«Життя і слово»

Группа «Життя i Слово»

Февраль 2021 г.

Эта идейная группа независимых украинских коммунистов жила и действовала в польском городе Львов (Львiв, Lwow, Lemberg) в ужасные 1930-е годы, в условиях сталинского гниения и уничтожения коммунистического движения в преддверии Второй Мировой войны. Чтобы понять значение группы украинских коммунистов, собравшихся вокруг этого скромного, нерегулярно выходившего журнала, надо обдумать трагичную историческую обстановку, в которой оказалось рабочее движение Восточной Европы спустя двадцать лет после Октябрьской революции.

Нетерпеливый читатель может перейти к подшивке журнала, или обратиться к интересующим его главам и подглавам:

Польша и марксизм между двумя Мировыми войнами
Революция и контрреволюция на востоке Европы.	Революция и восточная Европа. Военная карта. Общее положение Польши между двумя Мировыми войнами. Конвульсии польского капитализма: Краковское восстание. Мираж стабилизации. Конвульсии польского капитализма: Пилсудский. Сравнение Польской и Советской Украины: 1920-е годы. Сравнение Польской и Советской Украины: 1930-е годы. В тисках между Гитлером и Сталиным.
Польский и украинский марксизм.	Люксембург и Ленин. Польская компартия. Коммунизм в западных Украине и Белоруссии.
Бюрократия душит Коминтерн.	1923-й год и новое руководство в Коминтерне. Зиновьев, «левый» зигзаг и «большевизация». Фальсификация истории Октября… …и развращение Коминтерна. Теория перманентной революции.
Сталинизм и разгром марксизма.	«Социализм в одной стране». 1926 г.: «Майская ошибка» польской компартии. Левый блок Троцкого и Зиновьева. Объединенная оппозиция. 1927: Против течения. Расправы и фальшивые дискуссии в секциях Коминтерна. Полицейский разгром оппозиции. Левый зигзаг внутри СССР и за его границами.
Как бороться с фашизмом: Единый или Народный Фронт?	Фашизм и партии рабочего класса. Что такое фашизм и как с ним бороться? Формирование Интернациональной Левой Оппозиции Польская оппозиция. Гитлер у власти. Польская секция Левой Оппозиции. Стратегия нового интернационала и тактика энтризма.
Против Гитлера и Сталина, за Четвертый Интернационал.	Правый зигзаг Сталина. Франция и Народный Фронт. Испанская гражданская война и ПОУМ. Сталин и Испанская гражданская война. Сталин — палач коммунистов.
К новой войне.	Мировая революция и мировая война. Учреждение Четвертого Интернационала. Пакт 1939 года: Сталин — сателлит и интендант Гитлера. Пример города Львов. Советизация западных областей. Анти-семитизм: нацисты и украинские фашисты. Анти-семитизм и сталинцы. Анти-коммунизм и сионизм: Почем индульгенция? Украинские коммунисты. Львовский украинский журнал «Життя і слово».

Революция и контрреволюция на востоке Европы.

Октябрь 1917 года потряс весь мир, но особенное значение социалистическая революция в России имела для трудящихся восточной, более отсталой в экономическом и культурном значении, части Европы. На руинах российской, германской, османской и австро-венгерской империй образовались или были восстановлены ряд формально независимых государств: Финляндия и три балтийских республики, Польша, Чехо-Словакия, Венгрия, Австрия, Румыния, Болгария, Юго-Славия, Греция и т.д. «Независимость» Польши, Австрии и т.д. была чисто формальной. Правящие режимы Варшавы, Вены и Бухареста полностью зависели от геополитических расчетов их покровителей и кредиторов в Париже и Лондоне, а те — от стратегически-финансовых расчетов нового гегемона капиталистического мира — Соединенных Штатов Америки (см. брошюру Л. Троцкого «Европа и Америка»).

С редкими исключениями (Чехо-Словакия) послевоенные экономические условия в этих странах были ужасными: обеднение Европы в целом особенно ударило по ее бедной и отсталой, восточной половине: небольшие внутренние рынки, частоколы границ и тарифных барьеров, мятежи и их усмирение вели к хронической безработице и хозяйственной стагнации.

Политические условия в республиках восточной Европы шли в направлении от демократии к полицейщине и белому террору. При их основании в 1918-20 гг. националисты, учреждавшие Эстонию, Польшу и другие республики оправдывали свой анти-большевизм ссылками на демократию и парламентаризм. Но очень скоро сеймы, парламенты и демократические свободы оказались несовместимыми с экономической прострацией и нищетой этих стран. От Финляндии на севере, до Италии, Греции и Болгарии на юге, в этих новых бедных странах к власти приходили фашистские и военно-клерикальные диктаторы, видевшие в разжигании шовинизма единственное средство предотвратить коммунистическую революцию.

Революция и восточная Европа.

Польский буржуазный национализм в начале ХХ века отбросил свое радикальное прошлое и приспособился к монархиям, управлявшим тремя частями Польши: российскому царизму, Австро-Венгрии и Германии. Во время революции 1905 г. буржуазная польская оппозиция, национал-демократы под руководством Дмовского, помогали царским властям боротся с социалистическими демонстрациями. Партия «социалиста» Пилсудского ушла от массовой борьбы и обняла сепаратизм, пытаясь получить помощь от внешних врагов России. Во время Русско-Японской войны Пилсудский в июле 1904 г. ездил в Японию, чтобы заручиться ее помощью против царского правительства. Вскоре он более успешно попытается найти опору против царизма в Австро-Венгрии.

В начале Первой Мировой войны бо́льшая часть польской шляхты и буржуазии осталась верной царскому правительству, пока то владело Варшавой, центральной Польшей и Галицией. Исключение составила «революционная» (правая и шовинистическая) фракция ППС, то есть, Пилсудский. В ноябре 1906 г. под влиянием революции 1905 г. ППС раскололась на «правицу» вокруг Пилсудского, и «левицу» вокруг Феликса Кона. Над головой Пилсудского витал полезный польскому национализму ореол борца с царизмом и героического каторжника. Он и его друзья выражали интересы шляхты восточных «кресов» — с ее вечной борьбой против украинского и литовского мужика — и уже давно отошли от претензий «социализма» к программе сепаратизма любой ценой. Их «революция» состояла из раскола Российской империи с помощью внешнего империализма: японского, германского, французского или британского. В 1914 году Пилсудский организовал «Польский легион» под эгидой Австрии, в который к июню 1916 г. входило около 25 тысяч солдат.

Польская буржуазия сумела в 1918-19 годах опередить в формировании и организации сил как своих конкурентов в украинском галицийском движении, так и классовых врагов слева: коммунистические и лево-радикальные партии, боровшиеся за советскую власть. Сразу же после Октябрьской революции польская буржуазия быстро сменила свою ориентацию, перейдя на сторону Германии, а затем, Франции. 1918 г. во Франции была организована так называемая «Голубая армия», собранная из поляков-военнопленных из германской и австро-венгерской армий, плюс из польских патриотов-добровольцев, собранных в США и Южной Америке. Политическое руководство было в руках Романа Дмовского (будущего главы «эндеции» или Народовой партии); командовал армией бывший австрийский генерал Юзеф Галлер.

Украинская буржуазия во время войны в австрийской Галиции организовала бригаду «сечевых стрелков», которые насчитывали несколько тысяч бойцов. Украинский буржуазный национализм явно отставал от польского в задаче мобилизации сил.

Большим фактором во всем огромном регионе бывшей «черты оседлости» царской России и Восточной Европы было присутствие миллионов евреев. Еврейский пролетариат, ремесленники и растущий средний класс составлял компактные меньшинства в больших и малых городах Литвы, Польши, Украины, Венгрии и т.д. Правые партии буржуазного порядка не имели опоры в еврейских массах и в них преобладали социалистические группы: социал-демократический Бунд и Поалей Сион (сионисты-социалисты). Революционные, радикальные настроения преобладали в среде еврейских рабочих и коммунистические группы имели широкое влияние.

В целом, вся эта средняя полоса Европы: от Прибалтики и Пруссии на севере, до Греции, Албании и Италии на юге характеризовалась чрезвычайной «чересполосицей» народов, племен и религий. В соседних деревнях, жили литовцы, поляки, немцы, чехи, румыны, венгры и т.д. Всюду были вкраплены компактные меньшинства евреев; по дорогам кочевали цыгане. Национальности смешивались в школах, в городах и в промышленности, религиозные различия нивелировались, будущее было за интеграцией.

Образование «чисто национальных» государств было невозможно даже в отношении больших народов с устоявшейся и развитой культурой (поляки, венгры). Оно было немыслимо для решения еврейского или, скажем, хорватского вопроса. Прогрессивное, демократическое и наиболее гуманное решение лежало через свержение всех национальных государств в пользу социалистических соединенных штатов Европы, через программу мировой социалистической революции.

Военная карта.

Июнь 1915 г. австрийские войска входят во Львов.

Летом 1915 года царские войска потерпели решающее поражение, и оставили Польшу и захваченную у австрийцев годом раньше Галицию. Восточный фронт стабилизировался до весны 1917 года. В 1916 г. Австрия и Германия создали марионеточное «польское королевство», которое развалилось осенью 1918 г. вместе с обеими империями. Австрийская империя распалась месяцем раньше, германская — месяцем позже, но осенью началась эвакуация австрийских и германских войск из Польши, Украины, Белоруссии и Прибалтики и старые власти исчезли.

От Финляндии до Черного моря в восточной Европе образовался «вакуум власти». 11 ноября 1918 года, в день капитуляции Германии регентский совет польского «королевства» передал все полномочия Юзефу Пилсудскому и через три дня был распущен. В обстановке вакуума власти, во главе Польского легиона Пилсудский сумел быстро захватить власть в польских городах и оттеснить формирующиеся рабочие Советы. Лишь во Львове его опередила украинская буржуазия, провозгласив 1-го ноября Западно-Украинскую Народную Республику (ЗУНР), и именно в городе и вокруг Львова произошли в следующие месяцы наиболее ожесточенные бои между войсками польского и западно-украинского национализмов. Историк Т. С. Амар пишет о следах пуль и гранат на городских зданиях, получивших у горожан ироничную кличку «четырнадцать пунктов Вильсона» (стр. 35-36).

С точки зрения победоносной Антанты война между буржуазными Польшей и Украиной шла на пользу Советам. «Призрак коммунизма» уже реализовался с «ноябрьской революцией» в Германии и с появлением Советской Венгрии в марте 1919 г., и Антанта спешила организовать силы мелких национализмов (чешского, румынского, польского и пр.) против угрозы новых Советских республик. Антанта была готова пожертвовать пешкой украинского национализма в пользу коня польской буржуазии. В апреле-мае 1919 г. из Франции на помощь Пилсудскому прибыла хорошо обученная и укомплектованная, снабженная сотней французских танков и аэропланами, 70-тысячная армия под командованием Юзефа Галлера. Хотя политический представитель Польши, Падеревский, обещал Антанте использовать эту армию только против Советов, а не против ЗУНР, армия Галлера дала Варшаве решающий перевес в войне против украинских националистов, с одной стороны, против рабочих Советов в Польше, на Украине и в Прибалтике, с другой. Белая Польша на две декады стала для империализма составной частью «санитарного кордона» против инфекции большевизма.

В 1919 г. Красная Армия боролась с генералом Деникиным, наступавшим с юга, генералом Юденичем, наступавшим из Эстонии на Питер, адмиралом Колчаком на востоке. В 1920 году разбитого Деникина сменил Врангель. Всех этих белых генералов энергично поддерживали Франция, Великобритания и другие державы.

Весной 1919 г. Белая Польша воспользовавшись наступлениями генералов-монархистов, разбила Литовско-Белорусскую ССР и захватила обширные территории, населенные белорусами и украинцами. Весной 1920 г., воспользовавшись наступлением ген. Врангеля из Крыма в Таврию, Пилсудский начал в союзе с Петлюрой наступление на Украину и даже захватил Киев.

Ставленник польской шляхты Пилсудский пытался вернуть землю на Украине и Беларуси ее дореволюционным владельцам, в основном, польским богачам. Украинский националист-социалист Петлюра поддержал польскую шляхту. Польские коммунисты поддерживали Красную Армию против националиста-социалиста Пилсудского. На стороне красных были также украинские и белорусские крестьяне и еврейские массы в старой «черте оседлости». Но польское крестьянство еще находилось под влиянием давнишних мечтаний о восстановлении Польши, и поход Красной Армии на Варшаву кончился в августе 1920 года «чудом на Висле», разгромом красных, отступлением на восток и отдачей полякам больших украинских и белорусских территорий. В августе 1920 произошел эпизод, где Сталин, посланный комиссаром в южную группировку Красной Армии, противопоставил личную амбицию захватить Львов общей стратегии захвата Варшавы. Оттуда злопамятный Сталин вынес свою жажду мести в отношении командующего всей кампанией Тухачевского и наркома Троцкого.

В автобиографии Льва Троцкого в главе «Военно-стратегические разногласия» автор описывает спор летом 1920 г. между ним и Лениным о целесообразности похода на Варшаву. Автор подводит итог этой войны:

«Ошибка стратегического расчета в польской войне имела огромные исторические последствия. Польша Пилсудского вышла из войны неожиданно укрепленной. Наоборот, развитию польской революции был нанесен жестокий удар. Граница, установленная по Рижскому договору, отрезывала Советскую республику от Германии, что имело в дальнейшем исключительное значение в жизни обеих стран…»

Общее положение Польши между двумя Мировыми войнами.

Собранная из клочков Российской, Германской и Австро-Венгерской империй, Польша в 1919—1939 годах являлась неустойчивой и национально неоднородной страной. Американский президент Вильсон, пацифист и квакер, в январе 1918 г. объявил миру о намерениях США бороться за вечный мир через так называемые «14 пунктов». Демократия должна была победить германский милитаризм и начертать границы всех государств Европы согласно воле населения и продвинутым этнографическим принципам. Несмотря на высокие принципы и личное полугодовое присутствие Вильсона в Европе в 1919 г., несмотря на несколько комиссий лингвистов, культуроведов и картографов, границы Версальской Европы были начертаны кровью и железом по телам живых народов. Пограничные войны и перекройка границ продолжались в течение всего между-военного периода: Советско-Польская война 1919-1920 гг.; захват поляками литовского Вильно в октябре 1920 г.; перекройка Венгрии в договоре Трианон; Триест и Фиуме, переданные Италии; Данциг и Восточная Пруссия; Рейнская зона и пр.

Согласно спорному цензу 1931 года польскоязычные католики составляли примерно две трети населения Польской республики. Вне спора тот факт, что помимо поляков внутри границ 1921—1939 годов в Польше проживали миллионы евреев, украинцев и белорусов, до миллиона немцев, десятки или сотни тысяч венгров, цыган, русских, литовцев и пр.

Индустриализация польских земель происходила в XIX веке и до 1914 г. в условиях раздела Польши между тремя империями: Германской, Австро-Венгерской и Российской. Развитие этих территорий шло разными темпами: германская и австрийская части были аграрными; российская часть Польши являлась одной из наиболее развитых районов империи Романовых и польские губернии составляли до 15% всей промышленности России. В политическом смысле, такие города как Варшава и Лодзь стояли в авангарде революции 1905 года. Лишь военный террор австро-германских оккупантов предотвратил в 1917 и 1918 гг. захват власти Советами на территории Польши и западных Белоруссии и Украины.

Условия послевоенной разрухи и всеобщего европейского спада особенно тяжело ударили по собранному из лоскутьев трех империй польскому хозяйству. Первая Мировая война, германская оккупация, военная разруха и ужасные миграции миллионов беженцев совокупно отбросили экономику назад. Новые границы и политические переделы лишили Познань и Штеттин (до войны, часть Германии), Лодзь, Вильно, Гродно, Варшаву (до войны, часть России), Краков и Львов (до войны, часть Австро-Венгрии) и другие польские города их привычных хозяйственных связей.

Междувоенная Вторая Речь Посполитая за 20 лет не смогла обрести равновесие и стабильность. Выборы 1919 г. в сейм не дали перевеса ни одной партийной группировке. С одной стороны, коммунисты бойкотировали выборы в польский парламент и пытались расширить влияние рабочих советов. Украинские и белорусские массы тяготели к Советским республикам и к коммунистам, и активные группы сепаратистов вели партизанскую борьбу против польской шляхты и варшавского правительства. С другой стороны, польские социал-демократы (ППС и еврейский Бунд), под давлением слева, отстаивали классовые интересы рабочих масс против буржуазии. Советско-Польская война выражала не силу, а слабость польской буржуазии. Вооруженный Антантой, в союзе с уже выгнанным из Украины Петлюрой, в негласном сговоре с монархистами-генералами Деникиным, Юденичем и Врангелем, Пилсудский возглавил в мае 1920 г. отчаянную попытку шляхты восточных «кресов» восстановить свои дореволюционные привилегии за счет украинского и белорусского мужика. Агрессивная война за «Великую Польшу» должна была также усилить патриотизм коренного пролетариата, задушить классовую борьбу, перевести разрушительную энергию польских рабочих и крестьян на шовинистские рельсы.

