внутренних дел РСФСР, единомышленника Троцкого, которому тоже вскоре предстояла ссылка, в то время как их сыновья-студенты ютились в общежитиях.

Другой пример более теплого тона в отношении Троцкого тоже касается вопросов культуры. Описывая 1938-й год, авторы с уважением рисуют борьбу Троцкого, Андре Бретона и Диего Риверы за свободу искусства против сталинского зажима свободного слова (4:270—272). С сочувствием авторы описывают душевное состояние Троцкого после убийства его старшего сына Льва Седова:

«Статья (некролог Троцкого о Седове) была проникнута глубокой душевной болью, но в то же время носила и сугубо политический характер, начиная с посвящения “пролетарской молодежи”» (4:299).

Интересно также описание происков агентов Сталина в окружении Троцкого и в троцкистском движении. По имени названы Марк Зборовский, Лилия Гинзберг-Эстрина-Далина, братья Рувелис и Авраам Соболевичус, Силвия Каллен и другие. К сожалению, так и не выяснен статус Павла Милля (Окунь, Обин): был ли он разочарованным сторонником, или же агентом ГПУ? Еще более странно то, что Джозеф Хансен (Joseph Hansen) описан лишь как «секретарь Троцкого» (4:439), но не указаны две другие его роли: во-первых, шпиона ГПУ в среде американских сторонников Троцкого и в доме Троцкого в Койоакане во время подготовки убийства Троцкого, и, во-вторых, после убийства, долгую и успешную карьеру агента Федерального Бюро Расследования внутри и во главе американской Социалистической Рабочей партии.

Советский историк В. З. Роговин в томах его семикнижия «Была ли альтернатива?» дал нам более полную и живую картину долгой и злобной войны Сталина против идей и политики Троцкого. Но в целом, мы должны отметить, что несмотря на доступ к архивам, мемуары Элизабеты Порецкой, воспоминания генерала Судоплатова и других, тема разрушительной деятельности сталинской тайной полиции в советском и всемирном социалистическом движении все еще ждет своего честного исследователя.

Цинично и высокомерно отношение авторов к несдавшимся троцкистам:

«Отправленные в концлагеря немногочисленные сторонники Троцкого, оставшиеся верными своему вождю, как правило вели себя мужественно до безрассудства. На этапах они пели “Интернационал” и “Варшавянку”, в самих лагерях поначалу осмеливались предъявлять требования и угрожали голодовками» (4:331).

Дальше мы узнаем, что все они были убиты: расстреляны, умерли от голода и непосильной работы и т.п. Интересно, что, несмотря на жестокие расправы над всеми людьми, проявлявшими какой-либо интерес к идеям Троцкого, семена крамольных идей продолжали расти: в 1942 году, в 1945 и в другие годы ГПУ продолжало раскрывать группы «троцкистов» среди узников Гулага (4:332).

С симпатией описывают авторы деятельность Троцкого в разоблачении Московских Процессов.

«На фоне “открытых” процессов 1936—1938 гг. моральная позиция Троцкого действительно усилилась, он развернул масштабную международную кампанию по разоблачению сталинского террора против советской номенклатуры» (4:334).

На последующих страницах описывается мужественная борьба Троцкого и его друзей в США и в странах Европы разоблачить московские судилища, защитить жертв Сталина, и историческую правду об Октябре. Ф. и Ч. описывают Контр-процесс под председательством Джона Дьюи и заключение Комиссии расследования, что Троцкий «не виновен» (4:339—354). Описана провокационная роль американского левого журналиста Карлтона Билса (Carleton Beals), демонстративно вышедшего из Комиссии под конец слушаний.

Восемнадцать лет в жизни Троцкого и в истории Советского Союза.

Перечислим важнейшие события этих восемнадцати лет в жизни Советской России, Европы и Льва Троцкого и рассмотрим, как описывают авторы некоторые из этих событий. Период с 1923 по 1940 годы включает в себе следующие события:

 

Чтобы предупредить вопросы читателей об этой истории, авторы в самом начале сужают горизонт книги: мол, столкновения и политическая борьба в партии велись просто за личную власть; события и идеи не важны.

«На практике всё сводилось к вопросу о том, кто станет преемником Ленина после его смерти… хотя реальные цели участниками споров всячески камуфлировались различными пропагандистскими ухищрениями и демагогическими формулами типа: "диктатура пролетариата", "советская власть", "общественная собственность", "социалистическая и коммунистическая перспектива"» (3:7).

Или, дальше, о борьбе между Бухариным и Троцким:

«Правда, чистота теории отходила на задний план. Троцкий вел борьбу за собственное политическое выживание» (3:89).

Мы не намерены принижать горизонт читателей. Мерка авторов книги неспособна объяснить поражение Троцкого во внутрипартийной борьбе 1920-х годов. Для примера рассмотрим ключевой 1923 год.

Провал революционной ситуации в Германии и стабилизация капитализма.

Послевоенная Европа, особенно ее восточная половина, страдали неизлечимыми болезнями стагнирующего капитализма. К общим проблемам военной разрухи, массовой инвалидности, безработицы и нужды на востоке и юге Европы прибавлялись последствия крошения стран (Германская, Австро-Венгерская и Турецкая империи, куски бывшей Российской империи и пр.) на экономически несамостоятельные, слабые клочки; лилась кровь этнических конфликтов, вооруженная перекройка границ, вспышки гражданской войны.

Во второй половине 1923 года в мировой политике произошел ключевой поворот. Определенная стабилизация европейского капитализма, наметившаяся в 1920—21 годах, выдохлась, и начался новый виток послевоенного кризиса. Оккупация Рура французскими войсками в начале 1923 года и неслыханная гиперинфляция немецкой марки подчеркнули прострацию буржуазного правления в стране самого передового капитализма, и осенью в Германии наметилась революционная ситуация.

В политической жизни РКП(б) открылась новая глава. Во-первых, разрушилось равновесие политических сил в партии, которое пытался сохранить Ленин в течение последнего периода своей деятельности. Сталин ускорил организацию своей тайной фракции аппаратчиков против Троцкого и его единомышленников. Расширились назначенство, бюрократический режим и зажим в партии. Но против него, опираясь на надежду европейской революции, расширилось волнение партийных рядов против аппарата. В октябре-ноябре 1923 года шумные, массовые партийные собрания на местах и в районах прокатили назначенцев аппарата, провели анти-цекистские резолюции с требованием партийной демократии. Газета «Правда» и другие органы партийной печати пестрели анти-бюрократическими письмами и резолюциями партийных масс.

В октябре 46 ведущих членов партии подали Заявление в ЦК, которое требовало отказа от командно-бюрократических методов управления партией. Отдельно и независимо от этого «Заявления 46-ти» Троцкий написал письмо в ЦК с требованиями аналогичными Заявлению. В партии открылась обширная дискуссия и началось новое идейное межевание.

Между тем, тайная тройка, правящая в Политбюро и скрытно управляющая аппаратом ЦК и Исполкомом Коминтерна, сковала бюрократически-организационной рутиной деятельность Коминтерна и свела на нет попытки левого крыла КПГ направить компартию на подготовку к революции. Зиновьев и Сталин притормозили КПГ и революционная ситуация была пропущена. США предоставили Германии новые кредиты, оккупационный режим в Руре был смягчен и капитализм получил передышку.

Внутри ВКП(б) недовольство сотен тысяч рядовых партийцев снова и снова прорывалось сквозь оболочку непривычной еще дисциплины партийной бюрократии. Тайная тройка была вынуждена отступить и затаиться. ЦК объявил о шагах в сторону партийной демократии. «В начале ноября была объявлена общепартийная дискуссия по вопросам, волнующим партактив. Сохраняя видимость примирения и частичного признания правильности позиции Троцкого, Сталин и другие члены Политбюро предложили Троцкого подготовить совместную резолюцию о внутрипартийной демократии» (3:23). «Троцкий считал необходимым дать более решительную и категорическую формулировку для вроде бы намечаемых шагов по “демократизации” партийного режима» (3:24). 5 декабря заседание Политбюро и Президиума ЦКК приняло резолюцию о «Новом курсе» партии на расширение партийной демократии.

К этому времени германский провал и ряд других поражений пролетариата (Италия, Болгария) отдалили перспективу мировой революции и разочарование, как ушат ледяной воды, расхолодило партийные ряды. Партийная бюрократия согласилась на словах проводить демократию, но на деле еще туже затянула гайки назначенства и командования над массами.

Смерть Ленина развязала руки центральной бюрократии и тайный аппарат «тройки» стал более наглым. Борьба партийной верхушки против Троцкого приняла почти открытую форму. И, все же, авторитет Троцкого — практического руководителя Октябрьского восстания, строителя и руководителя победоносной Красной армии, первого и наиболее яркого партийного трибуна и теоретика — стоял на огромной высоте в народе и в партийных массах. Ряд историков и наблюдателей (Истмен, Суварин, Карр, Дойчер, Волкогонов и др.) отмечают, что в начале 1920-х годов Троцкий равнялся Ленину в своей популярности в партии и в народе.

Вот показание Троцкого на контр-процессе в 1937 году о своей популярности в партии:

«Голдман (адвокат Троцкого, задающий наводящие вопросы перед Комиссией расследования): Были ли вы членом Центрального Комитета Компартии?

Троцкий: Да.

Г: Когда вас избрали?

Т: На объединительном съезде в августе 1917 г.

Г: Продолжайте.

Т: Позвольте мне добавить: Ленин, я, Зиновьев и Каменев получили то же число голосов за избрание членами ЦК.

Г: Сколько голосов?

Т: Все голоса.

Г: Единогласно?

Т: Единогласно. На объединительном съезде, при избрании Центрального Комитета, четыре члена получили все голоса съезда. Это были Ленин, Зиновьев, Каменев и я — может быть с разницей в один-два голоса, может, совсем без разницы». (The Case of Leon Trotsky, Harper, New York, 1937, p. 23)

Сдался ли Троцкий на милость Сталина?

Авторы пытаются убедить читателя, что за три месяца — между октябрем 1923 г., когда были написаны «Заявление 46-ти» и письмо Троцкого в ЦК, и январем 1924 года — Троцкий уже потерпел поражение, потерял свободу решений, был «фактически отстранен от активного участия в политической жизни страны» (3:81) и, «если ему разрешат» (3:84), был готов «добровольно отойти на вторую роль» (3:85). Сочинители продолжают:

«Подозрительный Сталин не мог поверить в то, что на январском пленуме [1924 г.] Троцкий, в последние месяцы много болевший и постоянно плохо себя чувствовавший, действительно сдался. Он считал, что теперь уже опальный бывший наркомвоенмор при первом благоприятном случае объявит Сталину войну и найдет новые подходы для критики и разоблачения официального курса партии, пойдя на союз с теми группами и лидерами, с которыми будет выгодно объединиться по тактическим соображениям прежде всего для критики новой сталинской теории. В целом Сталин был прав, Троцкий сдался» (3:125).

К большой ошибке (сдался ли Троцкий?) в это повествование вкралась небольшая добавочная ошибка: в январе 1924 года Троцкий все еще был наркомвоенмором и председателем Революционно-Военного Совета Республики. Правда «тройка» уже «разводнила» его команду: ввела в РВСР нескольких враждебных Троцкому членов ЦК (Сталин, Орджоникидзе), окружила наркома своими союзниками (Лашевич, Фрунзе, Ворошилов, С.С. Каменев и др.) и связала его руки в определенной степени. Но московским гарнизоном продолжал командовать друг Троцкого, Н.И. Муралов; во главе Красной Армии, ПУРа (Политическое Управление РККА, отдел РВСР) и ЧК стояли друзья и соратники вождя; авторитет Троцкого в Красной Армии и в народе был почти нетронутым, и гораздо более высоким, чем всей «тройки» вместе взятой.

Авторы сами пишут о перестановках в управлении РККА: «В марте месяце [1924 г.] решением Политбюро в наркомате Троцкого были проведены угодные Сталину кадровые изменения» (3:88). Сняли заместителя Троцкого, Э.М. Склянского (он был правой рукой Троцкого и работал в кабинете наркома все годы Гражданской войны); в мае сместили командующего Московским военным округом, Муралова, и так далее.

Все же авторитет его был столь высок, что даже отобранные сверху и отфильтрованные через механизм «тройки» и «семерки» делегаты XIII съезде в мае 1924 года избрали Троцкого в президиум и с нетерпением ждали его выступления. Делегаты снова почти единогласно избрали его в ЦК. Авторы видят в его поведении и выступлении на съезде лишь «демонстративную попытку подчеркнуть свое лояльное отношение к сталинскому большинству» (3:92). Авторитет Троцкого был таков, что даже через полтора года в декабре 1925 г. делегаты следующего XIV съезда тоже с облегчением изберут Троцкого в ЦК, а про-сталинский ЦК проголосует за его членство в Политбюро.

Авторы книги правильно замечают, что Зиновьев в 1923—1925 гг. вел наиболее яростную и открытую фронду против Троцкого. Этими наскоками на популярного трибуна революции Зиновьев подорвал собственную репутацию и восстановил против себя многих партийцев, что сказалось на следующем этапе борьбы (см. Протоколы заседания Политбюро от 18 марта 1926 г., в частности, слова самого Зиновьева, где он объясняет механику кампании против Троцкого). Сталин, напротив, играл роль миротворца, скромного и «умеренного посредника». Авторы вполне уместно приводят красочное свидетельство тогдашнего помощника Сталина, Бажанова:

«Без одной минуты десять с военной точностью входит Троцкий и садится на свое место. Члены тройки входят через три-четыре минуты один за другим — они, видимо, перед входом о чем-то совещались. Первым входит Зиновьев, он не смотрит в сторону Троцкого, и Троцкий тоже делает вид, что его не видит, и рассматривает бумаги. Третьим входит Сталин. Он направляется прямо к Троцкому и размашистым широким жестом дружелюбно пожимает ему руку» (3:12).

Правда в повествование Ф. и Ч. прорываются другие нотки, и по поводу самого факта борьбы, и по поводу побуждений Троцкого в этой борьбе:

1) «Автор обосновывал публикацию сенсационной вступительной статьи («Уроки Октября») недавними поражениями революций в Германии и в Болгарии. Он считал необходимым во всей конкретности выяснить причины жесточайших поражений, которые понесли компартии в этих странах, а для этого серьезно проанализировать историю Октября» (3: 106—107).

2) «Троцкий продолжал бороться пером» (3:114).

Даже факт, что авторы пишут два тома о борьбе Троцкого в оппозиции к Сталину показывает нелепость их заявления, будто в 1924 году «Троцкий сдался». Авторы, не дураки. Их заявление, однако, основано на том, что они судят о политической борьбе Троцкого по своей короткой мерке: борьба, по их пониманию, это борьба за власть, за личную выгоду, за кресло наркома или члена ПБ.

Троцкий объяснял победу триумвиров в декабре 1923 г. и январе 1924 г. спадом революции и изоляцией левого крыла в РКП(б) и в Коминтерне. С пользой для себя и с интеллектуальным наслаждением читатель обратится к его воспоминаниям об этом времени в книге «Моя жизнь». Да, он располагал всей полнотой власти, он мог, если уж на то пошло, опираясь на своих многочисленных друзей в руководстве Красной Армии и в ЧК, организовать дворцовый переворот, сместить нелегальную «тройку», заменить Зиновьева, Сталина, Молотова своими людьми и так далее.

Путч Троцкого и левой оппозиции в 1923 году, при всех благих намерениях его организаторов — партийная демократия, упор на большее равенство, планированный индустриальный подъем через налоговое обложение мелкой буржуазии города и деревни — в общих условиях стабилизации капитализма в Европе, спада революционных надежд и задержки европейской революции, лишь ввел бы еще бóльшую дезориентацию в ряды правящей партии. Мелкобуржуазная стихия захлестнула бы нижние и средние эшелоны РКП(б) и ввела бы деморализацию в тот тонкий слой коммунистов, который управлял огромной страной. Всепроникающее давление мирового рынка, с одной стороны, угроза интервенции, с другой стороны, Советский Союз жил в империалистических тисках, и трещины в узком слое руководства партии могли очень быстро взорвать политический режим страны и сделать ее объектом империалистического дележа.

Мы наблюдали аналогичный процесс, хотя с обратными знаками, в конце горбачевской «перестройки». Руководящие члены правящей партии, «коммунисты» хрущевского и брежневского призыва, за десятилетия власти разочаровались результатами своей собственной программы национальных реформ. При Горбачеве, советская бюрократия в течение нескольких лет демонтировала центральное планирование и подорвала советское хозяйство. Общей целью правящей бюрократии была приватизация и грабеж государственного имущества Советского Союза, свое превращение в класс капиталистов-компрадоров. В среде этой бюрократии выделились враждующие и конкурирующие группы: одни ставили ва-банк на развал Госплана и союзных министерств (Ельцин); другие (Лигачев и Кº) хотели сохранить бюрократический центральный контроль над приватизацией и ввести капиталистический рынок, по-китайски, по образцу Тьянанмен 1989 года.