В 1919 году победоносная Антанта сумела раздавить Советские республики в Баварии и Венгрии. В Советско-Польскую войну летом 1920 года Красная Армия попыталась прощупать штыком крепость белой Польши. Украинский и белорусский мужик, еврейский ремесленник с радостью и надеждой встретили Красную Армию, но польский рабочий и крестьянин в основном выступили на стороне «своей» буржуазии, преследуя мираж «независимой» Польши. Молодая Коммунистическая Рабочая партия Польши (КРПП), учрежденная в конце 1918 г. из объединения СДКПиЛ и левой ППС, выступила за Советскую власть и за Красную Армию. После победы белополяков КРПП оплатила свое отсутствие патриотизма тем, что Пилсудский загнал ее в подполье.

Во время войны популярность КРПП в польском пролетариате несколько пострадала, но в условиях экономического и политического хаоса буржуазного режима партия начала оправляться и расти. Партия Розы Люксембург пустила глубокие корни в польском пролетариате, а ее антипатриотическая мысль, что Польша обретет свободу лишь тогда, когда будет свергнут царизм, частично оправдалась. Русская революция и распад Германской и Австро-Венгерской империй дали возможность восстановить формально независимую Польшу и ряд других стран. Но настоящая польская свобода зависела от распространения социалистической революции дальше в Германию и Европу. В начале 1920-х годов перспектива новых Советских республик казалась близкой. С другой стороны, антипатриотизм коммунистов вовсе не мешал им привлекать сторонников среди евреев, белорусов и украинцев, среди всех тех, кого угнетал великопольский шовинизм.

В условиях давления пролетариата, с одной стороны, слабости буржуазии, с другой, польская конституция 1921 года была сравнительно демократической, что ставило польскую буржуазию в отчаянное положение. В начале 1920-х годов Польшу окружали растущие на дрожжах НЭПа Советские республики и агонизирующая Версальская Германия. Польская буржуазия тоже агонизировала и коалиционные кабинеты министров сменялись каждые несколько месяцев. В 1923 г. маршал Пилсудский порвал с очередным варшавским министерством, подал в отставку и уехал в свое поместье, Сулеювок, залечивать свое болезненное самолюбие и ждать телеграмму из Варшавы, когда, мол, польская нация снова призовет его «спасти» Польшу, как в конце Первой Мировой войны в 1918 г., или во время «чуда на Висле» в августе 1920 г.

Конвульсии польского капитализма: Краковское восстание.

Даже после победоносной войны против Советских республик и захвата в октябре 1920 г. литовского Вильно (Вильнюс) варшавский режим не мог найти стабильную опору среди значительных слоев польского народа. Этот период характеризовало убийство президента республики Габриэля Нарутовича 16 декабря 1922 г. Инженер-электрик по образованию, профессор с мировым именем, министр общественных работ, а потом иностранных дел, Нарутович вызвал ненависть польских шовинистов своим сравнительно цивилизованным и либеральным отношением к национальным меньшинствам. Пять дней после занятия поста президента его застрелил фанатик-националист из партии Народовой Демократии. Похороны Нарутовича — на них пришло полмиллиона человек — превратились в грустную манифестацию разочарованных надежд польского народа в буржуазной демократии. На похороны его убийцы, расстрелянного по приговору суда, пришло десять тысяч польских шовинистов, показывающих, что они не согласятся ни с какой демократией. Кризис буржуазной Польши продолжался.


	Пилсудский и Нарутович во главе новой буржуазной Польши.

Впрочем, кризисное положение преобладало в 1923 году в Европе. Континент жил на голодных пайках; экономические хозяйства большинства стран стагнировали; политические режимы не находили точек опоры; везде шла ожесточенная борьба правых и левых радикалов, доходившая местами до партизанской войны. Этим летом болгарская компартия по-фаталистски бездействовала во время путча генерала Цанкова против крестьянского премьера Александра Стамбулийского. Разгромив крестьянскую партию, болгарский монархистский и полуфашистский режим перешел к разгрому компартии и загнал ее в длившееся две декады подполье. Еще значительней для судеб Европы оказалось выжидательное и нерешительное топтание на месте Германской компартии летом и осенью того же года. Буржуазная Германия дошла в 1922-23 гг. до грани коллапса: неплатеж репараций вызвал французскую оккупацию Рура; гиперинфляция германской марки разорила средние классы; прострация правящих кругов дошла до точки. Культурный и организованный германский пролетариат — большинство, под влиянием СДПГ и Независимцев, но значительная часть под влиянием компартии — хотел власти, но не знал, как ее добиться.

Положение буржуазной Польши было не легче. Инфляция польской валюты в 1922 году дается следующими цифрами: оборот польской марки в январе 1922 г. — 160 миллионов марок; в январе 1923 г. — 793 миллиарда (то есть, падение ценности примерно в пять тысяч раз). Но рабочее движение не было разгромлено: число забастовщиков достигло одного миллиона, при общей численности полтора миллиона рабочих. (Дзивановски, стр. 102-103).

Банкротство буржуазной Польши вылилось в рабочее восстание в Кракове в ноябре 1923 г. Будущий член коммунистической оппозиции и знаменитый историк, Исаак Дойчер, вспоминает провал восстания:

«Мы в то время имели многие из элементов революционной ситуации: всеобщая стачка, восстание рабочих в Кракове, переход солдат на сторону рабочего класса, и в целом страна находилась в состоянии глубокого брожения. Казалось, что единственным недостающим фактором было отсутствие инициативы со стороны революционной партии, которая повела бы революцию к победе. Польская компартия не показала этой инициативы. Согласно резолюциям Коминтерна, партия тогда вела политику единого фронта с социалистами. В течение некоторого времени эта политика была весьма успешной: партия расширила свое влияние и внесла в классовую борьбу больше энергии. Но, в то же время, партийное руководство упустило политическую инициативу, которая перешла в руки социалистов, а в ключевые дни в ноябре это привело к пагубным последствиям. Рядовые партийцы чувствовали, что партия пропустила и не использовала революционную ситуацию, и они отреагировали с некоторой злобой против «оппортунизма» и отсутствия революционной инициативы со стороны «троих В».» (См. «Трагедия Польской компартии»).

Краковское восстание было провалено польскими социал-демократами (ППС). Стихийная мобилизация краковских рабочих-социалистов успешно отразила нападения полиции и военных. Рабочие разоружили местный полк уланов, захватили один из трех правительственных броневиков и контролировали центр города. Пехота, посланная варшавским правительством, отказывалась стрелять по рабочим и некоторые солдаты переходили на сторону народа. Правда, рабочие ясно не понимали целей восстания: некоторые группы пели «Интернационал», другие кричали «Да здравствует Пилсудский!»

ППС предала наполовину завоеванную победу и заключила гнилой компромисс с дышавшим на ладан варшавским правительством. Коммунистическая Рабочая Партия Польши (КРПП, после 1925 г. она переименована в КПП) не сумела в 1923 г. перехватить у ППС лидирующее влияние на польские пролетарские массы.

В этом восстании принимали участие 22-летний поэт-футурист Бруно Ясенский (Wiktor Zysman) и 19-летний член Ха-шомер ха-цаир (молодежная организация социалистов-сионистов) Леопольд Треппер, позднее ставшие заметными фигурами в Коминтерне и в советской военной разведке, соответственно.

Ясенский (Wiktor Zysman) (1901—1938) в 1929 году бежал в СССР, был редактором журнала «Интернациональная литература» и, как большинство поляков-коммунистов, попал в сталинскую мясорубку и был расстрелян.

Треппер (1904—1982) выехал из Польши в Палестину с группой социалистов, был оттуда в 1929 г. выслан британскими властями, и в 1932 г. приехал в СССР. В 1936 г. легендарный советский разведчик Ян Берзин рекрутировал Треппера в военную разведку, и в 1938 г. он выехал в Бельгию и стал резидентом знаменитой группы советских разведчиков «Красная капелла».
В мае 1941 года наряду с ценной военной и военно-экономической информацией Треппер передал Центру сведения о массированной переброске немецких войск к западной границе Советского Союза, а в июне сообщил точную дату предстоящего нападения нацистской Германии. Однако Сталин не доверял этим сведениям и своим разведчикам: ни Трепперу, ни более известному Рихарду Зорге, ни многим другим. В ноябре 1942 г. гестапо удалось арестовать Треппера и расстроить группу «Красная капелла», но в сентябре следующего года Треппер бежал и нашел убежище у французских коммунистов. В 1944 г. он участвовал в боях Маки против гитлеровцев, а в январе 1945 г. с группой других советских разведчиков улетел в Москву. Там Треппер был арестован НКВД, обвинен в связях с «врагом народа» Берзиным и просидел в советских тюрьмах до «хрущевской» реабилитации в 1954 г. В 1957 г. Треппер с семьей выехали в Польшу, но и на родине он натолкнулся на антисемитизм и подозрения властей. В 1973 г. Треппер с женой выехали в Израиль. Очень интересна книга его мемуаров, «Большая игра».

Мираж стабилизации.

Провал коммунистических революций 1923 года, особенно германской революции, открыл дорогу консолидации и стабилизации европейской буржуазии. Осенью 1923 г. Вашингтон объявил о намерениях помочь европейской стабилизации, а летом 1924 г. — по Плану Дауэса за которым последовал План Юнга — в Германию начали приходить американские кредиты и инвестиции, которые помогли стабилизировать на несколько лет Германию и другие европейские хозяйства, отчасти и польское. «Альтруизм» Дяди Сэма вырастал из необходимости, во-первых, предотвратить коммунистическую революцию в Европе, и, во-вторых, способствовать своим должникам — в первую очередь, Великобритании, Франции, Италии — продолжать платить проценты в счет огромных задолженностей Нью-Йорку.

Стабилизация на основании американских кредитов, начавшаяся в конце 1923 г. была неровной и временной: достаточно вспомнить о крахе на Уолл Стрит в декабре 1929 года и последующей Мировой Депрессии. Все же ручейки долларов текли в середине 1920-х годов к более передовым, перспективным и прибыльным предприятиям, правда игнорируя национальные инфраструктуры, массы населения и традиционно отсталое крестьянство. Новые промышленные предприятия и большие коммерческие магазины в городских центрах Варшавы и Лодзи ударяли по маленьким ремесленным мастерским и полуголодным массам, зависящим от копеечной торговли и ремесла.

Экономическая стабилизация некоторых более передовых отраслей польской промышленности вовсе не помогла малоземельным белорусским и украинским крестьянам восточной Польши. Варшавские правительства Народовой демократии (Роман Дмовский), Национально-Демократической (Владислав Грабский) или Крестьянской партии (Винценты Витос) благоприятствовали только польским капиталистам, и мелкая украинская или еврейская буржуазия продолжали голодать. В Западной Белоруссии, Галиции, Волыни в начале 1920-х годов широко разлилось повстанческое и сепаратистское движение против польской шляхты, которое во многих районах перерастало в хроническую партизанскую войну. Варшава посылала карательные отряды, убитых считали сотнями, и в тюрьмах вместе с коммунистами сидели тысячи украинских и белорусских мужиков.

Конвульсии польского капитализма: Пилсудский.

Стабилизация буржуазной Германии, Австрии и Чехо-Словакии отложила на время развитие европейской революции. Но положение Польши оставалось тяжелым и политический режим в Варшаве дошел до точки абсурда. Приведем оценку американского историка о положении страны в 1925-26 годах:

«Экономическое положение продолжало ухудшаться. Разочарование в финансовой реформе [введение «злотого» вместо марки] вызвало чувство отчаяния. Стоимость проживания и число безработных постоянно увеличивались. В декабре [1925 г.] число безработных дошло до 300 тысяч, то есть, пятая часть всех промышленных рабочих, и по стране прошла новая волна беспорядков… В ноябре, после двух лет во главе правительства, Грабский подал в отставку… Хозяйственное положение страны продолжало ухудшаться. В марте и апреле 1926 г. прокатилось несколько беспорядочных демонстраций безработных. К началу мая безработица достигла 345 тысяч. В Варшаве во время первомайской демонстрации партийная милиция ППС столкнулась с дружинниками КПП и были убиты трое рабочих» (Dziewanowski, стр. 116, 117).

«Незгинела» Польша была в тупике и ее мог спасти только бог… или Пилсудский.

Буржуазная Польша в течение долгого времени создавала легенду вокруг этого мелкого шляхтича из литовско-белорусско-польского района царской империи: рыцарь польской независимости в борьбе против царской России — тюрьмы народов; геройский сибирский каторжник; вождь «революционной» фракции ППС; борец за «Великую Польшу», наследницу могучего Литовского княжества, которое в XV и XVI веках правило землями простиравшимися от Балтийского до Черного моря. В 1918 году Пилсудский, мол, спас и собрал Польшу из развалин трех империй; в 1920 году маршал сотворил «чудо на Висле» и отразил Красные армии, которые дошли до предместий Варшавы и Львова. Теперь, лицом к лицу с банкротством буржуазно-парламентской Польши, этот герой готовился снова сесть на своего белого коня и спасти Польшу «незгинелу» от партийных распрей и продажных дельцов в сейме. На Пилсудском и его легенде скрещивались надежды всех фракций польской крупной и мелкой буржуазии.

Впрочем, все буржуазные партии во время Мировой войны скомпрометировали свой патриотизм. Станислав Войцеховский (Stanisław Wojciechowski), вождь «Пяст», в 1915 г. бежал в Москву, где стал председателем Совета Объединения польских партий и помогал царю отвоевать Польшу. За Россию выступали также Станислав Грабский и Роман Дмовский, впоследствии вожди Народовой Демократии. Партийный товарищ Войцеховского, Винценты Витос, во время войны, как и Пилсудский, поддержал австрийскую корону в ее борьбе за «незгинелу» Польшу.

Пилсудский к 1923 году поссорился со всеми крупными партиями и отсиживался в фамильном поместье его семьи. Поэтому, он не был замешан в последних финансовых скандалах, оставался «чистым». Маршал взял на себя роль «популиста», обособился от крупно-буржуазных партий, осуждал продажность варшавских министерств, и т.д. Во время его последнего приезда в Варшаву в декабре 1925 г. несколько сот офицеров присягнули опальному маршалу на верность и, как писали правые газеты, «призвали его очистить Польшу». Правда популярность среди офицеров плохо вписывалась в роль вождя масс, но те, кто хотел верить в чудеса — верили. Через 2¹⁄₂ года после Краковского восстания рабочих, в мае 1926 г., проведя военный переворот и ослабив Сейм, Пилсудский фактически стал бонапартистским, полуфашистским диктатором Польши. В условиях продолжающейся экономической стагнации Пилсудский разжег и направил великопольский национализм и шовинизм против национальных меньшинств и провел серию антидемократических и антиреспубликанских мер.

Все партии рабочего класса — социал-демократы в ППС, коммунисты в КРПП, еврейский Бунд и другие — к этому времени заняли позицию в поддержку Пилсудского. В ППС было распространено мнение «Пилсудский начнет революцию, а мы ее закончим». Мы можем допустить, что ППС и другие социал-демократические партии верят в Пилсудского, но коммунисты?.. Ведь все струи польского коммунизма давно боролись против национализма и шовинизма, которые олицетворял Пилсудский. СДКПиЛ под руководством Люксембург боролась с Пилсудским со времени основания партии в 1893 г. ППС-Левица порвала с террористической «революционной» фракцией Пилсудского в 1906 году, а после Октябрьской революции присоединилась к партии Люксембург, чтобы создать компартию. Украинские, белорусские и еврейские коммунисты не могли жить в Белой Польше. Мы опишем историю польского коммунистического движения ниже, но для начала отметим уровень его идейного падения к маю 1926 года.

Итак, левые органы печати восхваляли майский военный переворот диктатора-маршала на белом коне. Центральный орган социал-демократической партии ППС, газета «Роботник», потребовала установления «рабоче-крестьянского правительства во главе с Пилсудским».

В статье «Бонапартизм и фашизм» в июле 1934 г. Троцкий писал:

«Вопрос: фашизм или бонапартизм? — породил известные разногласия в среде наших польских товарищей в отношении режима Пилсудского. Самая возможность таких разногласий как нельзя лучше свидетельствует, что мы имеем дело не с несгибаемыми логическими категориями, а с живыми социальными образованиями, которые в разных странах и на разных этапах представляют чрезвычайно крупные особенности.

«Пилсудский пришел к власти в результате восстания, опирающегося на мелкобуржуазное массовое движение и направленного непосредственно — против господства традиционных буржуазных партий во имя «сильного государства»: в этом несомненная фашистская черта движения и режима. Но политический, т.е. массовый удельный вес польского фашизма был гораздо слабее, чем итальянского в свое время и тем более — немецкого; Пилсудскому в гораздо большей мере приходилось пользоваться методами военного заговора и гораздо осторожнее ставить вопрос о рабочих организациях. Достаточно напомнить, что переворот Пилсудского произошел при сочувствии и поддержке польской партии сталинцев! Возраставшая враждебность украинской и еврейской мелкой буржуазии по отношению к режиму Пилсудского затрудняла ему, в свою очередь, генеральный натиск на рабочий класс. В результате такого положения лавированье между классами и национальными частями классов занимало и занимает у Пилсудского значительно большее, а массовый террор — меньшее место, чем в соответственные периоды у Муссолини и Гитлера: в этом бонапартистский элемент в режиме Пилсудского. Было бы, однако, явно ошибочно приравнивать Пилсудского к Джиолитти или Шлейхеру, и ждать на смену ему нового польского Муссолини или Гитлера. Методологически неправильно рисовать себе какой-либо «идеальный» фашизм и противопоставлять его тому реальному фашизму, какой, со всеми своими особенностями и противоречиями, вырос из классовых и национально-классовых отношений польского государства. Сможет ли Пилсудский довести разгром пролетарских организаций до конца, — а логика положения неотвратимо толкает его на этот путь, — зависит не от формального определения «фашизма, как такового», а от реального соотношения сил, от динамики политических процессов в массах, от стратегии пролетарского авангарда, наконец, от хода событий в Западной Европе, прежде всего во Франции. История может с успехом записать, что польский фашизм оказался низвергнут и обращен в прах до того, как успел найти себе «тоталитарное» выражение».»