Путч ГКЧП в августе 1991 года лишь ускорил развал советского режима, подорванного правящей бюрократией.

«Социализм в одной стране».

Правящая Советским Союзом бюрократия в середине 1920-х годов отказалась от программы мировой революции и против программы Ленина и Троцкого взяла на вооружение программу «построения социализма в одной стране». На деле, эта программа национального реформизма отражала прагматизм правящих чиновников, а не исторические интересы пролетариата. В середине ХХ-го века эту программу взяли на вооружение как сталинисты, так и буржуазные националисты в отсталых капиталистических странах. Не уходя далеко, укажем на разновидности «арабского национализма», или теорий о «смешанной экономике», «самодостаточности» и «импортозамещении», которые проповедовали режимы Нассера в Египте, Неру в Индии, Тито в Югославии и пр.

Интересно проследить ложное освещение вопроса авторами. В под-главе «Социализм в одной стране», Ф. и Ч. пишут:

«В 1924—1925 гг. при активном участии и под руководством Бухарина была сформулирована "теория победы социализма в одной стране в условиях капиталистического окружения"…

«Самому Сталину теория социализма в одной стране настолько понравилась, а факт, что у него появилась собственная теория, соизмеримая с теорией Троцкого о перманентной революции, был настолько важен, что под новую теорию Сталин сменил союзников. Он стал отдалять от себя Каменева и Зиновьева, по инерции ориентирующихся на скорую международную революцию, и сближаться с создателем новой теории Бухариным и умеренным Рыковым, по классификации Политбюро считавшимся "правым!».

Тут же авторы продолжают:

«Троцкий до того, как он оказался в оппозиции, также признавал возможность строительства социализма в России без обязательной увязки с мировым контекстом» (3:116).

Разобраться в этой чехарде теорий невозможно. Каменев и Зиновьев «по инерции» ориентируются на мировую революцию. Новаторы Сталин и Бухарин отбрасывают старье, которому они учились у Маркса и Ленина, изобретают «новую теорию», соизмеримую с «теорией перманентной революции» Троцкого. Но сам Троцкий, оказывается, «признает возможность строительства социализма в России». И все это на 116-й странице третьего тома. Как мы указали выше: бумага все стерпит.

На самом деле, Троцкий, первым из русских марксистов, на основании своего понимания развития России в капиталистическом окружении, за 11 лет до Октябрьской революции предвидел и написал, что будущая революция может победить лишь в форме диктатуры пролетариата. Но тогда же, в статьях и выступлениях 1905 года, в брошюре «Итоги и перспективы», написанной в тюрьме в 1906 г., задолго до 1917 года и до Первой Мировой войны, Троцкий связал перспективу построения социализма в России с европейской и мировой революцией.

В 1936 году он написал: «В последнем счете вопрос [о судьбе СССР] решится борьбой живых социальных сил как на национальной, так и на мировой арене» («Преданная революция»). От этой позиции он не отходил до своей смерти.

Что же касается изобретения теории о построении социализма в одной стране, то Троцкий неоднократно указывал на ее происхождение. Например, в статье «Руки прочь от Розы Люксембург!» он пишет:

«Мы знаем, что в апреле 1924 года он [Сталин] в «Вопросах ленинизма» доказывал невозможность построения социализма в отдельной стране. Осенью, в новом издании книги, он заменил это место доказательством (т.е. голым провозглашением) того, что пролетариат «может и должен» построить социализм в отдельной стране».

Когда Сталину указывали на его «теоретические» скачки, он отвечал все более грубыми ругательствами, а через десять лет, выстрелом в затылок в подвале ГПУ.

«Преданная революция» — есть книга, или нет?

Возьмем теперь вопрос о главной работе Троцкого — его анализе эволюции Советского государства. Вместе с Лениным он видел противоречивую природу молодого советского государства: отсталая российская экономика, техника и культура, но власть в руках коммунистов. После смерти Ленина он продолжил анализ в сотнях статей и книжек. Вместе с Марксом в «Преданной революции» он повторял:

«при низкой технической базе "обобщается только нужда, и вместе с недостатком должен начаться спор из-за предметов необходимости, и вся старая дрянь должна восстановиться снова"».

Авторы отдают дань аналитической работе Троцкого:

«Наибольшей заслугой в анализе внутреннего положения, который проводился Троцким, было понимание места и роли номенклатуры, все более превращавшейся в правивший слой. Троцкий продолжал вести речь именно о привилегированном слое, а не о новом господствующем классе, ибо, признав превращение этого слоя в господствующий класс, он должен был бы, в соответствии с марксистскими догмами, сделать и следующий шаг, на который ни в коем случае идти не желал: признать превращение коллективной собственности в собственность этого класса, признать перерождение социально-экономического устройства СССР из социалистического в государственный капитализм» (4:116—117).

Авторы книги не придерживаются классовой точки зрения, что государствами управляют классы: феодалы, буржуазия, или рабочий класс. Но они упрекают Троцкого в непоследовательности своим «марксистским догмам».

«Пожалуй, наибольшую морально-политическую беспринципность, сугубую предвзятость, вытекавшую из его понимания сущности СССР, Троцкий проявил в характеристике советской внешней политики … Ряд оппозиционных коммунистических групп на Западе (германский Ленинбунд, французские синдикалисты, группировавшиеся вокруг Пьера Монатта, и другие) заняли позицию осуждения советской "имперской" политики в этом конфликте [советско-китайский конфликт о КВЖД в 1929 г.] (4:117).

Спустя десять лет, после заключения Пакта между Сталиным и Гитлером, советской оккупации Прибалтики, восточной Польши и других районов, нападения на Финляндию, и т.д. в мировом левом движении возникнет яростный спор о том, не ведет ли СССР империалистическую политику захвата и грабежа, защищать ли Советский Союз от империализма, или нет.

Ответить на эти вопросы лучше всего прочитав книги Троцкого «Преданная революция» (также известная под вторым названием «Что такое СССР и куда он идет?») и сборник статей и писем «В защиту марксизма» (1940 г.). Здесь мы укажем лишь, что анархисты, синдикалисты и последователи различных теорий о «государственном капитализме», «бюрократическом коллективизме», «новом классе» и «советском империализме», под прикрытием борьбы с тоталитаризмом, неизменно переходили на сторону империализма в его борьбе против остатков рабочего режима в СССР, Югославии или других сталинистских государствах (Борис Суварин, Макс Шахтман, Джеймс Бернам, Милован Джилас и другие).

В под-главе «Преданная революция» 4-го тома биографии, авторы запутывают узкий вопрос о книге Троцкого до невозможности. Даем ниже справку о путанице авторов в вопросе о существовании этой книги:

 

Фельштинский в 1994 г. Чернявский в 2010 г. Ф. и Ч. в 2013 г.

«Сборник статей "Преданная революция" впервые был опубликован на английском языке в 1937 г. нью-йоркским троцкистским издательством. Книга была переведена на некоторые иностранные языки. На русском издана не была и как таковая в архиве отсутствует. Ряд статей этой книги Троцкий включил в другие свои публикации». (Фельштинский, «Преступления Сталина», Москва, 1994, Изд. гуманитарной литературы, стр. 280).

«Вместе с тем созревала крупная работа Троцкого, которая была завершена и опубликована в 1936 году. Выпущенная в ряде стран под названием «Преданная революция», она была издана в том же 1936 году в Париже на русском языке под более спокойным наименованием «Что такое СССР и куда он идет?» Троцкий подписал предисловие к книге 4 августа 1936 года» (Чернявский, «Лев Троцкий», Москва, 2010, Молодая Гвардия, стр. 565).

«В норвежском изгнании Троцкий написал книгу, ставшую одной из наиболее значительных работ, посвященных текущему положению дел в СССР: «Преданная революция». Она была завершена и опубликована первым изданием в 1936 г. На русском в Париже она вышла под более академическим названием “Что такое СССР и куда он идет?”. Русское и иностранное издания несколько отличались, из-за чего нередко возникала путаница, и даже сегодня на русском книга существует в двух вариантах, под разными названиями, и многие ошибочно считают “Преданная революцию” и “Что такое СССР и куда он идет?” разными книгами» (4:191).

Сплошные ошибки, а, может быть, намеренная ложь.

Почти верно. Во Франции, на французском языке под общим названием «Преданная революция» Троцкий в 1937 г. опубликовал две книги: том 1-й, «Что такое СССР и куда он идет?» и том 2-й, «Преступления Сталина».