В течение следующего за майским переворотом периода — и до, и после смерти маршала в 1935 году — вплоть до того как буржуазная Польша рухнула под ударами Гитлера и Сталина в сентябре 1939 г., режим в Варшаве пытался, но не сумел, до конца раздавить польский пролетариат. Польская компартия (КРПП-КПП) была вне закона после 1922 г.; белорусская крестьянская Громада была объявлена вне закона в 1927 г.; выборы, начиная с выборов в сейм в 1928 г. проходили под давлением варшавских властей, которые все более грубо зажимали левые партии. Но режим Пилсудского не смог уничтожить ППС, Бунд и социалистические профсоюзы. В 1930 году образовался парламентский левый блок, «Центролев», который объединил против Пилсудского ППС, Стронництво хлопское, Пяст, Еврейский Бунд и несколько других левых партий.


	Демонстрация Центролева в Варшаве, 15 сентября 1930 г.

Сравнение Польской и Советской Украины: 1920-е годы.

Декада после конца Первой Мировой войны резко отличалась от следующего периода. Режим Ленина и Троцкого был весьма популярным среди трудящихся масс стран Восточной Европы. Советский Союз быстро оправлялся после семи лет Мировой и Гражданской войн и сопутствующей войнам разрухи, и к середине 1920-х годов Советские республики представляли собой радужную картину подъема по сравнению с положением масс в Польше, Румынии и т.д. В материальном смысле, положение крестьянских масс Советских Украины и Белоруссии к середине 1920-х годов поднялось до довоенного уровня, а в некоторых отношениях (социальные услуги, снижение пьянства, образование и культурное развитие) превзошло этот уровень.

Главным результатом Октябрьской революции и Гражданской войны была экспроприация крупных землевладельцев в пользу малоземельных крестьян. Начиная летом 1917 г., российский, украинский, и т.д. крестьянин начал жечь дворянские усадьбы и гнать крупных землевладельцев вон. Выгнав Михаила Терещенко, Павло Скоропадского, иерархов Православной церкви, польских магнатов и белогвардейских генералов-монархистов, Советский режим передал их земельные угодия крестьянам беднякам и середнякам. Английский историк Э. Х. Карр, автор монументальной 14-томной «Истории Советской России» пишет:

«Если до революции крестьянские наделы составляла в совокупности 240 млн. га и равнялась 67,6% площади сельскохозяйственных угодий в пределах территории впоследствии образовавшегося СССР, то через десять лет после революции общая площадь крестьянских наделов достигла 314 млн. га, то есть 88,5% всей площади сельскохозяйственных угодий» (История Советской России, том 5 из 14, Москва, 1989, стр. 170).

В отличие от Советских республик, в восточной Польше власть и земельные угодия остались в руках тех же польских магнатов. Белорусское и украинское крестьянство долго не смирялось с восстановлением дореволюционного режима политического и экономического бесправия. В лесах и болотах Белоруссии продолжали действовать партизанские отряды; в Галиции, Подолье, Волыни и Полесье волновались украинские массы. В польских тюрьмах содержались сотни и тысячи коммунистов и националистов: украинских, белорусских, еврейских.

К середине 1920-х годов крестьянин Советской России и Украины в своей массе питался лучше, чем когда-либо в истории России. Во всяком случае, советский мужик жил более благополучно и достойно, чем крестьяне в Галиции, Бессарабии и Литве. К этому времени (середина 1920-х гг. и до развязки насильственной коллективизации и ее кульминации в Голодоморе) относится сравнительная популярность компартий и дружественных им крестьянских и левых партий в лимитрофах Восточной Европы и близких к ним по социальным условиям странах: Болгария, Югославия, Греция, Румыния. В выборах в польский сейм в 1928 году, например, за легальные про-советские украинские партии (Сельроб, Сельроб-левые) получили около 320 тысяч голосов (иначе говоря, обе фракции Сельроба были второй по популярности украинской партией, после либеральной УНДО). В Беларуси влияние буржуазного национализма было гораздо слабее, чем в польской Украине. Там самой популярной легальной партией была Белорусская Рабоче-Крестьянская Громада, находившаяся под влиянием компартии Западной Белоруссии (КПЗБ). Ее ведущим лидером был Бранислав Тарашкевич и к моменту ее запрета 27 марта 1927 г. в ней насчитывалось около ста тысяч членов. (Radziejowski, стр. 161).

Вот что пишет известный канадско-украинский историк-антикоммунист Орест Субтельный:

“В 1920-е годы характерным для Западной Украины явлением было распространение просоветских настроений. В значительной степени оно было реакцией на явную благосклонность западных государств к Польше и их нежелание замечать репрессивную польскую политику по отношению к национальным меньшинствам. Разумеется, немаловажное впечатление на западных украинцев произвели успехи украинизации и возрождение крестьянства в советской Украине времен НЭПа.” («История Украины», глава «Западная Украина между мировыми войнами»).

Еще ярче в пользу СССР говорили тенденции культурного развития. Число школ, клиник и больниц, библиотек и музеев в ряде стран Восточной Европы в 1920-е и 30-е годы стагнировало и отставало от нужд населения. В некоторых странах (Польша, Румыния) правящие великодержавные клики вели войну против культурных потребностей своих национальных меньшинств и закрывали школы и газеты на украинском, еврейском или русском языках. Впрочем, мы не хотим сказать, что варшавские или бухарестские власти сильно заботились об общем польском и румынском образовании: оно стагнировало и задыхалось в тисках полицейско-бюджетной политики полуфашистски-клерикальных режимов. Все эти реакционные режимы поддерживали власть патриархальных традиций, всякую отсталость и невежество, опирались на традиционно враждебное отношение к образованию и свободомыслию со стороны католической, православной, еврейской и других церквей.

«Великая Польша» унаследовала от Австро-Венгрии 2.151 школу на украинском языке. После проведения в 1924 г. языкового закона (lex Grabski) националистом-министром образования Грабским, на украинских землях Галиции и Волыни осталось только 716 школ на родном языке. «Великая Румыния» унаследовала полмиллиона украинцев и 216 украинских школ. В течение декады они все стали румынскими или двухъязычными (См. Химка)

В отличие от этой картины упадка восточной Европы, Советская Украина и Белоруссия в 1920-е годы являли картину культурного расцвета. Мы снова сошлемся на антикоммуниста Ореста Субтельного:

«Украинизация проникала во все сферы жизни советской Украины. Наибольший эффект она произвела в области народного просвещения. В противоположность царскому режиму советская власть уделяла большое внимание образованию, и ее достижения действительно впечатляют… Особенно успешной стала деятельность Советов по ликвидации безграмотности. Во время революции около 40 % городского населения было грамотным, через 10 лет эта цифра уже достигала 70 %. На селе за тот же период удельный вес грамотных возрос с 15 до 50 %. Поскольку массовое движение за грамотность осуществлялось на украинском языке, рост грамотности означал и расширение воздействия украинизации на сельскую молодежь.» (Там же, глава «Советская Украина: украинизация»).

Польская компартия в центральной и западной частях страны тоже добилась сравнительного успеха в это время. В Варшаве в выборах в сейм в 1928 г. коммунисты получили больше голосов, чем ППС, а в целом в парламент вошло 19 депутатов от коммунистических и близких к коммунистам партий (Дзиванович, стр. 127). Коммунистов поддерживали также в Домбровском угольнам бассейне, одном из немногих районов, где партия сохранила поддержку коренных (польскоязычных) рабочих-католиков. Коммунисты также пользовались успехом среди еврейских, украинских и белорусских масс, и других меньшинств, которые страдали от великодержавного шовинизма Варшавы. Эти успехи коммунистов произошли несмотря на ряд ошибок, путаницы и расколов в коммунистическом движении (смотри ниже), только благодаря общей стагнации Польши и отчаянному положению масс.

В первое десятилетие после Октябрьской революции сравнение жизни масс в Советских республик с жизнью в Польше, Румынии и т.д. говорило в пользу СССР. Не только пролетарские, но и мелкобуржуазные массы Восточной Европы идентифицировались с Украинской и другими ССР. В середине 1920-х годов участилась миграция из Польши, Румынии и т.д. в республики СССР (этому способствовали стесняющие иммиграцию ограничения в США, Франции и других странах). Не только рабочие и крестьяне, но и безработные украинские интеллигенты Галиции видели в переезде из польского Львова в советские Киев и Харьков реальную возможность получить образование, путевку в жизнь, лучшее будущее для себя и своей семьи.

Сравнение Польской и Советской Украины: 1930-е годы.

Режим Пилсудского становился со временем более жестоким, приближаясь к тоталитаризму Муссолини, Сталина и Гитлера. В тюрьмах режима содержались тысячи осужденных судом узников: коммунисты, украинские и белорусские повстанцы-сепаратисты, члены ОУН и др. В 1934 г. был открыт концентрационный лагерь в Берёзе-Картузской, где без суда в жестоких условиях годами содержались непокорные враги режима, как коммунисты, так и украинские фашисты. Пилсудский и его преемники (Бек, Рыдз-Смиглы и Мосцицкий) опирались на далекие Францию и Великобританию и маневрировали во все более опасной Европе. Польша заключила Пакты о ненападении: с СССР в 1932 г., с Германией в 1934 г. В октябре 1938 г. Варшава даже получила от Гитлера кусочек чехословацкой территории в Тешинской области.

Направление варшавского режима «санации» («оздоровления») от ограниченного и урезанного парламентаризма ко все более жесткой диктатуре шло параллельно с соседними Венгрией, Австрией и Германией. В руках Сталина Советский Союз перестал привлекать к себе сочувствие народных масс и возбуждать народное сопротивление диктаторскому режиму «санации». Террор, сопровождавший «сплошную коллективизацию», Голодомор на советской Украине и ужасы Гулага в СССР ввергли в отчаяние трудящиеся массы Польши. Со стороны Германии на массы надвигался фашизм.

Ситуация на Советской Украине коренным образом изменилась из-за победы сталинской фракции в ВКП над левой оппозицией и расправой над Троцким, Раковским и тысячами других коммунистов. Подавив голос марксистской критики, заперев большевиков-ленинцев в политизоляторах и тюрьмах, сталинский режим в 1928-29 гг. объявил «революцию сверху» и открыл войну против крестьянских масс. Лозунги «сплошной коллективизации», «индустриализации любой ценой» и «пятилетки в четыре года» заменили марксистскую теорию, здравый смысл, хозяйственный план и долговременный расчет. Бюрократия защищала свои кастовые привилегии жестокими полицейскими мерами, даже не пытаясь свести концы с концами, практическую политику Кремля с положениями «Коммунистического Манифеста» и программой партии.

Не будучи в марксистском смысле правящим классом, бюрократия опиралась на национализованную промышленность. В борьбе за блага жизни она конкурировала с остававшейся от НЭПа в городе мелкой буржуазией (кустарями и владельцами мелких заводиков), с более зажиточным крестьянином-кулаком. Правящая элита опасалась также рабочего класса и его возмущения ростом неравенства. Термидорианская бюрократия «разделяла и властвовала» по примеру самой продвинутой буржуазии. Она натравливала друг против друга два класса советского общества: пролетариат и мелкую буржуазию (нэпмана и крестьянина). Партийный чиновник районного и всесоюзного масштаба завидовал нэпману и истреблял его, чтобы обеспечить себе львиную долю хозяйственного продукта. Историк В. З. Роговин пишет:

«Для эффективной борьбы с кулачеством экономическими методами (через политику налогов, цен и кредитов) требовалось возрождение партийной и советской демократии. Однако бюрократия, ликвидировавшая демократические механизмы в партии и стране ради сохранения своей монопольной власти и привилегий, оказалась способной лишь на непрерывное ужесточение административного нажима на кулака, что неминуемо вылилось в ожесточённую борьбу против большинства крестьянства». (Роговин В. З. «Власть и оппозиции», М. 1993 г., стр. 179)

Кремль открыл войну против стомиллионного крестьянства сгоняя его в колхозы террором и голодом. В январе 1930 г. была запущена программа «раскулачивания», то есть, конфискации живности, инструмента и всего имущества крестьянской семьи, и «уничтожения кулачества, как класса», то есть, физического террора против крестьян. Весной 1930-го года были мобилизованы и посланы в села провести сплошную коллективизацию более 25 тысяч «передовых», то есть, послушных, рабочих. Инструкции сверху предполагали выселение 3—5% от всего числа крестьян, якобы, кулаков. Сотни тысяч и потом миллионы крестьян с семьями были выселены в отдаленные районы Сибири и Казахстана.

Голодомор на советской Украине был лишь наиболее масштабным действием втиснуть крестьянина в полицейское подчинение держимордам в Кремле. В Казахстане, чтобы вынудить кочевое население скотоводов осесть на месте, Кремль был еще более жесток. В 2013 году Институт демографии и социальных исследований имени М. В. Птухи НАН Украины провёл международную научную конференцию «Голод на Украине в первой половине XX столетия». Одним из результатов обсуждений в Киеве стала публикация демографических потерь в результате голода 1932—1933 гг. Избыточное количество смертей населения Украины составило 3 млн. 917,8 тыс. чел., России — 3 млн. 264,6 тыс., Казахстана — 1 млн. 258,2 тыс. чел., Белоруссии — 67,6 тыс. чел., суммарно на всей территории СССР — 8 млн. 731,9 тыс. чел. Относительные потери от голода 1932—1933 гг. были наивысшими в Казахстане — 22,42 %. На Украине Голодомор убил 12,92 %, в России — 3,17 %, в среднем по СССР 5,42 %.

Капитализм, в своем распространении по планете, веками уничтожал коренное население неспособное врасти в капитализм; местами гибло 90 и более процентов туземцев. Но теперь, в ХХ-м веке, истребление проводили так называемые «коммунисты», по так называемому «пятилетнему плану», во имя так называемого «социализма», и, к тому же, не в далекой Австралии, а в центре Европы. Не мудрено, что трудящиеся массы Европы были запутаны и сбиты с толку, их сознание загажено пропагандой шовинизма и фашизма, с одной стороны, унизительными фальсификациями сталинизма, с другой.

В результате этой «революции сверху» миллионы крестьян были выселены в Сибирь, десятки миллионов согнаны на различные стройки, заставлены в примитивных условиях работать до изнурения, жить в холодных бараках, недоедать. Промышленное развитие скакало вперед, заводы строились, но неимоверно тяжелой ценой, не используя заложенные социалистической революцией возможности.

Противоречивое развитие Советского Союза в 1930-е годы сильно ударило по политической атмосфере в Европе и популярности социализма. Надежды 1920-х годов сменились разочарованием и цинизмом, на которых нагревали руки фашисты и реакционеры всех мастей. Капитализм не стал более привлекательным, напротив, капиталистический мир бился в тисках всемирной Великой Депрессии. Начавшись с краха на Уолл-Стрит, всемирный спад вызвал коллапс на биржах Америки и Европы, сокращение международной торговли и кредита, банкротство известных фирм, банковскую панику, массовые увольнения и миллионную безработицу, обнищание трудящихся масс всего капиталистического мира от США до Германии, Франции и др. На порядок дня капиталистических элит встала программа перехода к фашизму и подготовка к новому переделу мира.

Несмотря на последствия депрессии в странах капитализма пропаганда социализма со стороны Сталина и «коммунистов» была неэффективной. Пресса сталинистов говорила, конечно, о чудовищном обнищании фермеров и рабочих в Америке, о финансовых скандалах в Париже, о фашистских бесчинствах в Италии и Венгрии. Но попытки сталинистов расхваливать достижения пятилеток или наглядно сравнить положение масс в Советском Союзе с положением трудящихся в Польше, Румынии и т.д. наталкивалась на факт резкого и явного обнищания масс в советских республиках.

Наоборот, буржуазные СМИ с эффектом трубили о голоде в СССР, о полицейском разгуле, преследовании демократов и либералов, притеснении религии и пр. Ядовитая анти-коммунистическая пропаганда питалась действительными фактами из жизни советских масс, добавляя, конечно, преувеличения и измышления. Фашистские газеты оценивали сталинизм как террор «жидо-коммунистов» и убеждали народные массы в прелестях фашизма и шовинизма: Муссолини, мол, «навел порядок» в стране, вернул итальянцев к работе, заставил «поезда ходить по расписанию», и пр.

Родоначальник украинского фашизма, Дмитрий Донцов, живший много лет во Львове, уже в Первую Мировую войну проповедовал возрождение Большой Украины, как орудия Великой Германии в ее «Дранг нах остен» (походе на восток).