Нам представляется, что путаницу и ошибки допускает именно Фельштинский.

 

На самом деле, Троцкий закончил книгу в начале августа 1936 года и отослал ее своим переводчикам во Франции и США. Она была вскоре издана на разных языках, произвела сильное впечатление по обе стороны Атлантического океана, и до сих пор поражает читателей глубиной анализа и силой предвидения. Машинописная копия манускрипта хранится в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. Книга есть в продаже в Amazon на английском языке, в Озоне и в издательстве «Искра-Research» на русском языке и т.д. Вот, бесплатная версия в Интернете.

По замыслу Троцкого, эта книга, — а также анализ первых двух московских процессов, «Преступления Сталина», законченный в мае 1937 г., — составляли двухкнижную серию под общим названием «Преданная революция» (La révolution trahie). Из-за задержки с французским переводом книга «Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?» лишь на месяц-два опередила выход «Преступлений Сталина». Вот французские обложки обеих книг в издательстве Grasset и в переводе известного бельгийско-русского революционера, Виктора Сержа, изданные с тесным участием сына Троцкого, Льва Седова. Кое-где, особенно во Франции, эти две книги называют первым и вторым томами двухтомника «Преданная революция». Главное: книги существуют и их надо читать.

 

«Преданная революция [Что такое СССР и куда он идет?]», написана в 1936 г., издана в 1937 г.

«Преданная революция: Преступления Сталина», 1937 г.

«Преданная революция» — природа СССР.

Что же касается содержания и главных идей книги то авторы биографии делают следующую операцию. Во-первых, они обзывают Троцкого «коммунистом-утопистом, фанатиком и догматиком» (4:192). Во-вторых, они делают туманную ссылку на диалектику. В-третьих, они пугают потенциальных читателей этой книги тем, что «Разобраться в этом запутанном философском клубке было невозможно» (4:193). Затем, они приписывают Троцкому непонятное определение СССР: Троцкий «изобрел новый устраивающий его термин “бюрократический абсолютизм”» (4:196). В-пятых, они полностью опускают из своего рассказа прогноз, сделанный Троцким в книге на основе своего диагноза. Да, Троцкий ответил на оба вопроса — диагноза и прогноза, — поставленные в заголовке книги: «Что такое СССР и куда он идет?»

Льва Троцкого в этой книге и в других статьях не устраивают простые и краткие определения и термины. Он снова и снова повторяет, что старые определения: «социализм», «государственный капитализм», «бюрократический коллективизм», «новый класс» и пр. не годятся для понимания сложной и противоречивой действительности. Главные идеи книги остаются вне понимания критиков Фельштинского и Чернявского. Вот они: Во-первых, Троцкий прослеживает эволюцию Советского государства за 19 лет после 1917 года, зигзаги в политике большевиков и противоречивые элементы в экономике, обществе и правящей элите. Он ярко выявляет борьбу общественных сил и незаконченную природу советского общества.

Во-вторых, Троцкий дает сложное, факультативное определение сложной общественной динамики:

«СССР представляет промежуточное между капитализмом и социализмом противоречивое общество, в котором: а) производительные силы еще далеко не достаточны, чтоб придать государственной собственности социалистический характер; б) порождаемая нуждою тяга к первоначальному накоплению прорывается через бесчисленные поры планового хозяйства; в) нормы распределения, сохраняющие буржуазный характер, лежат в основе новой дифференциации общества; г) экономический рост, медленно улучшая положение трудящихся, содействует быстрому формированию привилегированного слоя; д) эксплуатируя социальные антагонизмы, бюрократия превратилась в бесконтрольную и чуждую социализму касту; е) преданный правящей партией социальный переворот живет еще в отношениях собственности и в сознании трудящихся; ж) дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму; з) на пути к капитализму контр-революция должна была бы сломить сопротивление рабочих; и) на пути к социализму рабочие должны были бы низвергнуть бюрократию. В последнем счете вопрос решится борьбой живых социальных сил как на национальной, так и на мировой арене».

На основе анализа советской действительности Троцкий дает две альтернативы развития:

«Чиновник ли съест рабочее государство, или же рабочий класс справится с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит судьба СССР».

Как мы знаем, через 55 лет после написания этих строк, в 1991 году советские чиновники съели Советский Союз.

Описывая работу «Преданная революция», Фельштинский и Чернявский не могут не признать ее ценность, особенно по сравнению с работами других современных обозревателей:

«Действительно, по аналитическому уровню, по степени обобщений эта работа стояла намного выше публицистических произведений о Сталине, которые при всей своей яркости уступали по силе анализа. Троцкий попытался разобрать и проанализировать законы мировых революций, а не отдельные интриги, преступления и предательства советского диктатора Сталина» (4:196—197).

В под-главе биографии под таким же названием авторы продолжают разбор текста:

«В книге Троцкого отмечались важнейшие показатели промышленного роста СССР, размах индустриализации. Но уже в первом, так сказать "позитивном", разделе работы указывалось, что СССР остается изолированным государством, что капитализм сохраняет огромный перевес в отношении техники, организации и культуры труда, что показатели производства в СССР на душу населения, особенно в области легкой промышленности и сельского хозяйства, остаются крайне низкими. Деликатно не указывая, в каком именно направлении движется Советский Союз, автор сообщал, что СССР проходит через подготовительную стадию, заимствуя технические и культурные завоевания Запада. Кратко рассмотрев основные этапы хозяйственного развития СССР — от военного коммунизма через НЭП к индустриализации и насильственной коллективизации — Троцкий подробно остановился на катастрофических последствиях ограбления деревни…» (4:193).

«Троцкий пытался ответить на два коренных вопроса: действительно ли в СССР осуществлено социалистическое общество; действительно ли страна застрахована от опасности капиталистической реставрации не только в результате внешней интервенции, но и из-за событий, происходящих внутри СССР. Он доказывал, что в СССР тем не менее существует рабочее государство, которое еще не является социалистическим… Однако,… в СССР наличествовало принципиальное противоречие между большевистской программой и советской действительностью: сохранение "буржуазного права" и сохранение "буржуазного органа" в лице все более усиливающейся бюрократии, в виде становящегося все более деспотичным государства, выделяющего и поддерживающего привилегированное меньшинство — правивший слой…» (4:193—194).

Ф. и Ч. вкратце обрисовывают мысли Троцкого о советском термидоре, вырождении партии и перерождении режима и продолжают:

«Разносторонне рассмотрев рост социальных антагонизмов, включая расслоение пролетариата и противоречия колхозной деревни, которая едва приходила в себя после «грозного взрыва гражданской войны», критически рассмотрев проблемы семьи, молодежи, культуры, армии, внешней политики, Троцкий попытался дать определения того социально-политического устройства, которое в это время существовало в Советском Союзе. Он отвергал утверждение некоторых социал-демократов, что в стране установился государственный капитализм, а советская бюрократия превратилась в новый господствующий класс. Он полагал, что "вопрос о характере СССР еще не решен историей". Вопрос этом еще только мог быть решен, по мнению автора, в будущем — борьбой социальных сил как на национальной, так и на мировой арене.

«Весьма смелыми, особенно имея в виду коммунистическое мировоззрение автора, были сравнения советского строя с национал-социалистическим режимом в Германии. Высмеивая "тайное голосование", намеченное в проекте новой конституции СССР (она была принята 5 декабря 1936 г.), он несколько легкомысленно отмечал, что "на тайное голосование не посягнул и Гитлер". В заключительной же части работы сопоставление гитлеровской и сталинской диктатур было более развернутым: "Мы приходим к неожиданному, на первый взгляд, но на самом деле непреложному выводу: подавление советской демократии всесильной бюрократией, как и разгром буржуазной демократии фашизмом, вызваны одной и той же причиной: промедлением мирового пролетариата в разрешении поставленной перед ним историей задачи. Сталинизм и фашизм, несмотря на глубокое различие социальных основ, представляют собою симметрические явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга" (4:195).

Авторы передают читателю свою версию выводов Троцкого:

«Троцкий приходил к выводу, что нацизм в Германии победил потому, что запоздала мировая социалистическая революция, с пониманием, что, если бы в Европе произошла революция, в ней не осталось бы места фашизму. И на теоретическом уровне с этим, видимо, можно было бы согласиться. По Троцкому, национал-социализм в Германии стал альтернативой интернациональному социализму Маркса.… Существовавшая в СССР политическая власть привела к такой деформации "рабочего государства", которая, по мнению Троцкого, могла быть ликвидирована только силой» (4:196).

Наконец, авторы сообщают, что «Троцкий призывал к политической, но не социальной революции, изобретя для этого новый устраивающий его термин "бюрократический абсолютизм"» (4:196, выделение наше). Они избегают изложения социального содержания этой «политической, но не социальной революции». Нетрудно понять цель биографов, отрицающих классовую точку зрения. Классово-ориентирующийся Троцкий хотел исправить деформированный рабочий режим, восстановить общественное равенство, разрушенное бюрократическими привилегиями, снова задействовать советскую демократию и восстановить свободу советских партий, включая партии Второго и Четвертого Интернационалов. Троцкий хотел сохранить главное завоевание Октября, то есть, государственную собственность на средства производства, избежать восстановления капитализма, которое произошло в 1990-е годы, и на опасность которого он указывал в книге. «Бесклассовые» авторы биографии согласны свергнуть «бюрократический абсолютизм» в пользу демократии «вообще», то есть, рыночной, буржуазной демократии.

Чтобы глубже понять цель Троцкого подумаем о нашем опыте в связи с крахом Советского Союза и реставрацией капитализма в его бывших республиках. Возьмите режим Сталина и его наследников: Хрущева, Брежнева и Горбачева. Даже во время самой злой и кровавой полицейской диктатуры Сталина в 1932 или 1937 гг. советский режим был вынужден сохранять определенные завоевания Октябрьской революции: национальную собственность, общественное здравоохранение и образование, пенсии (хотя мало кто до них доживал), декретный отпуск беременным работницам, бесплатные или очень дешевые массовые культурные и бытовые услуги и т.д. Система привилегий являлась государственной тайной ибо для нее не было никакого оправдания. Барачный ужас жизни рабочих и полуфеодальное закабаление колхозников так резко противоречили установкам марксизма, что Сталин был вынужден истребить наиболее идейных и полезных строителей нового общества, знающих азбуку социализма.

Следующие за Сталиным диктаторы: Хрущев, Брежнев и Горбачев нашли себя вынужденными постоянно проводить кампании по смягчению общественного неравенства и повышению общего уровня жизни. Эти диктаторы — вооруженные однопартийной диктатурой, цензурой, КГБ и «психушками» — повышали заработную плату плохо оплачиваемых категорий рабочих, расценку трудодней колхозников, проводили массовые программы жилищного строительства, сохраняли дешевые коммунальные услуги, вводили новые линии общественного транспорта, строили спортивные стадионы, парки и дома культуры для гражданских масс, пионерские лагеря для детского отдыха и т.д.

А «демократ» Ельцин ввел режим «свободного рынка», то есть, капитализм. При «свободном» «бесклассовом» режиме рынка (мы его зовем буржуазным режимом) все жилищно-коммунальные услуги, квартирная плата, транспорт, пенсии, декретные отпуска, детские лагеря и пр. монетизируются и становятся все менее доступными.

Но откуда взяли авторы биографии термин «бюрократический абсолютизм»? В самой книге Троцкий лишь один раз применяет это словосочетание, в главе «Куда идет СССР?», в под-главе «Неизбежность новой революции»:

«Государство, вышедшее из рабочей революции, существует впервые в истории. Нигде не записаны те этапы, через которые оно должно пройти. Правда, теоретики и строители СССР надеялись, что насквозь прозрачная и гибкая система советов позволит государству мирно преобразовываться, растворяться и отмирать в соответствии с этапами экономической и культурной эволюции общества. Жизнь, однако, и на этот раз оказалась сложнее, чем рассчитывала теория. Пролетариату отсталой страны суждено было совершить первую социалистическую революцию. Эту историческую привилегию он, по всем данным, должен будет оплатить второй, дополнительной революцией — против бюрократического абсолютизма (наше выделение). Программа новой революции зависит во многом от момента, когда она разразится, от уровня, какого достигнет к тому времени страна, и, в огромной степени, от международной обстановки. Основные элементы программы, ясные уже сейчас, даны на протяжении этой книги, как объективный выход из анализа противоречий советского режима».

Троцкий не использует этот термин как законченное определение режима, лишь как агитационный лозунг: за что и против чего должен бороться советский пролетариат. Макс Шахтман, один из вождей американского троцкизма, в 1940 году, порывая с движением революционного марксизма, применил определение СССР — «бюрократический коллективизм». Мы предполагаем, что идейно неаккуратные писатели этой биографии смешали в собственной голове определение Шахтмана с агитационным лозунгом Троцкого.

В 1938 г. в программном документе Четвертого Интернационала «Агония капитализма и задачи Четвертого Интернационала» Троцкий пишет:

«Режим СССР заключает в себе, таким образом, ужасающие противоречия. Но он продолжает оставаться режимом переродившегося рабочего государства. Таков социальный диагноз. Политический прогноз имеет альтернативный характер: либо бюрократия, все более становящаяся органом мировой буржуазии в рабочем государстве, опрокинет новые формы собственности и отбросит страну к капитализму; либо рабочий класс разгромит бюрократию и откроет выход к социализму».

Идейно аккуратный Троцкий посвятил ряд своих работ вопросу о природе Советского Союза. В одной из последних таких работ, в статье «СССР в войне» он оспаривает попытку некоторых левых (Бруно Рицци, Гуго Урбанс, Макс Шахтман) определить Советский Союз как нерабочее государство, а советскую бюрократию, как новый эксплуататорский класс. Эти попытки были тесно связаны с отказом таких бывших марксистов защищать СССР в начавшейся империалистической войне.

Фашизм

Исследователи европейской истории ХХ-го века отмечают глубину анализа Троцкого в 1930-е годы, в частности, его плодотворный анализ национал-социализма и программы борьбы против него. Критический биограф Джоэл Кармайкл отметил:

«Он был практически говоря единственным наблюдателем, который предвидел поход нацистов к власти и угрозу советскому режиму. Он много писал об этом в течение 1930-х годов. На эту тему написаны его лучшие работы» (Trotsky: An Appreciation of his Life, Joel Carmichael, Hodder and Stoughton, London, 1975, pp. 384—5).

«Ключевым фактором для Троцкого было отношение коммунистической партии. Он принимал, как само собой разумеющееся, что социал-демократы, по крайней мере, их руководство, ничего не сделают для того, чтобы остановить Гитлера… Предупреждения Троцкого были написаны вовремя и убедительно; их наполняла драматическая неотложность момента, все, чем мог наполнить их его талант… Они никого не убедили» (Ibid. p. 389).

Другой биограф, Роберт Вистрич, пишет, что

«Анализ национал-социализма (и фашизма в целом), сделанный Львом Троцким, является в марксистской литературе 1930-х годов примером наиболее ясной попытки проанализировать "этот поразительный феномен социальной психопатологии". Троцкий не был единственным писателем-марксистом, сумевшим связно определить фашизм, но он гораздо яснее, чем большинство современников, указал на внутреннюю динамику движения и на некоторые из его потенциальных последствий». (Trotsky: Fate of a Revolutionary, Robert Wistrich, Robson Books, 1979, p. 176).

Укажем, наконец, на оценку английского историка Советской России и междувоенной Европы, Эдварда Халлетта Карра. В своей книге «Закат Коминтерна» он детально разбирает идейное и политическое банкротство Сталина и Коммунистического Интернационала. В отдельном приложении о Троцком он пишет следующие строки:

«Заслуживает внимания то, что во время прихода Гитлера к власти Троцкий продолжал последовательно и по большей части провидчески исследовать и комментировать события… Диагноз и предвидение Троцкого являлись поразительно глубокими» (Twilight of the Comintern, E.H. Carr, Pantheon Books, New York, 1982, pp. 433, 436).

Но нашим строгим биографам не угодишь. Весной 1926 года Троцкий ездил в Германию на лечение и провел там примерно месяц с середины апреля до середины мая. Ф. и Ч. пишут:

«Вместе с женой Троцкий наблюдал празднование 1 мая 1926 г. в германской столице и даже на непродолжительное время затесался в марширующую толпу. Он, разумеется, оставался только наблюдателем, причем наблюдателем, не заметившим ничего особенного в этом традиционном шествии. Наслаждаясь "полной гаммой немецкой республиканской политики" он не ощутил и не осознал назревавшую поляризацию сил — появление и постепенное укрепление Национал-социалистической рабочей партии Германии, конкурирующей с коммунистами в деле противостояния германской социал-демократии. Национал-социалисты, вновь наращивавшие силы после недолгого запрета их партии в результате "пивного путча" 1923 г., почти ежедневно выводили на улицы штурмовые отряды, устраивавшие скандалы и потасовки и вступавшие в столкновения с коммунистическими боевыми группами. Но угрозы в них Троцкий не видел. Поразительно, что, описывая впечатления от своей берлинской поездки, он вообще не упомянул эту партию» (3:185—186).