В тисках между Гитлером и Сталиным.

Во вторую половину 1930-х годов народные массы серединной Европы встали перед ужасным выбором. В Италии и Германии поднялся фашизм, уничтоживший массовые рабочие партии, профсоюзные, кооперативные, спортивные, молодежные и культурные организации рабочего класса, применивший массовый террор для атомизации рабочего класса. Рабочие активисты и социалисты Италии, Венгрии, Болгарии и Германии были арестованы, заперты в тюрьмы, сидели в концлагерях. С другой стороны, на востоке, в Советском Союзе ранние надежды на хозяйственный и культурный прогресс сменились фактами массового террора новой советской бюрократии против крестьянских и рабочих масс. Советская полицейщина превзошла царскую и даже фашистскую в своей жестокости. Рабочие активисты и социалисты Советских республик были арестованы, заперты в тюрьмы, сидели в концлагерях. В СССР самых сознательных, то есть, троцкистов, расстреливали палачи ГПУ.

Рассмотрим поближе, как это произошло.

Польский и украинский марксизм.

Рассмотрим историю польского и западно-украинского коммунизма в начале ХХ-го века.

Люксембург и Ленин.

СДКПиЛ под руководством Люксембург, Тышко, Варского и Мархлевского несколько десятков лет (с 1893 г.) боролась против социал-патриотов ППС. В то время как польские патриоты, включая и «социалистических», продолжали надеяться на бесконечное повторение польских восстаний XIX века, Люксембург и ее друзья ориентировались на социалистическую революцию в России, Германии и Австрии, в трех империях, поделивших Речь Посполитую в XVIII веке. Люксембург и Тышко воспитали в СДКПиЛ здоровое недоверие ко всем формам патриотизма, указывая на его безжизненность, на оторванность либеральной и псевдо-социалистической романтики от действительного развития Польши в концерте европейского капитализма.

В будущей Российской революции Люксембург видела возможность для польского народа завоевать действительное самоопределение. Между Люксембург и Лениным существовал ряд разногласий, но было бы упрощением абсолютизировать их: мол, Ленин — за самоопределение наций, Люксембург — против. Или в вопросе об уравнительной экспроприации земли: большевики — за «черный передел», Люксембург — против.

После взятия власти большевики позаимствовали программу «черного передела» у эсеров, против своей предыдущей марксистской программы национализации передовых поместий и их превращения в государственные с/х фабрики. Как бы мы ни оценивали правоту или неправоту критики Люксембург по адресу большевиков в 1918 году, не забудем, во-первых, что она писала свои статьи в тюремной камере, а, во-вторых, действия Ленина были продиктованы страшным развалом хозяйства России в результате войны, немецкой оккупации и пр. У большевиков не было возможности выбирать хорошую программу в условиях интервенции и Гражданской войны.

По поводу разногласия о самоопределении надо сказать, что ни Ленин, ни Люксембург не делали из национального вопроса самоцель. Предоставив в 1917-18 годах право Финляндии и Украине отделиться от России, Ленин боролся за то, чтобы финские и украинские массы объединились с российскими против империализма и его местных представителей. Финская буржуазия привлекла военную помощь Германии против финских социалистов, и с немецкой помощью провела белый террор против красных финнов. Украинская Центральная Рада Грушевского, Петлюры и Винниченко тоже призвала германско-австрийские войска против рабочих Советов. Красные Советы победили в Гражданскую войну потому, что массы на Украине, в Сибири и в других местах поняли на деле иллюзорность серединного положения между диктатурой рабочих Советов и Белыми армиями. Они поняли гибельную безжизненность местного и национального обособления и необходимость объединения с пролетариатом Советской России для отражения интервенции Белых генералов, Петлюры, Пилсудского и империалистов.

В августе 1920 года Ленин допустил ошибку, послав Красную Армию дальше на запад, в чисто-польские земли, чтобы «прощупать штыком» силу националистической Польши. Казалось бы, Ленин, сторонник «национального самоопределения» должен был склоняться к уважению польского суверенитета. А его оппоненты из СДКПиЛ должны были, согласно мыслям Розы Люксембург, во всех случаях бороться за объединение с Советской Россией. Но ошибка Ленина летом 1920 года была в эмпирической недооценке силы польского патриотизма и в некоторой переоценке сил революции, после шести лет войны и разрухи. Добавим, что, внутри польского коммунизма, выходцы из патриотической ППС-левицы были во время Советско-польской войны не менее энергичными сторонниками Красной Армии и Советов, чем выходцы из анти-патриотической СДКПиЛ.

Главное различие между позициями Ленина и Люксембург выросло из разногласия в РСДРП в организационном вопросе. После раскола РСДРП в 1903 г. Люксембург симпатизировала меньшевикам и их выступлениям против организационных «перегибов» Ленина. Во время революции 1905 г. политически она стояла на самом левом фланге РСДРП, и политика СДКПиЛ в польских областях России была близка политике Троцкого в Петербурге: гегемония пролетариата в революции в форме беспартийных Советов Рабочих Депутатов; упор на международное развитие Российской революции. В 1908 г. в своем польском журнале она опубликовала статью Троцкого «Наши разногласия» с его правильной критикой как меньшевиков, так и большевиков. В период между двумя революциями она отказывалась делать организационные выводы из оппортунизма Каутского и Бебеля, хотя резко критиковала обоих слева, даже более резко, чем Ленин. В августе 1914 г. Люксембург заняла интернационалистскую позицию и мужественно отстаивала ее вместе с Либкнехтом и Лениным. Но она до самой смерти отказывалась сделать организационный вывод из этой позиции и не соглашалась на учреждение Третьего, Коммунистического Интернационала. Обвиняя Ленина в сектантстве и оставаясь в Германской Социал-демократической партии вместе с оппортунистами и пацифистами, она допустила большую ошибку, не смогла отмежеваться от германских социал-патриотов вовремя, и дать пролетариату ясную альтернативу между революцией и контр-революцией во время Ноябрьской революции 1918 г. Она заплатила за это жизнью в январе 1919 г.

Теперь, по прошествии ста лет, мы видим, что формальная «независимость» Польши в 1919—39 гг., в советской сфере влияния с 1945 г. до 1990 года, так же как и современная «независимость» в форме члена Нато и Евросоюза не обеспечивают польскому народу настоящего народовластия. Современная Польша под руководством братьев Качиньских, Анджея Дуды и других националистов стала подсобным орудием в руках американского империализма, или его германского конкурента, которые целятся ослабить и расчленить Россию. То же самое можно сказать и про «незалежну» Украину.

Польская компартия.

Польская компартия (Коммунистическая Рабочая Партия Польши — КРПП) выросла из объединения в 1918 г. двух партий: ППС-левицы (левое крыло патриотической Польской Соц. партии) и СДКПиЛ, анти-патриотической партии Розы Люксембург и Тышко. В январе 1919 года давнишние вожди польского коммунизма, Роза Люксембург и Лео Тышко, были убиты в Берлине во время восстания Спартаковцев. Целый ряд молодых лидеров польского коммунизма — Карл Радек, Феликс Дзержинский, Йозеф Уншлихт — работали в Советской России.

Советско-польская война 1920 года вновь сфокусировала внимание на главной проблеме революции в серединной Европе: как пролетариату завоевать поддержку крестьянства и массы ремесленников, победить силы национализма. Война спаяла в одну партию главные составные части польского марксизма: ППС-Левицу и СДКПиЛ, лево-социалистические группы молодых украинцев, белорусов и евреев из старой «черты оседлости» и из австрийской Галиции.

После окончания войны и становления буржуазной Польши в КРПП вошли с правами автономных секций молодые коммунистические партии Западной Украины (КПЗУ), Западной Беларуси (КПЗБ) и различные лево-социалистические еврейские группы: левые осколки Бунда, Поалей Цион (социалисты-сионисты) и др.

В школе Люксембург польские коммунисты — Адольф Варский, Йозеф Уншлихт, Максимилиан Горвиц, Юлиан Мархлевский — получили серьезную революционную и теоретическую закваску. Партия гордилась героизмом и жертвенностью своих активистов. Много лет спустя историк Дойчер вспоминал:

«… образ Варского на Театральной площади 1 мая 1928 года. Он выступал во главе нашей огромной и нелегальной демонстрации, посреди автоматных и винтовочных выстрелов, с которыми нас приветствовали боевики Социалистической партии. Когда десятки и сотни раненых падали в наших рядах, он высоко поднял свою светло-седую голову, делавшую его легкой мишенью, видной издалека; он неуступчиво и невозмутимо обратился со словами к толпе».

В 1920-е и 1930-е годы, до своего повального истребления в 1938 году от рук Сталина, польская компартия заслуженно гордилась преданностью и мужеством своих партийцев, как давнишних руководителей, так и рядовых членов партии и комсомола. Каждый боевик знал при вступлении в партию, что он идет на Голгофу, что, до окончательной победы социалистической революции, и для этой победы, ему предстоит пожертвовать личной жизнью, не иметь ни дома, ни угла, жить долгие месяцы и годы в голодном подполье, переносить частые аресты, избиения и издевательство полицейских, тюрьму и концентрационный лагерь.

В августе 1932 г. в статье «Привет польской левой оппозиции!» Троцкий вспоминал:

«Только четыре организации, сложившиеся до мировой войны, притом задолго до нее, вошли, как целое, в Коммунистический Интернационал: русский большевизм, польская социал-демократия, болгарские тесняки и голландская левая…

«Польская социал-демократия, как и большевизм, участвовала в течение полутора-двух десятилетий до войны в непосредственной революционной борьбе против царизма и капитала. В то время, как партия тесняков [Болгария] создала на своей верхушке два типа: узкого и безжизненного начетчика, типа Кабакчиева, либо законченного чиновника, типа Коларова-Димитрова, старая польская социал-демократия выработала тип подлинного революционера. Левица ППС включила, правда, в ряды объединенной компартии ряд вполне сформированных и неисправимых меньшевиков (Валецкий, Лапинский, в значительной мере, Костшева и др.). Однако, лучшие из рабочих левицы, проделавшие школу борьбы с царизмом, быстро эволюционировали в большевистском направлении.

«Перелом и здесь внес 1923 год: год бесславного поражения революции в Германии и бесславной победы московской центристской бюрократии, нашедшей опору в термидорианской волне. Чтоб измерить падение польских эпигонов люксембургизма, достаточно сослаться на то, что Варский, когда-то ближайший ученик Розы, поддерживал в 1924—1927 гг. политику сталинцев в Китае и в Англии, приветствовал в 1926 г. переворот Пилсудского в Польше, а сейчас, через посредство Барбюса, братается с французскими франк-масонами под знаменем пацифизма!

«Тем более тревожным должен был казаться тот факт, что пагубный и недостойный курс эпигонства не порождал в рядах польского коммунизма решительного отпора, в лице большевиков-ленинцев. Объяснение этого факта коренится в значительной мере в тех исключительно трудных условиях, в какие поставлена польская коммунистическая партия, борющаяся в нелегальных условиях и притом под самым непосредственным наблюдением сталинского штаба. Польским большевикам-ленинцам приходится, таким образом, действовать в атмосфере двойной нелегальности: одна исходит от Пилсудского, другая — от Сталина. В обстановке подполья исключение из партии, сопровождаемое гнусной травлей и клеветой, представляет для каждого революционера, преданного делу коммунизма, двойной и тройной удар. Таковы те условия, которые объясняют до известной степени медленность формирования польской левой оппозиции и крайнюю осторожность ее первых шагов».

Коммунизм в западных Украине и Белоруссии.

Молодые боевики польского, западно-украинского и западно-белорусского коммунизма могли вырасти в революционное руководство пролетариатом послевоенной Польши лишь на основе осмысления уроков Октябрьской революции и неудачного опыта Германской и европейской революции. Этот богатый опыт войн и революций надо было продумать критически и теоретически, особо выделяя вопрос о теории перманентной революции, то есть, о взаимоотношении пролетариата и крестьянства в предстоящей европейской революции. В этих провинциях никакого национального решения и быть не могло.

Бюрократия душит Коминтерн.

1923-й год и новое руководство в Коминтерне.

В ключевом 1923 году сошлись во времени два фактора: во-первых, маленький, персональный, личностный, и, во-вторых, большое событие мировой политики. Во-первых, заболели и вышли из борьбы Ленин (навсегда) и Троцкий (на время). Во-вторых, была пропущена возможность германской и европейской революции, капитализм временно стабилизировался, революционные вспышки в Европе пошли на убыль. Интересующемуся читателю предлагается наша статья-Предисловие к сборнику работ Троцкого о 1923 годе. Мы обратим ниже внимание на самых непосредственных ударах по революционному авангарду на востоке Европы.

В руководстве ВКП(б) назревал кризис. Советская экономика восстановлялась, но возникали глубокие системные перекосы: восстановление сельского хозяйства, хотя и на примитивной основе ручного, не-машинного труда, опережало выздоровление промышленности. Центральные плодородные районы России и Украины страдали от избытка населения, но медленно растущая промышленность не могла занять работой даже наличную рабочую силу. Безработица — бич капитализма — появилась уже в 1922 г., а в июне 1924 г. число безработных достигло 1,341 миллиона человек (из общего числа рабочих и служащих в 8,5 млн.). Все признавали необходимость крупных капиталовложений в промышленность, но стабильная денежная валюта, червонец, лишь становилась на ноги после эмиссионного краха во время Гражданской войны и «военного коммунизма», и денег в бюджете не было.

В целом, проблемы росли из-за задержки европейской революции и изоляции Советского Союза. Беда была в узком, прагматическом подходе многих руководящих большевиков. С болезнью Ленина узость подхода в Политбюро и ЦК стала еще опасней. В Кремле образовалась тайная «тройка» — Сталин, Каменев и Зиновьев, — которая вначале ставила цель предотвратить приход «чужака», Троцкого, на место больного вождя партии. Ради этой цели «триумвиры» начали изолировать и подкапываться под авторитет второго вождя революции и Советского государства.

Пока первые политические роли в ВКП и Коминтерне играли Ленин и Троцкий, — до конца 1922 г. и IV Конгресса Коминтерна включительно — роль Зиновьева была вспомогательной: главный комиссар Петрограда и Северной области, секретарь Исполкома Коминтерна, многословный агитатор, плодовитый публицист партии. В отсутствие Ленина Зиновьев развернулся в полную силу в Коминтерне и, с целью оттеснить Троцкого, провел ряд решений, которые губительно ударили по развитию коммунистических партий. Вот, ряд примеров:

Зиновьев повел серию интриг, всюду пытался расставить «своих» людей, выдвинул ряд ультра-левых для замены якобы правых лидеров. Уже летом 1922 г. он послал в США интригана из Венгрии, Джона Пеппера (Jószef Pogány), который три года сеял склоки и расстраивал американский коммунизм. Первым действием Пеппера стала пропаганда в пользу Фермерско-Лейбористской партии, которой руководил Роберт ЛаФоллетт. 2 ноября 1922 года по предложению Зиновьева был расширен состав представителей РКП в ИККИ. В русскую делегацию вошел Сталин, который до тех пор не принимал участия в коминтерновской работе.

После второго инсульта Ленина 7 марта 1923 г., «тройка» в Политбюро начала действовать более открыто и нагло: расширение продажи водки, отозвание А. Иоффе из Японии и Китая, смещение близкого к Троцкому Е. Преображенского из редакции «Правды», ввод враждебных Троцкому деятелей в Реввоенсовет Республики, и др. Увеличились финансовые субсидии ряда компартий, в частности организационно-денежная поддержка деятельности КП Германии в подготовке к революционному выступлению; субсидии польской компартии.

По мере того как режим внутри СССР перерождался партийная верхушка находила удобным отослать известного, но непокорного диссидента с влиятельного партийного поста в почетный, но изолированный кабинет в посольстве одной из капиталистических стран.

В июле 1923 г. был снят с руководства на Украине и направлен в почетную ссылку за рубеж пользующийся огромным авторитетом Христиан Раковский. Близкий друг Троцкого и интернационалист до мозга костей, Раковский неоднократно скрещивался с аппаратом Сталина-Зиновьева в вопросе о назначенстве и бюрократических подходах к управлению. На XII съезде ВКП весной 1923 г. он и Скрыпник критиковали чрезмерную централизацию, которую продвигал Сталин. То же самое происходило с другими диссидентами: Крестинского послали в Берлин, Александру Коллонтай в Норвегию, Антонова-Овсеенко в Прагу, Юрия Лутовинова в Берлин, Осинского в Стокгольм, Каменева в Рим и т.д. Отметим здесь, что тот же метод применялся в отношении заграничных коммунистов: диссидентов часто приглашали в Москву, чтобы оторвать их от собственной партии.

Кампания «украинизации» («коренизации» в других республиках) стала средством ввести назначенство в систему, подавить инакомыслие и партийную демократию. Украинизация приобрела анти-демократическую подоплеку: назначение председателем Украинского Совнаркома украинца Власа Чубаря вместо болгарина Христиана Раковского в 1923 г.; вытеснение наркома обороны еврея Троцкого и его замена русским Михаилом Фрунзе в январе 1925 г. и т.д.