В этом случае наши «историки» плохо знают историю Германии. Вот как обстояло дело в 1926 году. Мы цитируем из нашего предисловия к книге Троцкого «Немецкая революция и сталинская бюрократия»

«Период сравнительного подъёма на мировом рынке и в Германии в 1924—29 гг. являлся периодом смягчения открытой классовой и политической борьбы. Известный французский историк, Даниэль Геран (Daniel Guerin) пишет: «Между 1924 и 1929 годами силы большого бизнеса субсидировали фашистские банды лишь в той мере, чтобы предотвратить их исчезновение. По сути дела, они в них не нуждались в тот момент, и попросту желали держать их про запас». (Fascism and Big Business, Pathfinder, p. 37).

На выборах рейхстага в декабре 1924 года нацисты получили 907,300 голосов; социал-демократы — 7,881,000 голосов; коммунисты — 2,709,100 голосов. На следующих выборах, 20 мая 1928 года НСДАП была еще менее успешной, получив 810,100 голосов, против 9,153,000 за социал-демократов, и 3,264,800 за коммунистов. Фашисты не показывались в рабочих районах так как социал-демократические и коммунистические группы самообороны полностью правили в этих кварталах. Это особенно касается первомайских демонстраций.

Решающий подъем германского фашизма начался в 1930 году, когда Великая Депрессия объяла Германию, вызвала экономический крах и массовую безработицу, и довела народные массы, включая и массы мелкой буржуазии, до отчаяния. Если читатель интересуется полной историей голосований во время Веймарской республики, они даются в этой таблице.

Впрочем, описывая начало 1930-х годов в следующем томе, авторы вынуждены резко изменить свой тон. Они верно критикуют политику Сталина и Коммунистической партии Германии (КПГ):

«В это время в документах Коминтерна, в заявлениях советских лидеров и покорно следовавших их указаниям немецких коммунистов во главе с Тельманом нацистская опасность не просто недооценивалась, а сводилась на нет» (4:118).

Авторы могли бы сослаться на шапкозакидательство Тельмана, где он безрассудно хвастал: «После Гитлера, мы», в том смысле, что каким-то образом Гитлер придет к власти, чтобы на следующий день упасть и уступить Германию коммунистам. Этот лозунг полностью запутал КПГ. Читатели могут в этой связи вспомнить безумное хвастовство Ворошилова—Сталина накануне июня 1941 года:

«Если завтра война, если завтра в поход…

И на вражьей земле мы врага разгромим

Малой кровью, могучим ударом!»

Ф. и Ч. правильно передают политику Троцкого:

«В противовес этому Троцкий в массе статей и писем предупреждал, что опасность нацизма в Германии налицо, что приход Гитлера к власти означает резкий откат назад в развитии не только Германии, но и всей Европы; что власть национал-социалистов чревата опасностью новой мировой войны» (4:118—119). И дальше: «Троцкий бил все бóльшую тревогу»; «на риск войны против СССР может пойти только нацистская Германия»; «Троцкий провозглашал теперь установку на союз с социал-демократическими рабочими на основе единого фронта для совместной борьбы против нацистской опасности» (4:119—120).

К сожалению, авторы не упоминают мелкобуржуазную политику социал-демократической партии Германии, не менее, а более ответственную за победу Гитлера, чем даже безумная политика КПГ. СДПГ являлась крупнейшей партией Веймарской республики, хребтом, на котором висела вся эта хрупкая структура буржуазной демократии. Социал-демократы заведовали правительствами нескольких земель. В частности, до 1932 года они входили в правительство Пруссии и министр-президент берлинской полиции являлся социал-демократом. СДПГ посадила в кресло президента Германии старика Гинденбурга, который отплатил за эту любезность тем, что 30 января 1933 года назначил Гитлера канцлером.

Что сказать о крупно-буржуазной политике того времени? Фашистская диктатура являлась сознательным орудием итальянской и немецкой буржуазии для предупреждения революции и разгрома собственного пролетариата. Франция, обладающая сильнейшей армией в Европе, «повелительница морей» — Великобритания, и США, величайшая производственная сила и центральный банкир мирового капитализма, все они надеялись использовать Гитлера как таран против социалистической революции в Европе и против Советского Союза. Чтобы не мешать Гитлеру, они повернули свой «слепой глаз» в сторону: вооружения и милитаризации Германии, оккупации Рейнской зоны, аншлюса Австрии, захвата Чехословакии и т.д. Политикой невмешательства и эмбарго вооружений Франция и Великобритания помогли Гитлеру и Муссолини задавить Испанскую республику. На вторжение и захват Польши западные демократии ответили «странной войной». Французская буржуазия затем сама пришла к фашизму и установила режим Виши.

В завершение рассказа о Троцком и борьбе с фашизмом, посмотрим на его перспективу о предстоящей схватке германского фашизма и Красной Армии. Авторы четверокнижия, к сожалению, на нашли места для следующих строк. В 1934 году — то есть, до кровавого разгрома Сталиным руководства РККА — в статье « » Троцкий писал:

«Чтобы оценить всю силу Красной Армии, нет надобности ни в малейшей идеализации того, что есть. Говорить о благоденствии народов Советского Союза по меньшей мере рано. Еще слишком много нужды, горя, несправедливости, а, следовательно, и недовольства. Но мысль о том, будто советские народные массы склонны ждать помощи от армий Микадо или Гитлера, не может быть оценена иначе, как бред. Несмотря на все трудности переходного режима, политическая и нравственная спайка народов СССР достаточно крепка, во всяком случае крепче, чем у вероятных врагов. Сказанное вовсе не означает, что война, хотя бы и победоносная, была бы в интересах Советского Союза. Наоборот, она далеко отбросила бы его назад. Но сохранение мира зависит по крайней мере от двух сторон. Надо брать факты как они есть: война не только не исключена, она почти неизбежна. Кто умеет и хочет читать в книге истории, тот поймет заранее, что если русскую революцию, длящуюся с приливами и отливами уже почти тридцать лет (с 1905 г.!), заставят направить свой поток в русло войны, она развернет грозную и сокрушительную силу».

Спустя шесть лет в тезисах «Манифест Четвертого Интернационала», написанных в мае 1940 г. Троцкий отмечает, в какой степени ослабел Советский Союз благодаря политике Сталина (массовые чистки и разгром Красной Армии, истребление компартий Восточной Европы, Пакт с Гитлером):

«Война есть неподкупная проверка режима. Уже в результате первого периода войны международное положение СССР, несмотря на показные успехи, явно ухудшилось. Внешняя политика Кремля оттолкнула от СССР широкие круги мирового рабочего класса и угнетенных народов. Захваченные Москвой стратегические опорные пункты представят, в борьбе мировых сил, третьестепенную величину. Между тем, Германия получила важнейшую, наиболее промышленную часть Польши и добилась общей сухопутной границы с СССР, т.е. ворот на Восток. Через Скандинавию Германия господствует над Балтийским морем, превращая Финский залив в закупоренную бутылку. Ожесточенная Финляндия, попадает под прямой контроль Гитлера. Вместо слабых нейтральных государств СССР имеет сейчас по ту сторону ленинградской границы могущественную Германию. Слабость обезглавленной Сталиным Красной Армии обнаружилась перед миром. Центробежные национальные тенденции внутри СССР возросли. Престиж кремлевского руководства пал. Германия — на западе, Япония — на востоке чувствуют себя ныне несравненно увереннее, чем до финляндской авантюры Кремля».

Далекий от пессимизма, Троцкий писал, что для победы в войне необходимо свергнуть вредительский режим Сталина. Советские массы понимают, что:

«Поражение его в мировой войне означало бы не простое низвержение тоталитарной бюрократии, а ликвидацию новых форм собственности, крушение первого опыта планового хозяйства и превращение всей страны в колонию…»

Он продолжал:

«Четвертый Интернационал может защищать СССР только методами революционной классовой борьбы… Защита СССР принципиально совпадает для нас с подготовкой международной пролетарской революции».

Кризис капитализма, левая оппозиция и Четвертый Интернационал.

Что пишут авторы про общие общественные условия того времени?

«Возникновение подобных [оппозиционных] коммунистических групп проходило на фоне тяжелейшего экономического кризиса 1929 г., распространившегося на США, Европу и другие континенты. Разорялись и закрывались банки, останавливалась промышленность, резко падало производство, была нарушена внутренняя и международная торговля, катастрофические масштабы принимала безработица, возникали волнения безработных и рабочих, иногда перераставшие в кровопролитные столкновения. Компартии стали призывать к социалистическим революциям» (4:41—42).

Почти верно, но необходимо уточнение. Во-первых, коммунисты-диссиденты появились задолго до экономического кризиса (Бордига, Истмен, Суварин), и затем каждый зигзаг и провал Коминтерна выделял новые группы инакомыслящих. Во-вторых, крах биржи на Уолл Стрит произошел 24 октября 1929 года и открыл десять лет Великой Депрессии. Депрессия кончилась лишь тогда, когда во всех империалистических странах началась отчаянная гонка вооружений в подготовке к новой Мировой войне.

В-третьих, в течение этой декады пролетариат снова и снова пытался свергнуть капитализм: в США, сидячие забастовки на автомобильных заводах и организация Конгресса Промышленных Организаций; миллионные стачки и демонстрации во Франции и Бельгии; стихийная революционная борьба в Испании в июле 1936 г. против фалангистского путча.

Главное, в-четвертых, официальные «компартии» не стали, а, наоборот, перестали призывать к социалистическим революциям. Да, оставались парадные слова о «социализме», но политика «коммунистических» партий в 1934—1935 гг. повернулась в сторону вне-классового Народного Фронта. В целях союза с демократами социалистические мероприятия были отложены до неопределенного будущего.

На протяжении обоих томов авторы время от времени упоминают группы оппозиции, сторонников Троцкого, коммунистических диссидентов, организации международной левой оппозиции и Четвертого Интернационала. К сожалению, в рассказ о троцкистском движении в Европе и Америке проникают нотки злорадства и совсем незаслуженного высокомерия. Авторы много рассказывают о маленькой величине и малой влиятельности групп левой оппозиции в Австрии, Германии, Франции, Болгарии и т.д. Они описывают провокационную деятельность многочисленных агентов Сталина: братьев Соболевичус в Германии, вошедшего в Интернациональное бюро (организационный центр оппозиции) Милля, Марка Зборовского и других.

В главе «Международный оппозиционер» на десятках страниц (4:40—81) Ф. и Ч. злорадно обсуждают длительные внутренние трения в маленьких кружках европейских оппозиционеров. Нет обсуждения политических вопросов и разногласий, но есть множество заметок типа: «С Пазом Троцкий вскоре рассорился» (4:42); «Фишер и Маслов … порвали с этой организацией» [с Ленинбундом], «амбиции Ленинбунда», «между Урбансом и Троцким возникли серьезные тактико-политические разногласия»(4:51) и т.д. и т.п.

Да, маленькие группы левой оппозиции плыли против течения, развивали свои идеи в скромных малотиражных газетах в пику огромным могущественным противникам, против буржуазных, фашистских, сталинистских и социал-демократических партий и правительств.

Но, во-первых, авторы и сами рассказывают, что в ряде случаев недоразумения и споры были спровоцированы тайной полицией Сталина, или тайной и явной полицией буржуазных стран.

Во-вторых, в рассказ «о взаимоотношениях этих организаций с Троцким» авторы вносят большую дозу путаницы. Со слов Шахтмана они передают, что «Между Троцким на самой вершине и наиболее видными его последователями существовала огромная пропасть» (4:41). На самом деле, Троцкий вел личную переписку с сотнями сторонников, с ветеранами движения и совсем молодыми членами различных групп, встречался с ними при каждой возможности. Он был готов обсуждать серьезные политические и исторические вопросы в длинных письмах, которые иногда превращались в целые трактаты. Что касается самого Шахтмана, тот меньше всех заслужил обвинять Троцкого в создании «пропасти». Переписка между ними продолжалась более десяти лет до того, как сам Шахтман прервал ее в декабре 1939 года и отказался дискуссировать с Троцким по поводу характера СССР (см. письмо Троцкого к Шахтману от 20 декабря 1939 г.)

В-третьих, буржуазная и сталинистская реакции выбили из рядов и уничтожили наиболее передовые и продвинутые кадры коммунизма: Розу Люксембург, К. Либкнехта, И. Тышко, Х. Раковского и десятки тысяч других. Если в словах Шахтмана есть здравое зерно, то оно заключается в том, что Троцкий остался единственным представителем этой плеяды революционного марксизма.

В главе «Новые подлости "сволочи из Гори"» авторы описывают происки Сталина и его тайной полиции против инакомыслящих коммунистов и сторонников Троцкого. Здесь описаны убийства: Игнатия Рейсса, Андреса Нина, Эрвина Вольфа, сына Троцкого, Льва Седова и других. В Испании, используя свою материальную поддержку Испанской республике и бесхребетность социал-демократов в республиканском правительстве (Ларго Кабальеро, Хосе Негрина, Индалесио Прието) Сталин сумел поставить деятельность ГПУ на широкую ногу и организовать массовое истребление руководителей левой партии POUM и анархистов.

За исключением 22 месяцев между концом августа 1939 г. и по 21 июня 1941 г. включительно, — когда Сталин был союзником Гитлера — c середины 1930-х годов мировой сталинизм проводил политику «мирного сосуществования» с империализмом. Эта политика возобновилась 22 июня 1941 года и продолжилась в послевоенные десятилетия. Сталинизм предал и провалил социалистические революции в конце Второй Мировой войны, помог империализму восстановить свои колонии в Африке и Азии и буржуазное правление в Греции, Франции, Италии и т.д.

Сталин — стратег мировой революции.

Проследим зигзаги Сталина и Коминтерна в мировой политике:

Осенью 1923 г. Зиновьев и Сталин убеждают Брандлера и КПГ не горячиться, не торопиться, не зарываться, не рисковать. Результат: пропущенная революционная ситуация и провал германской революции.

В 1925—27 гг. в Китае Сталин и Бухарин приказывают молодой китайской компартии повиноваться дисциплине Гоминдана, не разворачивать лозунги социальной революции против национальной буржуазии. Результат: Чан Кай-ши подготовил и провел кровавую баню и разгром китайского коммунизма; изоляция СССР в Азии и агрессивность Японии на Дальнем Востоке.

В 1926 году Сталин и Бухарин сохраняют Англо-Русский комитет и облегчают английским реформистам провал Всеобщей стачки. В результате, британский и мировой капитализм получает передышку, а коммунистические партии замедляют рост.

В 1929—1933 году Сталин ведет авантюристскую политику «третьего периода», называет социал-демократов «социал-фашистами» и раскалывает пролетариат Германии, открывая Гитлеру дорогу к власти.

Согласно Фельштинскому и Чернявскому, именно эти ошибки и провалы социалистической революции являются частью дьявольски гениального плана Сталина убрать со своей дороги социал-демократов и буржуазных либералов.

Тут вмешивается действительная история и даже наши изобретательные авторы вынуждены признать следующее:

«Тем временем конгресс Коминтерна, созванный в 1935 г. и оказавшийся последним, под давлением событий в Германии — прихода Гитлера к власти — взял курс на создание в Европе единого рабочего и антифашистского народного фронта. Предусматривалось, что в народный фронт, в отличие от единого рабочего фронта, будут входить не только коммунистические, социал-демократические партии и другие рабочие организации, но также разного рода "буржуазные" партии и организации, стоящие на левом фланге и выступающие против "фашизма".

«Выступая на международной арене против "фашизма", реакции и подготовки новой мировой войны, заключая соответственные договоры и соглашения, сталинское правительство использовало все более обострявшееся международное положение для нагнетания террора и атмосферы всеобщего страха и дальнейшего укрепления тоталитарной системы внутри страны… Тем не менее внешняя политика Сталина в этот период европейскими демократическими правительствами была воспринята положительно. Разгромив с помощью Гитлера Веймарскую республику и германскую социал-демократию, Сталин теперь отказывался от курса на немедленную мировую революцию и политики конфронтации с социал-демократиями других европейских стран. Он дал разрешение национальным компартиям на вступление в политические блоки с соглашения с европейскими "меньшевиками" ради борьбы с фашизмом. Он отказывался, по крайней мере публично и декларативно, от поддержки национал-социализма в Германии и фашизма в Италии. Он заявил о готовности СССР создать с европейскими государствами систему договоров о взаимопомощи на случай внешней агрессии, под которой в контексте европейских событий могла иметься в виду только агрессия Германии. Для Европы это было логическим продолжением провозглашенной ранее Сталиным теории о строительстве социализма в одной стране. VII конгресс Коминтерна стал последним съездом Интернационала не случайно: Сталин не видел более необходимости в этой организации. Всю остальную работу по организации мировой революции должен был по замыслу Сталина проделать "ледокол революции" Гитлер» (4:212—213).