Под руководством Зиновьева был спущен на тормозах, а на деле провален, лозунг Советских (или Социалистических) Соединенных Штатов Европы. В 1923 г. под давлением Троцкого лозунг был принят формально, но не получил развития, а потом, при Сталине-Бухарине, вообще отменен в пользу «социализма в одной стране». Между тем, этот лозунг давал зацепку и развивал на деле агитацию за экономическое сотрудничество раскромсанных на куски и стагнирующих хозяйств Восточной Европы с Советским Союзом. Вместо этого, Зиновьев, даже после октября 1923 г., продолжал настаивать на приближении Германской революции, которая сама по себе разрешит проблему хозяйственного развития Европы. Коминтерн долго отрицал временную стабилизацию капитализма, несмотря на комиссию Дауэса в ноябре 1923 г. и американские планы стабилизировать германские репарации. В общем и целом Зиновьев оспаривал тезисы Троцкого о послевоенной гегемонии Соединенных Штатов Америки в мировом капитализме. Сталин долго продолжал рассматривать Великобританию как главного врага СССР — стоит только вспомнить о его поддержке американской ядерной бомбардировки Японии в августе 1945 г. и о действиях СССР против Великобритании в пользу учреждения Израиля в 1947 году.

В октябре 1923 года под эгидой Коминтерна был учрежден так называемый «Крестьянский Интернационал». В руках Зиновьева Крестинтерн и Профинтерн — последний также называли «Красный Интернационал профсоюзов» — стали бюрократическими комбинациями, где советская верхушка собиралась на тусовки с верхами крестьянских партий, английскими лейбористами и профсоюзными чиновниками. В конце парадных конференций советские чиновники, «высокие гости» и «друзья СССР» совместно издавали праздничные манифесты.

В декабре 1923—январе 1924 гг. руководство ВКП повело кампанию шельмования и изоляции Троцкого. Против этой шумной кампании выступили ЦК трех авторитетных компартий: Германской, Польской и Французской. Нельзя сказать, что цекисты этих партий разделяли взгляды Троцкого и Левой оппозиции во время дискуссии в ВКП(б), но Троцкого окружал огромный авторитет в Коминтерне, и теперь вожди различных секций опасались, что грубые нападки на него со стороны Зиновьева и других русских «вождей» ударят по моральному авторитету движения.

В Коминтерне Зиновьев повел грубую борьбу против Троцкого и Оппозиции 1923 года. На заседании ИККИ 6 января 1924 года он сказал:

«Мы того мнения, что наш партаппарат образует квалифицированную и лучшую часть партии, его критику мы считаем абсолютно небольшевистской. Партаппарат представляет собой костяк партии».

Таким образом, критика аппарата была поставлена вне закона, объявлена не-партийной. Всеми правдами и неправдами председатель Исполкома Коминтерна пытался сузить и затруднить связи Троцкого с влиятельными фигурами в мировой партии коммунизма. Амадео Бордига, например, выступил на стороне Троцкого в феврале 1925 года и пытался получить через Исполком Коминтерна необходимые документы, но поперек дороги стоял аппарат Зиновьева-Сталина. В марте 1926 г. Бордига, будучи в Москве, запросил Троцкого напрямик (см. их переписку). Советский историк пишет о лицемерии Зиновьева:

«Троцкий по причине болезни на заседании ИККИ 6 января 1924 года не присутствовал. Зиновьев обещал, что партийные решения, материалы дискуссии, в том числе статьи Троцкого, будут переведены на иностранные языки и опубликованы в партийной печати за рубежом. Но это не было сделано. Наоборот, если материалы русской оппозиции появлялись в коммунистических изданиях за границей, ИККИ видел в этом негласную или открытую поддержку взглядов меньшинства». (http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2008/6/Mukhamedzhanov_Komintern/)

Смерть Ленина развязала руки этой «тройке» и борьба лично с Троцким переросла в борьбу против его единомышленников, против «теории перманентной революции», против правдивого освещения истории партии и, в конечном итоге, в борьбу против марксизма.

После удаления Раковского из Харькова сильно вырос механизм давления на западно-украинскую и западно-белорусскую партии через компартии Советской Украины и Белоруссии. Посланный в Харьков Мануильский сначала был креатурой Зиновьева, но затем перешел на сторону Сталина. Давление сверху через Харьков и Минск усилилось после победы центрального аппарата над Оппозицией в декабре 1923 — январе 1924 гг. Обе молодые секции Коминтерна, КПЗУ и КПЗБ, смотрели на советские компартии как на учителей. Молодые коммунисты Западной Украины и Белоруссии хотели во всем подражать старшим братьям в Советском Союзе. Зиновьев и его тогдашний соратник Сталин использовали в своих целях доверчивость и отсутствие опыта у западно-украинских и западно-белорусских коммунистов, их трения с варшавским ЦК. Зиновьев, а впоследствии, Сталин, использовали КПЗУ и КПЗБ против руководства польского ЦК, обвиняя КРПП в «фракционности» за прежнюю поддержку Троцкого, приписывая польским коммунистам все грехи «люксембургизма» и т.д. (Radziejowski, стр. 37).

Известный активист польского коммунизма Павел Минц в 1924 году был послан руководством КРПП в Белосток, где вошел в ЦК КПЗБ. Он описывает отношения между Польской и Западно-белорусской компартиями (то же самое происходило и в отношении Западно-украинской партии):

«Белорусская КП была формально автономной… и имела своего представителя в ЦК КРПП. Польский ЦК в свою очередь имел представителя в ЦК КПЗБ. Но на самом деле вся партийная работа в Западной Беларуси была в руках минского политбюро — а вернее, в руках Москвы». (Pawel Minc, стр. 144-145).

Зиновьев, «левый» зигзаг и «большевизация».

Провал Германской революции в октябре-ноябре 1923 г. вызвал в Москве поспешный поиск козлов отпущения, а смерть Ленина в январе 1924 г. развязала руки заговорщикам в Политбюро. Внутри ВКП и в Коминтерне началась все более широкая борьба против друзей и сторонников Троцкого. В 1924—25 годах эту борьбу возглавлял Григорий Зиновьев, а Сталин оставался в тени, играя роль скромного секретаря ЦК, умеренного и уравновешенного посредника между более яркими вождями.

Политически, борьба против Троцкого маскировалась как критика правого уклона. Председатель Коминтерна продолжал отрицать факт поражения в Германии и стабилизацию капитализма в Европе, и строил планы о предстоящем развитии ситуации в революционном направлении. Этот «левый» курс Зиновьева-Сталина обвинял Троцкого и его близких друзей в пассивности и «нео-меньшевизме». С помощью Сталина Зиновьев потеснил или вытеснил Брандлера в Германии, Варского в Польше, Суварина во Франции и ряд других популярных в своих партиях лидеров, игравших важную роль в Коминтерне в эпоху Ленина и Троцкого. Из ЦК ВКП(б) был на XIII съезде в мае 1924 г. удален Карл Радек, давнишний и влиятельный в Польской и Германской компартиях деятель Коминтерна. Радек был послан Политбюро в Германию осенью 1923 г. и теперь Зиновьев на него списал тогдашнюю нерешительность московского руководства.

Зиновьев и аппарат Коминтерна критиковали якобы «правые» ошибки германского и польского ЦК: пассивность Брандлера в августе-октябре; пассивность Варского во время краковских событий в ноябре 1923 г.; симпатию к Брандлеру в польском ЦК; защиту Троцкого; грехи «люксембургизма», к которому за волосы притягивали прохладное отношение польского ЦК к сепаратистским национальным движениям в Западной Белоруссии и Украине; и еще многие «уклоны» и «ошибки».

В феврале 1924 г. Зиновьев нанес первый удар по авторитету ЦК польской компартии руками так называемой «берлинской четверки»: Софья Уншлихт (Zofia Unszlicht-Osińska), Юлиан Ленский (Julian Leszczyński-Leński), Генрих Штейн-Краевский (Henryk Stein-Domski) и Людвик Прентки (Ludwik Henryk Prentki-Damowski) (Radziejowski, стр. 40). Уншлихт, Ленский и Штейн-Краевский (Домский) были известными активистами СДКПиЛ, но уже несколько лет работали в Советской России. Ленский раньше помогал Сталину в наркомате национальностей, а теперь Зиновьев назначил его в непокорный и слишком независимый Польский ЦК.

Второй удар по КРПП произошел на V Конгрессе Коминтерна летом 1924 г., где Зиновьев обвинил Варского в пассивности во время Краковского восстания, и усилил «левую» оппозицию в польском ЦК. Зиновьев привлек Сталина в работу Коминтерна и тот даже возглавил польскую комиссию V Конгресса, которая организовала наказание польского ЦК за его вмешательство в декабре 1923 г. в расправу «тройки» над Троцким. Зиновьев снял «правых» с руководства секций, несмотря на их популярность и уставы самой партии: Брандлера и Тальгеймера в Германии, «трех В» в Польше, Б. Суварина во Франции. Чтобы ослабить Варского и других упрямцев в польском ЦК Исполком Коминтерна даже оставил их в Москве на некоторое время после окончания Конгресса.

Внутри КРПП бушевала в 1924—26 гг. борьба между правыми «тремя В» (Варский, Вера Костшева и Валецкий) и левыми, Домским и Ленским. Когда в конце 1925 г. Зиновьев открыл борьбу против московского аппарата Сталина, Домский поддержал Зиновьева; Ленский стал орудием Сталина. Известный нам историк Карр пишет о периоде V Конгресса Коминтерна:

«Поскольку в то время уже было принято решение осудить Брандлера, Тальгеймера и Радека как виновников поражения в Германии, эти обвинения почти автоматически распространялись на КПП за поражение в ноябре. Дискредитация «трех В» явилась логическим продолжением падения Брандлера. Правое крыло в польской партии, как и в чехословацкой, подверглось осуждению по аналогии. Когда во время дискуссии в русской партии польские лидеры открыто выступили в защиту Троцкого, а затем и Радека, они предопределили свою судьбу, вызвав решительное осуждение со стороны триумвирата, и были причислены к правому крылу троцкистского толка, подобно уже существовавшему в немецкой и чехословацкой партиях». (История Советской России, том 7 из 14, Москва, 1989, стр. 141).

Сопровождая свой «левый» курс, весной 1924 г. Зиновьев с помощью Сталина запустил в Коминтерне кампанию так называемой «большевизации».

Под «большевизацией» Ленин и Троцкий понимали завоевание коммунистами авторитета в рабочем классе и его классовых организациях: Советах, фабрично-заводских комитетах, профсоюзах, кооперативах и пр. Под «большевизацией» Зиновьев и Сталин называли имитацию внешних форм организации большевистской партии, навязывании партиям Коминтерна военной дисциплины. Злоупотребляя авторитетом ВКП, «большевизация» на практике насаждала конформизм, вела к снижению общего идейного уровня, вытеснению критиков и непокорных. Это имело немедленные вредные последствия в более опытных партиях Германии и Польши, но болезнь метастазировала во всех коммунистических партиях. В Коминтерне рос режим слепой дисциплины, закулисных интриг, карьеризма и избиения старых кадров за инакомыслие. Критика ошибок заменялась поиском козлов отпущения, охотой на «уклонистов», чехардой и частыми сменами руководства. Произошла стандартизация названия секций Коминтерна, в частности, в 1925 году Коммунистическая Рабочая партия Польши, КРПП, была переименована в Коммунистическую партию Польши — КПП.

В Германии, например, при наличии чисто декоративной фигуры Клары Цеткин, быстро сменялись центральные руководители: Пауль Леви, Генрих Брандлер, Август Тальгеймер, Рут Фишер, Аркадий Маслов, Гейнц Реммеле, Эрнст Тельман и др. Во Французской КП Исполком Коминтерна провел кампанию против Б. Суварина, П. Монатта и А. Росмера, вставших на сторону Троцкого в его критике бюрократизма в ВКП. В итальянской компартии пошло вытеснение А. Бордиги, его замена более удобными П. Тольятти и А. Грамши. В целом, курс шел от испытанных революционеров к карьеристам и лизоблюдам (см. Троцкий: Кто есть кто в Коминтерне?).

Даже наиболее авторитетные лидеры КРПП — Варский, Вера Костшева, Валецкий, Мархлевский — после 1924 г. оглядывались на Москву и ждали решений «центра». Революционеров в Польской, Западно-украинской и др. компартиях вытесняли исполнительные администраторы.

Фальсификация истории Октября…

Осенью 1924 г. произошла скандальная «литературная дискуссия» вокруг статьи Троцкого «Уроки Октября». Троцкий написал ее как раз для того, чтобы дать на примере удачной Октябрьской революции урок тактики и маневра молодым коммунистам в РКП(б) и в Коминтерне, помочь предотвратить в будущем ошибки 1923 года: пропущенные революционные возможности в Болгарии, Германии и Польше. В бездействии болгарской КП во время путча Цанкова и в гибельной рутине германской КП в августе—октябре 1923 г. Троцкий заметил признаки пассивности и приспособления к статусу-кво, непонимание революционной ответственности каждого партийца за поведение партии в целом, оглядку назад и наверх, на якобы все знающих «вождей».

Весной 1917 г. Ленину пришлось убедить большевистскую партию отказаться от поддержки Временного Правительства «постольку, поскольку» и звать к власти Советов. После разгрома Керенским июльского выступления в Петрограде, Ленин из подполья даже призвал отказаться от лозунга «власть Советов» в пользу вооруженного восстания под руководством большевиков. В конце августа большевики мобилизовали рабочий класс в поддержку меньшевистского ЦИКа Советов против восстания Корнилова. В сентябре Ленин заодно с Троцким боролись за бойкот Предпарламента. Потом Ленин вернулся к лозунгу «власть Советов». Как понять эти повороты и смены лозунгов? Как понять сближение Ленина с Троцким — который вовсе не отказался от «теории перманентной революции» — и продолжающуюся весь 1917 год и дальше их общую борьбу с правым крылом в большевистском руководстве? Факты показывали резкую идейную борьбу внутри большевистского руководства и подрывали репутации «триумвиров», завоевавших теперь, после смерти Ленина, руководящее положение в Кремле.

Правящая в ВКП фракция сделала публикацию этой статьи предлогом для полномасштабного избиения Троцкого и его сторонников. В ходе этой очень односторонней «дискуссии» и в целях спасения репутаций членов «триумвирата» была развязана кампания грубой фальсификации событий Октября. Идейное сползание верхушки шло в сторону неслыханного до тех пор в марксистском движении религиозного тезиса о «непогрешимости и монолитности руководства», безразличия к фактам и вопросам доктрины, слепого доверия вышестоящим секретарям, невежества.

…и развращение Коминтерна.

Фальсификация фактов недавней истории деморализовала ряды Коминтерна и имела особенно ужасное влияние в Польше и других лимитрофах, где множество коммунистов знали русский, украинский и пр. языки и могли, хотя бы урывками, читать советскую прессу. Активный деятель Коминтерна Виктор Серж вспоминает:

«Коррупция, низкопоклонство, интриги, тайное осведомительство, официальный дух начинали играть все большую роль в работе служб Коминтерна. Самым худшим было то, что ради сохранения влияния или политического поста следовало постоянно одобрять действия русских и их эмиссаров. Впрочем, деньгами распоряжались они, другие партии находились на положении бедных родственников… Чтобы вдохнуть в них жизнь, Интернационал использовал два или три средства: ставил на руководящие посты в них своих серых кардиналов, большей частью русских, то есть чуждых западному менталитету и преданных Зиновьеву; посылал значительные денежные средства; отстранял старых опытных политиков и заменял их молодыми активистами, которые порой оказывались всего лишь честолюбцами. Партии переживали кризис за кризисом». (Виктор Серж. «От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера».)

Под прикрытием лозунга «большевизации» правящая клика провела, по определению Троцкого, «государственный переворот в Интернационале». Активист Польской КП в эти годы пишет:

«Непокорные иностранные вожди были почетно переведены на высокие посты в штаб-квартире Коминтерна в Москве, где попадали в объятия всестороннего организационного контроля и были изолированы от сторонников; против них было мобилизовано общественное мнение в других компартиях; в их собственной партии Коминтерн выдвигал и поддерживал их оппонентов и конкурентов». (Stalin, a political biography, Isaac Deutscher, Vintage, 1949, p. 397).

Не забудем и о финансовом рычаге:

«Крупные иностранные партии конечно могли бы обходиться без московской поддержки, но Москва советовала им не стесняться в средствах на постройку аппарата и расширение пропаганды. В той мере, в какой эти партии следовали совету Коминтерна, они расширяли свой бюрократический аппарат и становились все более зависимыми от субсидий центра» (там же).

Финансово-организационные рычаги в Коминтерне имели разрушительное влияние на молодые компартии. В марте 1929 г. в статье о различных группировках коммунистической оппозиции Троцкий писал:

«Некоторые товарищи говорят и пишут, что русская оппозиция слишком мало делает для организационного руководства международной оппозиции. Я думаю, что под этим упреком скрывается опасная тенденция. Мы не собираемся в нашей международной фракции воспроизводить нравы и методы зиновьевского и сталинского Коминтерна. Революционные кадры в каждой стране должны формироваться на собственном опыте и стоять на собственных ногах. Русская оппозиция не располагает — приходится сейчас почти сказать: к счастью — ни орудиями государственной репрессии, ни финансовыми ресурсами государства. Дело может идти только и исключительно об идейном влиянии, об обмене опытом. При правильном руководстве международной фракцией это даст, разумеется, ускорение роста оппозиции в каждой стране. Но источников влияния и силы каждая национальная секция оппозиции должна искать внизу, а не наверху, в среде собственных рабочих в группировке вокруг себя молодежи, в неутомимой, энергичной и подлинно самоотверженной работе» (см. http://iskra-research.org/FI/BO/BO-01.shtml; выделение наше).

Своей кульминации фальшиво-левый курс Зиновьева достиг в конце 1924 года. В декабре Зиновьев запустил авантюристский путч в Эстонии, провал которого ударил по его собственной репутации, и сыграл на руку Сталину. После провала авантюры в Таллине, и с запозданием на год, Коминтерн признал наконец факт стабилизации капитализма и начал проводить правую коррекцию курса. Чтобы свести концы с концами и защитить подмоченные репутации «вождей» на прессу Коминтерна надели тесные шоры, все больше вопросов становилось запретными: роль Троцкого; фракции в РСДРП и история партии; классовые противоречия Китайской революции, роль Гоминдана и китайской компартии; Муссолини и СССР (советский посол в Риме пригласил фашистского диктатора в ноябре 1924 г. праздновать годовщину Октября); оппортунизм Лейбористских «друзей СССР» в Англии. Документы оппозиции 1923 года не переводились на важнейшие языки Коминтерна, копии ее тезисов ходили по рукам и приняли характер контрабанды. Виктор Серж в своих Воспоминаниях передает нам анекдот того времени: «Зиновьев, это самая большая ошибка Ленина».

Фальсификация исторического наследия большевизма дошла до скандального уровня в двух вопросах: во-первых, запрет на публикацию Завещания Ленина, во-вторых, ложь и вымыслы вокруг идей и программы Левой оппозиции. Правящая клика наложила запрет внутри ВКП(б) и в других секциях Коминтерна на публикацию правдивой информации об оппозиции. В 1925 году разразились скандалы в США и во Франции связанные с тем, что иностранные сторонники оппозиции, Макс Истман, Пьер Монатт и Альфред Росмер опубликовали Завещание и правдивое изложение политических разногласий внутри ЦК. Лживая и нервная реакция Коминтерна на эти разоблачения подрывала авторитет коммунистического движения во всем мире и давала пищу антикоммунистической агитации.

Троцкий первым в Коминтерне обратил внимание на изменившееся в ходе Мировой войны соотношение сил между США и Европой, выросшее положение Америки в делах мирового капитализма, снижение влияния Великобритании, Франции и других европейских держав. В 1924 г. он заметил в известном докладе «К вопросу о перспективах мирового развития», что американский капитализм «сажает Европу на паек». Через год в книге «Куда идет Англия?» он показал, что гегемония Америки кардинально меняет классовые отношения в Великобритании: английский пролетариат теряет свое привилегированное положение и ход событий толкает его к революции и борьбе за власть.

Но руководство Зиновьева и Сталина далеко отошло от марксистской постановки вопросов. Вместо жгучих политических вопросов теоретические журналы на разных языках оспаривали тезисы Троцкого и схоластически обсуждали отвлеченные и маргинальные вопросы: степень феодальных рудиментов в экономике Силезии; аграрное движение в Пенджабе (Индия). Впрочем, дело было не в выборе темы, а скорее в характере ее освещения. К этому времени партийный аппарат Сталина во всю мощь рекрутировал и записывал в партию бывших социал-демократов, как меньшевиков, так и большевиков, отошедших давно от политики и занимавшихся личной жизнью. Тысячи обывателей, в молодости баловавшиеся революционной политикой, а после 1907-8 годов отошедшие от революции, теперь вступили в правящую ВКП(б) и даже продвинулись в высшие учреждения партии и ее Центральный Комитет (Л.Б. Красин, А.П. Серебровский). Такие Октябрьские (1917 год) противники большевиков, как давнишний идеолог меньшевизма А.С. Мартынов (Пиккер), делали карьеру в ВКП и служили «специалистами» в ВУЗах и редакциях (Мартынов писал статьи против Троцкого в авторитетном журнале «Коммунистический Интернационал»).

Зиновьев ввел в Коминтерне бюрократический метод: академически-профессорская лекция совмещалась с оппортунизмом на практике. Бывший идеолог меньшевизма, Мартынов-Пиккер со знанием дела описывал австро-марксизм и осуждал Троцкого за отклонение от старо-большевистской формулы «диктатуры пролетариата и крестьянства». Бела Кун, проваливший Венгерскую революцию в 1919 г., теперь писал обтекаемые фразы о «гегемонии пролетариата» и его «союзе с крестьянством» в борьбе за «революционную диктатуру» («Коммунистический Интернационал» №11, 1925).

Теория перманентной революции.

Попытка опровергнуть факты, изложенные в сентябрьской (1924 г.) статье Троцкого расширилась в борьбу против уроков Октябрьской революции и против главного теоретического завоевания этой революции — теории перманентной революции.

Впервые Троцкий развернул эту перспективу в 1906 году в длинной статье «Итоги и перспективы», написанной в тюрьме, после своего ареста во главе Петроградского Совета Рабочих Депутатов. Опираясь на опыт Российской революции 1905 года, Троцкий развернул анализ формирования российского капитализма и раскладки классовых сил царской России. Он указал, что буржуазия в России заняла реакционную позицию и отказалась проводить буржуазную революцию в ее классической форме. Классические цели демократической революции — юридическое равенство всех классов и национальностей, парламент и демократия, экспроприация земельных угодий царя, дворян и церкви, упразднение всех других пережитков крепостного права, и пр. — могут быть реализованы не иначе, как под руководством пролетариата, ведущего за собой крестьянские массы. Рабочий класс-победитель поставит социалистические лозунги и должен будет обратиться за помощью к пролетариату Европы, вывести революцию за границы России.

Август 1914 года и война дали толчок международному расширению будущей революции. Революционные марксисты сразу отметили ускоренную индустриализацию отсталых стран — России, колониальных и полуколониальных стран, как Индия, Китай, Южная Африка, Япония и пр. В статье «Война и Интернационал» Троцкий писал:

«К этому [обострение классовой борьбы в передовых странах] присоединяется еще один фактор решающего значения: капиталистическое пробуждение самих колоний, которому настоящая война даст могущественный толчок… Война не только не «разрешает» рабочего вопроса на империалистическом фундаменте, наоборот, она обостряет этот вопрос, ставя капиталистический мир перед двумя возможностями: перманентная война, из-за сужающегося империалистического фундамента, или — революция пролетариата».

По-своему, пришел к этому выводу и Ленин. В своей книжке «Империализм» он описал тенденцию капитализма к диктатуре финансового капитала. Заклеймив социал-патриотов II Интернационала, в Циммервальде и Кинтале он призвал к созданию нового 3-го Интернационала, а в «Апрельских тезисах» отказался от формулы «старого большевизма» и призвал к социалистической революции в России. Правда, Ленин не связал концы с концами теоретически, не высказался в печати за теорию Троцкого. Но вся его политика в 1917 году, в Гражданскую войну и в Коминтерне велась рука об руку с Троцким и опиралась на такое же понимание задач эпохи: пролетариат во главе крестьянских масс в национальном и международном масштабе, под лозунгом социалистической революции.

В течении ряда лет после 1917 года концепция перманентной революции — захват власти пролетариатом как предпосылка «буржуазной» революции и международное проведение социалистической революции — была общепринятой. Европейскую революцию ожидали ото дня в день, в течение немногих месяцев или нескольких лет. Книжка Троцкого «Итоги и перспективы» стала настольным учебником молодых коммунистов, наряду с «Государством и революцией» Ленина и «Азбукой коммунизма» Бухарина и Преображенского.

Но в 1924 году, со стабилизацией германского и европейского капитализма, надежды на скорую революцию отступили назад. Зиновьев во главе Коминтерна сначала пытался отрицать эту стабилизацию, затем стал искать возражение Троцкому в старой формуле большевизма: демократической диктатуре пролетариата и крестьянства. Он задал тон обожествлению Ленина после его смерти и главным аргументом Зиновьева стали цитаты от Ленина. Например, лейтмотивом его аргументации осенью 1924 г. против «Уроков Октября» Троцкого, было пафосно-демагогическое провозглашение: «в партии, созданной тов. Лениным, в борьбе против меньшевиков и Троцкого, не могло быть правого крыла» (статья «Большевизм или троцкизм»). Главной целью Зиновьева было, конечно, прикрыться авторитетом недавно умершего вождя, нарисовать себя верным оруженосцем большевизма в борьбе против не-большевиков: Троцкого, Раковского, Иоффе, Радека и т.д.

В ВКП(б) ширились обвинения по адресу Троцкого: «недооценка крестьянства», перепрыгивание через этапы развития, отказ от формулы старого большевизма 1905 года («демократическая диктатура пролетариата и крестьянства»), сверх-индустриализаторство. Настольным учебником «большевизма» стала в это время книжка Зиновьева «История РКП(б)». Шесть лекций, составляющих книжку, описывают пятнадцать лет до начала Первой Мировой войны. Книжка дает массу фактов и деталей, но осторожно смещает акценты. Зиновьев обходит молчанием руководящую роль Троцкого в 1905 году и защищает ошибочную формулу «старого большевизма» — «демократическую диктатуру» против теории «перманентной революции» Троцкого.

В журналах и учебниках Коминтерна шли схоластические дискуссии о силе феодальных традиций в Румынии и Польше, о задачах буржуазно-демократической революции в этих странах. Левые фразы о «большевизации», о Едином Фронте «снизу» и о «красных профсоюзах» совмещались с оппортунистическим приспособлением к Гоминдану в Китае, к Фермерской партии в США, к лейбористам в Англии. Теоретики Коминтерна объясняли фашизм — в Италии в 1922 г. пришел к власти Муссолини — агрессивностью капиталистической реакции, не замечая новую социальную динамику этого угрожающего движения, его опору в деклассированной мелкой буржуазии и люмпен-пролетариате (см. «Немецкая революция и сталинская бюрократия»). Руководство Коминтерна подавляло изучение недавних ошибок в Болгарии, Польше и Германии в 1923 году, в Эстонии (1 декабря 1924 г.), и проповедовало слепую дисциплину и веру в «вождей» в Кремле.

Перед молодыми партиями Западной Украины и Белоруссии стояло множество проблем: как сочетать парламентскую деятельность в полулегальных условиях с революционной и партизанской деятельностью (особенно в районах, охваченных сепаратистскими выступлениями); как объединять рабочих-поляков с украинцами и евреями; борьба с буржуазным национализмом и фашизмом; культурные и религиозные вопросы (руссификация в УССР, полонизация в Польше).

Стабилизация европейского капитализма изолировала и ослабляла левое крыло в секциях Коминтерна и укрепляла консервативные, бюрократические элементы. К середине 1920-х годов на помощь капитализму пришло расстройство в рядах коммунистов, утеря главного ориентира: стратегии мировой революции. Москва переводила рельсы от прежней стратегической цели Коминтерна; теория «социализма в одной стране» вытесняла стратегию «перманентной революции».

Сталинизм и разгром марксизма.

«Социализм в одной стране».

Борьба с «Уроками Октября» — как с одноименной статьей Троцкого, так и с правдивым освещением Октябрьской революции и истории большевизма в целом, — и бюрократическая «большевизация» были первой стадией в снижении идейного уровня молодых компартий Восточной Европы. Главной мишенью Зиновьева и Сталина в этот период был Троцкий и собранная им и Лениным плеяда учредителей и организаторов Коминтерна: Х. Раковский, К. Радек, А. Бордига, А. Росмер и другие.

Изолировав и оттеснив Троцкого, во второй половине 1925 года распалась правившая три года в ВКП «тройка» (Зиновьев, Каменев и Сталин). Зиновьев и Каменев были тесно связаны с Лениным и международной борьбой большевизма против оппортунизма. В конце 1925 года они перешли в оппозицию, а в начале 1926 г. примкнули к Троцкому и его сторонникам, образовав Объединенную Оппозицию. В период своей оппозиции Сталину, 1926-27 гг., они разоблачили механику идейных подлогов предыдущего периода, подтвердили правоту Оппозиции 1923 года, и, в частности, сознались в своем вкладе в фальсификацию коммунизма.

Сталин между тем образовал новый правящий блок в ВКП, собравший, с одной стороны, безыдейных эклектиков и поклонников власти как таковой, а с другой стороны, «идейных» правых. И те, и другие, конечно, клялись Лениным и коммунизмом. Идеологом этого правящего блока стал Бухарин, перешедший с левого фланга партии при Ленине на ее правый фланг. Идейной опорой официального коммунистического движения стала ориентация ВКП на «построение социализма в Советском Союзе». Эта идеология национального реформизма прагматично приспособлялась к затишью революции в Европе, а ее политические действия вели к дальнейшим поражениям революции. Вместо партий мировой революции секции Коминтерна становились орудием давления на буржуазные правительства своих стран. Перемена ориентиров происходила в несколько этапов и маскировалась формальным сохранением «коммунизма» как конечной цели и праздничного лозунга. Необходимым дополнением к идейному маскараду была строгая «большевистская» дисциплина внутри каждой секции Коминтерна.

В целом, период 1924—1929 годов был периодом некоторой передышки в делах мирового капитализма. Главной причиной восстановления равновесия были провалы Германской революции в 1923 г., английской стачки горняков и всеобщей стачки в 1926 г., и разгром Китайской революции в 1927 г. Соединенные Штаты воспользовались своей экономической гегемонией и в конце 1923 г. начали кредитно-финансовую программу стабилизации Европы. В свою очередь, провалы революции в Германии и Англии, победа Пилсудского в Польше в 1926 г. и кровавая баня, которую солдаты Чан-Кайши задали коммунистам в 1927 г., действовали в пользу продления периода капиталистической стабильности и оттянули начало Великой Депрессии мирового капитализма до краха на Уолл-стрит в декабре 1929 года.

1926 г.: «Майская ошибка» польской компартии.

Польская компартия находилась в более тяжелом положении, чем Германская и Французская партии. Она действовала в подполье, отягощенная жестоким и злобным преследованием режимов Народовых шовинистов, а потом, Пилсудского. Значительная часть активистов — сотни и тысячи членов партии и комсомола — сидели в тюрьмах и концлагерях Второй Речи Посполитой.

Но не белый террор притупил оружие революционного марксизма. РСДРП при царе тоже жила в подполье, не менее жестоком и тесном, чем коммунисты Польши при Пилсудском. Плеханов, Мартов, Ленин, Троцкий и Роза Люксембург спорили о стратегии будущей революции, выстраивали аргументы за или против национального самоопределения, за ту или другую форму аграрной революции, за или против бойкот Думы и т.д. Болезнь, расстроившая ряды Коминтерна и польской компартии называлась сталинизм. Лишенные ориентира «перманентной революции» и лозунга Социалистических Соединенных Штатов Европы, руководители польского коммунизма пытались следовать противоречивым и ложным указкам Кремля и Коминтерна.

Как мы показали выше, в годы зиновьевского руководства в Коминтерне шли отвлеченные и путаные дискуссии о различии между Лениным и Люксембург, за и против «национального самоопределения», за ту или другую языковую политику. Путаники, такие как Карл Корш, Б. Суварин и А. Грамши дискутировали на умные и заумные темы. В то же время, документы о самых насущных вопросах и критические статьи Троцкого, Х. Раковского, Е. Преображенского и их друзей были замолчаны (см. например переписку между Троцким и Бордига). Построение социализма в СССР понималось в абстрактной и отвлеченной форме, так как на практике Зиновьев, Бухарин и Сталин клеймили Оппозицию 1923 года за «сверхиндустриализацию».

«Единый фронт» превратился в абстрактную формулу, понимать которую можно было произвольно, в зависимости от того, кого из руководителей ругали, кого хвалили. Одновременно с «единым фронтом» «снизу, а не сверху» Зиновьев и Бухарин толкали «красный интернационал профсоюзов», или Профинтерн, то есть, на практике, политику параллельных профсоюзных объединений под руководством местных компартий, в противовес социалистическим и беспартийным профсоюзным объединениям. К общей путанице прибавлялся газетный шум о Крестьянском Интернационале, который должен был объединить мелкобуржуазные партии, дружественные СССР.

По мере расширения влияния компартий в отсталых и колониальных странах — Китай, Индия, Индонезия и пр. — все острее вставал вопрос о борьбе против мелкобуржуазного национализма в анти-империалистическом движении. Но борьба против «перманентной революции», при Зиновьеве, как и при Сталине-Бухарине, затрудняла постановку вопроса и коммунистическую борьбу.

По мере назревания экономического кризиса в Великобритании новой запретной темой стал вопрос об отношении между Англо-Русским комитетом и британской компартией. В нашем Предисловии к книге Троцкого «Куда идет Англия?» мы заметили:

«В период 1924—26 годов руководители Коминтерна и ВКП близоруко оперлись на аппаратные связи с Генсоветом английских профсоюзов, воплощенные в Англо-Русском Комитете. Под прагматическим углом зрения молодая и неопытная британская компартия получала советы из Кремля и Исполкома Коминтерна: в отношении Генсовета и Лейбористов, смягчать свою критику, избегать «левых заскоков» и «ультиматумов», критиковать по-товарищески и пр.»