Мы подходим к концу этого четверокнижия; пора подводить итоги. Книги производят странное впечатление. Правдивые пассажи сменяются фантастическими вымыслами и глупостями. Вот пример из 4-го тома. Сначала, верный и правдивый отрывок:

«Особое место в публицистике Троцкого в последний год его жизни отводилось советско-германским отношениям накануне и в начальный период Второй мировой войны. В этом вопросе автор был беспощаден и разоблачителен, проявляя в то же время высокую степень проникновения в глубинную сущность дипломатической активности обоих "заклятых друзей", разумеется в пределах той скудной информации, которая просачивалась и была ему доступна. Троцкий отмечал, что Сталину было присуще буквально восторженное отношение к Гитлеру еще со времени "ночи длинных ножей" — с 30 июня 1934 г., когда фюрер расправился с негласной внутренней оппозицией в нацистской партии. Лидер альтернативного коммунистического течения был в числе тех немногих наблюдателей, которые отметили поворот Сталина к сближению с Гитлером с момента произнесения отчетного доклада на съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Анализу международного раздела этого доклада Троцкий посвятил небольшую, но весьма емкую статью "Капитуляция Сталина"» (4:388—389).

Тем более странно и фантастически читаются последующие страницы, где Ф. и Ч. приписывают Сталину стратегию мировой революции:

«Стратегия Сталина в отношении революции в Германии отличалась и от прямолинейного подхода Маркса и Троцкого, рассчитывавших на восстание германского рабочего класса, и от антифранцузских планов Ленина, стремившегося толкнуть немцев на создание “фронта на Рейне”. Сталин хотел уничтожить все центристские политические группы и оставить противостоящими друг другу нацизм и большевизм» (4:392).

Авторы водят читателя за нос обсуждая теорию «ледокола», выдуманную В. Суворовым, возможности военной помощи Чехословакии против Гитлера в 1938 году, планы Сталина оккупировать Польшу в 1939 г., планы превентивной войны в 1941 г. и прочее (4:391—401).

На самом деле, Сталин в течение долгого времени ослаблял Советский Союз и подрывал его силу сопротивления империализму. Его программа сплошной коллективизации, в частности, украинский Голодомор, ослабили и разрушили симпатию народных масс восточной Европы к СССР. Его раскольническая политика в Коминтерне в 1929—1933 гг. усилила раскол германского пролетариата и открыла Гитлеру дорогу к власти. Истребление ведущих кадров Коминтерна, упразднение Польской, Западно-украинской и Западно-белорусской компартий лишило Советский Союз и Красную армию наиболее активных сторонников. Наконец, массовое истребление наиболее сознательных и активных строителей СССР (Орджоникидзе, Пятаков, Рыков и сотни тысяч других), убийство и арест десятков тысяч командиров Красной Армии, возвышение олухов вроде Ворошилова, Буденного и Мехлиса вместо расстрелянных Тухачевского, Якира, Блюхера и Гамарника. Эти преступления разоружили Советский Союз накануне войны.

Пакт с Гитлером в августе 1939 года был явно проигрышным для Советского Союза. Хотя Пакт дал Сталину возможность продвинуть границы СССР на сотни километров к западу, но посмотрите, какой ценой? Первой жертвой отрядов ГПУ во Львове, Черновцах, Риге и других захваченных городах были троцкисты и левые активисты. После расстрела левых, ГПУ провело массовые расправы над всеми другими политическими активистами, провело массовые расстрелы польских офицеров в Катыни и восстановило против советского режима массы населения. Это быстро сказалось после нападения Гитлера, когда в захваченных Украине, Прибалтике и даже в РСФСР выросли огромные движения коллаборантов с режимом наци: ОУН-УПА, полиция, РОА (власовцы), дивизии СС, набранные во Львове, Эстонии, Латвии, среди миллионов военнопленных в лагерях и т.д.

Пролетариат Западной Европы был разоружен идейно, когда влиятельная Французская КП и компартии других стран развернули фронт на 180° и Гитлер вдруг стал «миролюбивым другом СССР». Результат: блицкриг и почти бескровный молниеносный гитлеровский захват Польши, Норвегии, Франции, Бельгии, Греции и так далее. Менее явным, но не менее реальным было подавление давнишних коммунистических и про-советских симпатий в германском пролетариате, включая и среди солдат Вермахта. Даже сугубо практический вопрос о подготовке пограничных укрепленных районов был провален: укрепления на старой границе, строившиеся огромной ценой в течение долгих лет были разрушены; новые границы укрепить не было времени.

В короткой статье «Роль Кремля в европейской катастрофе» Троцкий суммирует подрывную деятельность советского диктатора:

«В течение пяти лет Кремль и его Коминтерн пропагандировали «союз демократий» и «Народные фронты» во имя превентивной войны против «фашистских агрессоров». Эта пропаганда, как свидетельствует прежде всего пример Франции, оказала огромное влияние на народные массы. Но когда война действительно приблизилась, Кремль и его агентура Коминтерн, совершили неожиданный скачок в лагерь «фашистских агрессоров». Сталин, со своей психологией лошадиного барышника, думал таким образом обмануть Чемберлена — Даладье — Рузвельта и захватить стратегические позиции в Польше и Прибалтике. Но поворот Кремля имел неизмеримо большие последствия: он не только обманул правительства, но и дезориентировал и деморализовал народные массы, прежде всего в так называемых демократиях. Своей пропагандой «Народных фронтов» Кремль мешал массам вести борьбу против империалистской войны. Своим переходом на сторону Гитлера Сталин неожиданно смешал все карты и парализовал военную силу «демократий» в войне. Несмотря на все машины истребления, решающее значение в войне сохраняет моральный фактор. Деморализовав народные массы Европы — не только Европы — Сталин сыграл роль агента-провокатора на службе Гитлера».

Читатель статей Троцкого конца 1930-х годов может сам убедиться, насколько вредной и близорукой была политика Сталина накануне войны. К счастью, авторы называют некоторые из этих статей, и они все давно опубликованы: «Их мораль и наша», «Каин Джугашвили идет до конца», «Капитуляция Сталина», «Загадка СССР», «Сталин — интендант Гитлера», «Сталин после финляндского опыта» и другие.

Сталину удалось убить Троцкого за десять месяцев до нападения Германии на Советский Союз. Этим, он пытался предотвратить свержение собственной вредительской камарильи. Впрочем, согласно свидетельствам Микояна и Хрущева, в первую неделю войны Сталин впал в прострацию и боялся, что его найдет заслуженная кара. К сожалению, революционеры-марксисты были истреблены. Вместо того, чтобы наказать Сталина как главного вредителя, ответственного за катастрофическую неготовность Красной Армии, Берия, Хрущев и другие «вожди» снова поставили преступника во главе страны, а тот снова начал искать и карать козлов отпущения (П. Рычагов, Я. Смушкевич, Г. Штерн и другие).

Против ожиданий Троцкого, Вторая Мировая война не закончилась мировой социалистической революцией. Империализм и сталинизм поддержали друг друга. Сталин помог восстановить капитализм в Западной Европе; Запад смирился с его гегемонией на востоке Европы. Тоталитарные не-капиталистические и не-социалистические государства под правлением сталинистских бюрократий были установлены на востоке Европы и в Китае. Временное и неустойчивое противостояние продолжалось около полувека и называлось Холодной войной.

А мировая революция? Мы приближаемся к столетию Русской революции. Если говорить в целом, то именно Сталин и сталинизм виновны за то, что капитализм продолжает гнить, разлагаться и угрожать жизни всего человечества. Впрочем, мы отошли от темы этой статьи, хотя, надеюсь, показали значимость идей Троцкого в наши дни.

Итоги:

Это четверокнижие писали двое академически подготовленных историков. Г.И. Чернявский долгое время работал советским историком в Харькове и специализировался по истории Болгарии. Ю.Г. Фельштинский учился в Московском Государственном Университете, затем эмигрировал в США и окончил два престижных университета: сначала Брендайский, затем Ратгерский, в котором получил степень доктора философии по истории. Затем он защитил докторскую диссертацию в Институте истории Российской академии наук. Эти двое патентованных историка совместно написали длинный опус о яркой жизни Льва Троцкого, читать который скучно и бесцельно. Да, есть некоторые факты, сведения, анекдоты; упомянуты важные события и мелочи. Но нет живой истории; злобное невежество пронизает все книжки.

Январь 2017 г.