Вместо обсуждения политики британской компартии во время Всеобщей забастовки, или роли китайской компартии внутри крестьянского движения, в польской компартии и ее украинской и белорусской частях шли бесконечные ожесточенные дискуссии и расколы вокруг непонятных и второстепенных тем.

Ничто не измеряет степень деградации польского и западно-украинского коммунизма как их действия до и во время путча Пилсудского в мае 1926 г. Под давлением Москвы и в рамках «большевизации» польский ЦК потерял способность мыслить критически, доводить свой анализ до конца. «Левые» фразы Зиновьева и Сталина в предыдущий период не предостерегли польских руководителей от союза с социал-демократией в поддержку маршала Пилсудского.

Польские коммунисты, как правые (Варский, Костшева, Валецкий) так и левые (Домский, Ленский и др.) весной 1926 г. называли Пилсудского «польским Керенским» и пытались втиснуть его фронду против Народового режима в негодную меньшевистскую схему «двух ступеней» революции. Дойчер замечает в своих воспоминаниях, что Варский осенью 1925 года выступил в Сейме с внеочередным заявлением об «опасностях, угрожающих независимости Польши», и в конце выступления призвал к «возвращению Пилсудского на пост главнокомандующего». В 1925 году польский ЦК покорно подписался под осуждением Троцкого Зиновьевым-Сталиным за «нео-меньшевизм», в то же самое время разделяя с польскими меньшевиками их ложную оценку Пилсудского. В результате этой поразительной утраты ориентиров Пилсудский показался компартии «левым» и КПП приветствовала его дворцовый переворот в мае.

В 1932 г. Троцкий отметил:

«Чтоб измерить падение польских эпигонов люксембургизма, достаточно сослаться на то, что Варский, когда-то ближайший ученик Розы, поддерживал в 1924—1927 гг. политику сталинцев в Китае и в Англии, приветствовал в 1926 г. переворот Пилсудского в Польше, а сейчас, через посредство Барбюса, братается с французскими франк-масонами под знаменем пацифизма!» (См. «Бюллетень Оппозиции» № 29-30).

Левый блок Троцкого и Зиновьева.

Бездействие польской компартии перед лицом переворота в Варшаве вызвало тревогу даже в насквозь бюрократизированном руководстве Коминтерна. Недавно вернувшийся из лечебного отпуска в Берлин Троцкий вместе с Зиновьевым — последний еще был формально председателем Исполкома Коминтерна — ударили в набат по поводу явной и грубой ошибки польской компартии. В польскую комиссию Исполкома Коминтерна вошли Троцкий, Сталин и несколько польских цекистов. Даже с прагматической точки зрения — а Сталин, Бухарин и другие высшие чиновники ВКП быстро сбрасывали с себя марксистскую окраску и показывали прагматично оппортунистское нутро — приход к власти в Польше агрессивного маршала Пилсудского угрожал построению «социализма» в Советском Союзе.

Троцкий и Зиновьев добились осуждения майской политики КПП и реориентации компартии против Пилсудского. Но в условиях, когда Сталин и Бухарин окончательно вытесняли всех сторонников Зиновьева и Троцкого в ВКП и Коминтерне, критика «майской ошибки» быстро приняла характер очередного шумного поиска козлов отпущения, личных нападок, склок и расколов, очередной чехарды в польском ЦК. Правящая группа все более ожесточенно затыкала рот оппозиционерам, пытавшимся указать на оппортунизм в политике компартий в Великобритании, Китае или Польше.

Новое руководство Коминтерна — Бухарин, Сталин, Мануильский и т.д. — ввели еще более строгую опеку над руководством польской компартии. Адольф Варский, Вера Костшева и ряд других ведущих польских коммунистов после 1929 г. жили в Москве, где в 1937 г. были все репрессированы.

Зиновьев и Каменев персонифицировали тип «старого большевика», ученика и соратника Ленина. Их связывала между собой и с сотнями других старых партийцев многолетняя, подпольная, фракционная и литературная борьба. В 1922—24 гг., во время болезни и смерти Ленина, в борьбе за свой авторитет против «выскочки» Троцкого, зависть перевесила в них принципы и идеи, и вынудила их опереться на аппарат правящей партии и на главного партийного аппаратчика-Сталина. Когда, после отставки Троцкого, «два мушкетера» — так называли неразлучную пару в партии — попытались идеологически обосновать свою конкуренцию с главой могучего Секретариата ЦК, им пришлось опереться на, и прислушаться к сотням и тысячам партийцев в Ленинграде, Москве и других городах. Старые большевики были обеспокоены правым курсом, который проталкивал правящий блок аппаратчиков и правых. Поневоле, Ленинградская оппозиция пришла к оценкам и лозунгам, которые два года назад озвучила левая оппозиция 1923 года, подавленная и вынужденная долго молчать. Опираясь на долголетних партийных активистов и потомственных рабочих-большевиков Ленинграда и других центров, вооруженные опытом международной социалистической борьбы, «два мушкетера» воспротивились аппаратному курсу правящего блока и пришли к Троцкому.

Объединенная оппозиция.

Объединенная оппозиция в 1926 году включала троих членов Политбюро — Троцкого, Зиновьева и Каменева — полтора десятка членов ЦК и ЦКК ВКП, сотни и тысячи известных большевиков внутри СССР. Внутри ведущих компартий — Французской, Германской, Итальянской, Чехословацкой — поднялись группы поддержки, которые включали известных боевиков и публицистов коммунистических партий. Но аппарат, как внутри, так и за границей СССР был в липких и длинных руках кремлевской бюрократии. Государственная (внутри СССР) и партийная цензура не допускала публикации аргументов оппозиции. Программа «социализма в одной стране» стала догматом веры во всех партиях Коминтерна.

Оппозиция отвергала установки правых о возможности построения социализма в одной стране. Троцкий и Зиновьев заявляли, что строительство социалистического хозяйства в СССР неразрывно связано с развитием международной революции и не может быть успешно без нее. Но, под давлением зиновьевского крыла Оппозиции, Троцкий был вынужден отказаться от развития своей верной идеи 1906 года о «перманентной революции» и заявлял, что вопрос отошел в прошлое. События в Китае скоро покажут, что эта теория набрала жгучее и злободневное значение.

Во внутренней политике Троцкий, Преображенский, Пятаков и другие левые говорили о приоритете государственных долговременных планов промышленного строительства за счет обложения налогом зажиточных крестьян и нэпманов. Преображенский даже выдвинул «теорию примитивного социалистического накопления», по аналогии с марксовым «примитивным капиталистическим накоплением». Эта мысль описывала неэквивалентный — в пользу промышленности — обмен товарами между государственной промышленностью и крестьянским сельским хозяйством с целью ускорить развитие промышленности.

К Объединенной оппозиции примкнули также группы ультра-левых, которые в своей критике бюрократического режима, оппортунизма и правого крыла в партии доходили до утверждений о том, что перерождение партийно-государственной бюрократии дошло уже до качественного перехода к режиму «государственного капитализма». Своими заявлениями о необходимости порвать с переродившейся компартией, организовать «новую коммунистическую» партию они давали правящей верхушке повод для начинавшихся исключений из партии и еще бóльшего насаждения осадного положения в партии. Широко обсуждался вопрос о Термидоре, то есть, о последствиях спада и отступления революции.

О настроениях партийных верхов в начале 1926 года Троцкий вспоминает:

«Когда сложилась тройка оппозиции (Троцкий, Зиновьев, Каменев), в партии ходила острота: Каменева они терпят, но не уважают; Зиновьева они не терпят и не уважают; Троцкого они не терпят, но уважают».

В мировой политике правящий блок правых и центра тянул к приспособлению к статусу-кво в Европе, к соглашениям с социал-демократическими и «левыми» партиями. Мыслилось, что советское правительство использует национально-революционные и анти-империалистические движения в Азии и Африке в качестве противовеса британскому и иному империализму. Типичным примером гибельного оппортунизма правящего блока Сталина и правых было соглашение ИККИ 15 мая 1926 г. с китайским буржуазным национализмом о подчинении Кит. компартии Гоминдану. Даже год спустя, 5 апреля 1927 г., накануне кровавого удара Чан Кайши по компартии, Сталин похвастался на собрании московского партийного актива, что он использует Гоминдан, а потом отбросит его в сторону, «как выжатый лимон».

Вред теории «выжатых лимонов» еще быстрее показал себя в Европе. Весной 1925 г. британский Генеральный Совет профсоюзов (General Council of Trade Unions) и советское профсоюзное объединение ВЦСПС заключили декоративный Англо-русский комитет единства. Глава ВЦСПС и член Политбюро Михаил Томский и правящая верхушка льстили себе, что, мол, британские профсоюзы будут противодействовать империалистическим аппетитам правящей буржуазии. С другой стороны, престиж Советского Союза помогал лидерам Генсовета парировать критику слева. Но спустя год, во время локаута горняков и всеобщей забастовки, когда ребром встал в Великобритании вопрос о власти, эти лидеры продемонстрировали свой патриотизм, отказались от финансовой поддержки советских «друзей» и, «выжав» советский лимон, разорвали комитет.

И в отсталом Китае и в передовой Англии политика Сталина и правых подготовила поражения рабочего класса и провал революции. Провал международной революции опасно ударял по международным позициям СССР. В 1927 году, оценивая результаты центристской политики, Троцкий назвал ее политикой «гнилых веревок»: полагаясь на «гнилые веревки» связей с Гоминданом и Генсоветом, Коминтерн допустил провал китайской революции и британской стачки.

Объединенная оппозиция в 1926—27 годах отвергала это сползание правых к союзу с рабочей аристократией в Англии (Англо-Русский комитет), к поддержке крестьянских верхов в Китае (Гоминдан и Чан Кайши), к политике национального реформизма внутри СССР (социализм в одной стране).

1927: Против течения.

Новости о поражении Английской стачки летом 1926 года и кровавом разгроме китайской компартии весной 1927 года заполняли газеты.

9 апреля Чан Кайши объявил в Шанхае военную власть, а в ночь на 12 апреля начал резню коммунистов и рабочих активистов. Замешательство и растерянность компартии еще больше разнуздали Гоминьдан и открыли дорогу массовому кровавому избиению в Шанхае, Нанкине, Кантоне, Чангша и других городах под контролем Чан Кайши. В течение трех недель было убито двадцать тысяч коммунистов, и террор обезглавил китайский пролетариат в важнейших городах страны.

Шанхай: солдаты Чан Кайши ведут коммунистов на расстрел.

Троцкий вспоминает:

«Политика Сталина-Бухарина не только подготовляла и облегчала разгром революции, но, при помощи репрессий государственного аппарата, страховала контрреволюционную работу Чан Кайши от нашей критики. В апреле 1927 г. Сталин на партийном собрании в Колонном зале все еще защищал политику коалиции с Чан Кайши, призывая доверять ему. Через пять-шесть дней после того Чан Кайши утопил шанхайских рабочих и коммунистическую партию в крови. Волна возбуждения прошла по партии. Оппозиция подняла голову… Многим молодым товарищам казалось, что столь очевидное банкротство сталинской политики должно приблизить победу оппозиции» («Моя жизнь»).

Внутри ВКП прошел полный духовный раскол. К голосу оппозиции прислушивались все большие группы членов партии, расхватывали ее листовки, примитивно размноженные на мимеографах, печатных машинках, скопированные от руки. Попытки оппозиции поднять на партийных собраниях жгучие вопросы об Англо-Русском комитете или о Китайской революции злобно подавлялись, распространение листовок с заявлениями преследовалось как партийное и государственное преступление. Но людей думающих и поднимавших свой голос на первичных собраниях на заводе или в учреждении было меньшинство; партию разбавили за четыре года серые стотысячные массы, которые аппарат держал под жестким контролем. Озлобленная своими провалами в Англии и Китае правящая клика хулиганскими и полицейскими мерами отвечала на горячие аргументы левых на партийных собраниях. На оппозицию посыпался удар за ударом: выговоры, высылки и переводы, увольнение с работы, исключение из партии, первые аресты.

Расправы и фальшивые дискуссии в секциях Коминтерна.

В течение нескольких лет диссиденты в партиях Коминтерна подвергались все более жестким дисциплинарным мерам, остракизму и исключению. Голоса в защиту Троцкого и Левой оппозиции поднимались тут и там: протест трех ЦК в 1924 г.; публикации Макса Истмана в США, Альфреда Росмера и Пьера Монатта во Франции; выступления Амадео Бордига в Италии, и др. Но вооруженные деньгами и авторитетом Москвы разбухшие аппараты и покорные аппаратчики в Варшаве или Праге немедленно набрасывались на диссидента, затыкали ему рот, вытесняли из партии, изолировали уклониста. Исключение из партии несло особенно тяжелые последствия в странах фашизма и диктатуры: Италии, Польше, Румынии, Болгарии и др. Оппозиционный коммунист сразу же лишался поддержки партийной организации, помощи друзей и близких, если те тоже были в партии. Сталинцы отдавали его на расправу буржуазной охранки, и даже в тюрьме другие коммунисты бойкотировали и изолировали его.

В Польше и польских Украине и Белоруссии во второй половине 1920-х годов в коммунистических кругах проходили бесконечные и путаные дискуссии. Под видом борьбы за «принципы» эти длинные и горячие споры избегали нескольких тем: Завещание Ленина и роль Троцкого, поведение польской компартии в путче Пилсудского, Англо-Русский комитет и Китайская революция. Особенно запретной была тема: перманентная революция или «социализм в одной стране». Голоса Левой оппозиции были уже подавлены и в дискуссиях принимали участие официальные руководители украинского марксизма: Александр Шумский, Осип Крилык (Васылькив, Васильків Осип), Н. А. Скрыпник, Панас Любченко, Роман Роздольский (Прокопович), Роман В. Турянский (Кузьма), Карл Авксентьевич Саврич (Максимович), Н. Г. Фитилёв (Микола Хвылевой).

О чем же шли дискуссии? В чем заключалась фракционная борьба?

В секциях Коминтерна по всему миру к этому времени образовались фракции, по две или больше в каждой секции. Все они клялись в верности Исполкому Коминтерна и «большевизму», и все искали благосклонность и поддержку Москвы. В каждой секции были эмиссары Исполкома, то есть, текущего «вождя» в Москве: сначала — Зиновьева, потом — Бухарина, затем — Сталина.

Один из руководителей Американской компартии, Джеймс П. Кэннон описывает это время:

«Позднее, по прошествии нескольких лет, набрала силу кампания против троцкизма. Требование к руководителям всех партий, критерий, по которому лидеры оценивались в Москве, оказался таким: «кто громче всех кричит против троцкизма и Троцкого». Мы не получали достоверную информацию о том, вокруг каких вопросов идет борьба в российской партии. Мы были завалены официальными документами со всевозможными обвинениями и клеветой; однако не было ничего, или почти ничего, что отражало бы другую позицию. Они злоупотребляли доверием рядовых партийцев. И подобным же образом снова и снова злоупотребляли доверием лидеров партии, которые верили Коминтерну. Каждый раз, когда мы ездили в Москву, мы возвращались не с решением проблемы, а с некоей резолюцией, которая официально вроде бы была составлена ради «мира» в партии, но в действительности была сфабрикована так, чтобы накалить фракционную борьбу еще сильнее, чем когда-либо прежде». (http://iskra-research.org/FI/Cannon/h-02.shtml)

Людвик Хасс (Ludwik Hass) описывает длинный и путаный съезд Польской компартии, проходивший через год после «Майской ошибки» недалеко от Москвы с 22 мая по 9 августа 1927 г. Сторонников Объединенной Оппозиции в то время строго изолировали и не допускали на дискуссии и совещания. Два видных польских сторонника Зиновьева, Генрих Штейн-Краевский (Henryk Stein-Domski) и Софья Осинская (Зося Уншлихт, Zofia Osinska-Unszlicht), были вынуждены обратиться к съезду с письмом по поводу главных принципиальных вопросов: провал Китайской революции, Англо-Русский комитет и всеобщая стачка, «теория социализма в одной стране» и бюрократический режим в ВКП(б) и в Коминтерне. Хасс пишет:

«Съезд не обратил на письмо никакого внимания, потому что вся энергия делегатов и гостей была сосредоточена на борьбе между фракцией "большинства" КПП, которую возглавляли Варский и Костшева, и фракцией "меньшинства", возглавляемой Юлианом Ленским-Лещинским. Это внутрипартийное разногласие, которое для многих членов партии было неясным и почти непонятным, само по себе было бессмысленным и бесплодным, потому что ни одна из двух фракций не осмелилась заявить, что очевидным источником "Майской ошибки" была именно стратегия Коммунистического Интернационала. Вместо этого они обвиняли друг друга в "троцкизме" или в подчинении ему, в то же время отмежевываясь от него. Этот съезд был исключительно бурным, самым продолжительным и, возможно, самым трудным в истории КПП, и он собрался в то время, когда борьба с российской оппозицией достигла своего неизбежного апогея. На рассмотрение этой темы было отведено всего полдня, а затем — почти без обсуждения — была принята официальная сталинская резолюция по этому вопросу» (https://www.marxists.org/archive/hass/1992/xx/tinpoland.html).

Бесконечные дискуссии, обсуждения личностей и поиски уклонистов были еще более запутаны в молодых западно-украинской и западно-белорусской партиях. КПЗУ была расколота на фракцию «правых» под руководством Шумского, и «левых» под руководством Васылькива и Турянского. Васылькив, Турянский и Роздольский обвиняли Шумского в правом уклонизме (поддержке Брандлера). Тот в свою очередь обвинял сторонников Васылькова в симпатиях к Троцкому и левой оппозиции. (Solchanyk, p. 288). Вот как описывает польский сталинец положение в КПЗУ в 1927 г.

«Мы не намерены подробно описывать дальнейшие превратности фракционной борьбы. Достаточно сказать, что они развивались почти открыто. В борьбу были втянуты окружные комитеты. Комитеты в Дрогобыче, Тернополе и Пшемысле, а также Центральный Комитет Союза коммунистической молодежи Западной Украины, встали на сторону меньшинства на ранней стадии. В декабре меньшинство провело собрание своих сторонников в Гданьске, которое было не менее фракционным с формальной точки зрения, чем собрание большинства на восьмом пленуме» (Radziejowski, p. 152).

Сталинское руководство отстранило большинство давнишних деятелей украинского и польского коммунизма от работы в Польше. На советскую Украину — начиная со смещения Раковского в 1923 г. — были посланы прямые наместники Сталина: Мануильский, Квиринг, Каганович, Любченко, С. В. Косиор, П. Постышев, Н. С. Хрущев и пр. Эмиссары Сталина в Харькове и Киеве воздействовали на сталинцев во Львове и польской Украине. На следующем этапе в 1933 г. Сталин арестует ряд западно-украинских коммунистов — Шумский, Кузьма, Крилык, Саврич — тогда проживавших в СССР. Скрыпник, предвидев арест, покончил с собой.

Полицейский разгром оппозиции.

В декабре 1927 года, даже до окончания XV съезда ВКП(б), начинается следующая стадия советского Термидора. Победа правящего блока Сталина и Бухарина над левыми кажется абсолютной. Все три левые оппозиционные группы (троцкисты, зиновьевцы и децисты) исключены из партии; руководители и активисты под надзором ГПУ высланы в глухие концы Союза. Группа Зиновьева-Каменева капитулирует перед Сталиным; с ними обходятся помягче, высылают поближе, даже обещают помиловать, если зиновьевцы будут хорошо себя вести. Группа оппозиции 1923 года вокруг Троцкого и Раковского, и сторонники ДЦ вокруг Т. Сапронова и В. Смирнова не сдаются, ведут себя по-боевому.

Правящий блок Сталина и Бухарина в течение двух лет преследовал левую оппозицию, скрывая от партии нараставшие проблемы в хозяйстве, на которые она указывала. Программу Объединенной Оппозиции — обложение кулака и нэпмана прогрессивным налогом и планомерное вложение средств в промышленность — правые и центр называли «сверхиндустриализацией». Внутри партии, особенно среди старых большевиков, воспитанных на идейной борьбе фракций внутри партии, полицейский удар по левому крылу вызывал недовольство. Накапливалось возмущение против правых, которым приписывали инициативу крайних мер. Но теперь, Сталин мог встать в «левую» позу и «убить двух зайцев»: под предлогом удара по буржуазии (кулак и нэпман) он мог организовать расправу над бывшими союзниками справа, и восстановить свою репутацию от критики слева. Главным для него был тот результат, что, уничтожая своих авторитетных оппонентов слева (Троцкий) и справа (Бухарин), генеральный секретарь автоматически становился «хозяином» в Кремле и в стране.

Против полицейской машины Сталина стоят только ссыльные оппозиционеры и их идеи. Сразу по приезде в Алма-Ату Троцкий начал рассылать и получать десятки, а затем, сотни, телеграмм и почтовых карточек по всем известным адресам других ссыльных. В течение месяцев продолжалась такая перекличка оппозиционеров. За телеграммами последовали письма, которые быстро превратились в открытые, циркулярные письма-статьи. Троцкому и некоторым другим лидерам оппозиции удалось взять с собой в ссылку свои пишущие машинки, но большинство сосланных оппозиционеров имели только бумагу и перо, которые в глухих углах СССР тоже бывали в дефиците. Почтовые сообщения, особенно телеграммы, стоили деньги, а материальные лишения и нужда являлись серьезной проблемой для ссыльных. Несмотря на полицейские препятствия расширялась идейная, политическая работа оппозиции, умножалась переписка ссыльных, политические выступления подпольных групп сторонников оппозиции в разных городах Советского Союза. В некоторых промышленных центрах, например в Харькове, начали выходить подпольные журналы оппозиции, стенгазеты на заводах и в школах.

Летом 1928 г. Троцкий использует факт созыва VI Конгресса Коминтерна в Москве и пишет от имени Левой Оппозиции программные документы, формально обращенные Конгрессу: Критика проекта программы Коминтерна; Что же дальше?; Кто есть кто в Коминтерне? Эти документы ставят ребром важнейшие проблемы Коминтерна и становятся основанием для организации левых оппозиционных групп по всему миру.

Сразу после своей высылки из Советского Союза, изолированный в Принкипо, Турции, Лев Троцкий в письмах и статьях и в первом номере своего журнала определяет три критерия, важных для оценки революционной левой группы. Это ее отношение к: «1) политике англо-русского комитета, 2) курсу в китайской революции, 3) хозяйственной политике в СССР в связи с теорией социализма в отдельной стране».

В эти годы группы сторонников Левой Оппозиции в разных странах вели агитацию за политику единого фронта рабочих партий и организаций против установок как 2-го, Социалистического, так и 3-го, Коммунистического Интернационалов. Борьба ведется за реформу программы Коминтерна и оппозиция считает себя нелегально исключенной из его рядов фракцией.

Руководство бюрократического аппарата, неспособное ответить идейными аргументами, усилило полицейские меры: аресты, исключения из партии и Комсомола, высылка новых сотен и тысяч инакомыслящих. В самом аппарате продолжались и углубились трения и скрытая, но ожесточенная борьба между беспринципными и безыдейными центристами (Сталин, Молотов, Каганович) и правыми (Бухарин, Рыков, Томский). Правое крыло в партийных и советских органах подпирали реформистские круги — бывшие меньшевики, эсеры и кадеты, сотни и тысячи которых в течение нескольких лет работали полезными и незаменимыми специалистами в экономических органах, — а в целом правое крыло и центр бессознательно выражали давление мирового капитализма на изолированное рабочее государство.

Левый зигзаг внутри СССР и за его границами.

В течение нескольких лет внутри советского хозяйства накоплялись огромные проблемы. Три года, 1925—1927, были сравнительно урожайными и сельское хозяйство Советских республик развивалось и восстанавливалось. Но, несмотря на хорошие урожаи, государственные закупки зерна осенью 1926 г. шли туго, излишки оседали в амбарах более зажиточных крестьян. Осенью 1927 г. государственные закупки зерна провалились, и городам снова грозило недоедание и хозяйственный кризис. В. Роговин пишет:

«Избранный в 1925—27 годах правящей фракцией курс на фермерско-капиталистическое развитие деревни очень скоро обнаружил свою несостоятельность. В результате товарного голода, отсутствия промышленных товаров, которые можно было предложить деревне, государство, несмотря на рост хлебных запасов у зажиточных слоёв крестьянства, сталкивалось со всё более серьезными трудностями в получении хлеба, необходимого для снабжения городов и выполнения экспортно-импортных планов». (Роговин Вадим Захарович. «Власть и оппозиции», Москва, 1993, стр. 11-12).

Сразу после XV съезда ВКП и высылки оппозиции в январе 1928 г., невзирая на формальные решения съезда и его резолюции, Сталин преодолел возражения Бухарина и правых и запустил ряд «временных» и «исключительных» мер по изъятию зерна и других продуктов у более зажиточных крестьян. Вскоре «временные» меры переросли в «левый» курс: жесткие налоги на сельскую буржуазию и середняков, конфискация и экспроприация нэпманов и единоличных ремесленников в городах. Удары по левому и правому крыльям партии открыли шлюзы сталинской полицейщины. В партии исчезли последние рудименты демократии и воцарился режим лицемерия, доносительства, бездумного повиновения назначенным сверху секретарям. То же самое происходило в населении в целом, слепое повиновение тем, кто стоял выше в иерархии государства: беспартийного партийному, разнорабочего мастеру, рабочего бригадиру, сотрудника начальнику; и так снизу вверх, до генерального секретаря, увенчавшего эту пирамиду.

В конце 1929 г. Сталин проводит решение запустить «сплошную коллективизацию», ускорить «левый» курс. Мобилизованы т.н. «двадцатипятитысячники» — лояльные рабочие, посланные в деревню проводить организацию колхозов — и запущена гражданская война против крестьянства. Разгром крестьян ведет к ужасным последствиям: Голодомор на Украине, в Казахстане и других зерновых районах, карточный режим в городах и на стройках, выселение миллионов крестьян в Сибирь и на Север на «стройки социализма», введение внутренних паспортов и пр. Соответственно, падает привлекательность сталинского лже-социализма в мире, особенно в странах, граничащих с СССР.

Еще одним выгодным для Сталина последствием удара по правым — расстройство в среде ссыльных левых оппозиционеров в 1928-1929 годах. Жизнь ссыльного, исключенного из партии коммуниста в далеких и глухих городах очень тяжела. В условиях тесной полицейской слежки идейные коммунисты не могут даже вести устную агитацию, так как аппарат ГПУ накажет тюрьмой и ссыльного и его собеседника. Сталин руками ГПУ усиливает изоляцию ссыльных: письма и телеграммы конфискованы, посылки исчезают, газеты и книги не доходят адресату, ужесточается режим в колониях и т.д. Отрезанные от единомышленников, вынужденные заниматься мелочной и непривычной работой, бывшие цекисты, наркомы, писатели и дипломаты работают плановиками, техниками, счетоводами, разнорабочими. Менее стойкие лидеры оппозиции теряют дух и капитулируют перед Сталином: Преображенский, Радек, Пятаков и др.

В январе 1929 г. Сталин добивается от Политбюро согласия на высылку Троцкого. Его с женой и старшим сыном везут в Турцию и высаживают в Константинополе, который кишит монархистами и офицерами разгромленных белых армий. Сталин надеется, что на окраине цивилизации, в азиатской стране, которой правит правый диктатор Кемаль Ататурк, голос Троцкого будет заглушен. А, может быть, несносного революционера найдет пуля белогвардейца?

Разгромив левых, Сталин расширил на весь мир левый зигзаг. Роговин пишет:

«С конца 20-х годов Сталин осуществил авантюристический ультралевый поворот не только внутри страны, но и в международном коммунистическом движении, которому была навязана т. н. «теория третьего периода». В соответствии с этой «теорией», после Октябрьской революции, вслед за «первым периодом» (революционный подъём 1918—1923 годов) и вторым периодом (относительная стабилизация капитализма в 1924—1928 годах) наступил период непосредственных революционных боёв за установление диктатуры пролетариата в капиталистических странах. («Власть и оппозиции», стр. 349).

Начиная скрыто, в кулуарах VI Конгресса Коминтерна в августе 1928 г., Сталин вытесняет Бухарина и его друзей из руководства в Политбюро ВКП и в Исполкоме Коминтерна, а год спустя назначает председателем Исполкома своего надежного заместителя, В. Молотова. Бывшая партия мировой революции превращена в одну из канцелярий кремлевской бюрократии. Каждое решение Сталина печатается в «Правде» и мгновенно становится «генеральной линией партии», а Молотов в Исполкоме Коминтерна проводит очередной зигзаг как «линию Коминтерна». Вчерашние герои становятся злодеями, учебники переписаны, белое стало черным. Бюрократический режим «большевизации» принимает черты гротескной византийщины.

Забыто прагматичное приспособление к стабилизации капитализма в 1925—1927 годах: Крестьянский Интернационал и подчинение Китайской компартии Гоминдану; Англо-Русский комитет и подчинение английских горняков Генсовету; приспособление к крестьянским партиям и надежды на Пилсудского. По всему миру сталинистские партии проповедуют параллельные профсоюзы и призывают рабочих бойкотировать социал-демократические и беспартийные союзы. «Единый фронт» трактуется как ультиматум рабочим массам: рабочие должны покинуть свои существующие профсоюзы и партии, и вступить в коммунистические профсоюзы и компартии. Коминтерн отвергает любые соглашения с рабочими и социал-демократическими партиями, даже в целях общей защиты рабочих организаций и демократических свобод и общей обороны от отрядов фашистов.

В 1928-1929 годах, продолжая исключать и высылать оставшихся сторонников Троцкого, из партий Коминтерна вытеснены все правые последователи Брандлера и Бухарина. Ситуацию путают зигзаги, клевета и фальсификации Сталина. В 1928 году руками ГПУ Сталин фабрикует первую судебную амальгаму: Шахтинский процесс, в котором ложно обвиняются во вредительстве 53 технических специалиста из Донбасса. В конце 1930 года проходит еще один громкий процесс о так называемой «Промпартии», а через несколько месяцев процесс «Союзного бюро ЦК меньшевиков».

Если внутри СССР ГПУ отправляет в тюрьмы и изоляторы, как левых, так и правых уклонистов, то за границей это невозможно. Исключенные правые уклонисты, последователи Лавстона в США, Брандлера в Германии, или Варского в Польше оказались вне партии, хотя сам Варский и его друзья жили под надзором ГПУ в Москве. Варский, Костшева и др., впрочем не были исключением: Исполком Коминтерна сотрудничает с кремлевской тайной полицией в создании в Москве и нескольких других городах изолированных колоний, где годами проживают иностранные коммунисты, которых по разным причинам не хотят выпускать на родину. Эти коммунисты стали заложниками Сталина, головой отвечающими за послушное поведение своих партий в Польше, Румынии, Югославии и т.д.

Польский коммунист описал свое пребывание в Советском Союзе с 1928 до 1930 года, когда руководство польской партии послало его в Международную Ленинскую школу, где Коминтерн обучал профессиональные кадры компартий Европы и Америки. Ректором школы в 1928 г. еще оставался Бухарин, но автор (Герш Мендель) описывает полицейщину, уже тогда окружавшую молодых коммунистов. Чувствовалась всеобщая слежка и подслушивание. Доверять можно было только личным друзьям. Сразу по прибытии, один из польских товарищей откровенно сказал ему на квартире общего друга: «Знайте, что Троцкого победила не партия, а ГПУ». Поведение московских друзей потрясло молодого поляка: они все боялись тайной полиции, никто никому не доверял, все опасались шпионов ГПУ. Автор воспоминаний дает себе слово: «По возвращении в Польшу я стану врагом сталинского режима, оппозиционером. Более того, я себе обещал: никаких секретов. Буду говорить всю правду о Советском Союзе!» Этому революционеру удалось уехать обратно в Польшу лишь в конце 1930 г., и только потому, что он, вплоть до пересечения польской границы, притворялся правоверным сталинцем (Hersh Mendel, pp. 256—258).

К этому времени политика польской секции Коминтерна — и всех других секций — выродилась в хулиганскую ругань и саботаж всех других течений в рабочем движении, правых и левых. И не только словесную ругань и клевету в партийной прессе, но даже физический террор и избиение представителей других оттенков рабочей мысли. Исключив критиков из собственных партий, подвергнув остракизму бывших товарищей, сторонников левой (Троцкий) или правой (Брандлер) оппозиции, компартии вели борьбу против социалистов невиданными до тех пор в рабочих партиях способами, включая полицейские провокации и хулиганские набеги на диссидентов и критиков. Левизна на словах и хулиганство против «троцкистов» дополнялись парадной «борьбой за мир», шествиями «против фашизма» и апелляцией к моральным авторитетам типа Максима Горького, Анри Барбюса или Ромена Роллана.

В конце 1928 года в Соединенных Штатах из официальной компартии были исключены сторонники Троцкого и сталинцы начали против них хулиганскую войну: нападения на продавцов газет, попытки сорвать митинги, дубинки, кастеты, ножи против свободного слова троцкистов. (См. главу IV. Левая оппозиция под обстрелом). Впрочем официальная партия через полгода по приказу Кремля свергла руководителей большинства: Лавстона и Пеппера, и подвергла аналогичному бойкоту и хулиганским нападениям их последователей — правых уклонистов.

В Польше, еще хуже. По возвращении в конце 1930 г. из московской Ленинской школы, Герш Мендель описал конфликт, возникший между двумя профсоюзами булочников в Варшаве: первый, под влиянием компартии, второй, под руководством еврейского социал-демократического Бунда.

«Узнав, что наша группа решила применить террор, я пошел на собрание ячейки в булочном профсоюзе и запретил им использовать в споре револьверы. Но кто-то уже на это решился за моей спиной. Ведь всем было и так известно, что я — уклонист. Посреди бела дня член нашего профсоюза убил булочника-бундиста. Профсоюз был тут же закрыт, а Бунд начал готовить свою собственную дружину головорезов. Мы были на грани кровавого столкновения». (Hersh Mendel, p. 275).

Полицейский террор в Советском Союзе, хулиганские набеги в полу-фашистской Польше и «демократической» Америке. Сталинизм не пытался убедить сознательных рабочих, он оглушал их и бил дубинкой по головам.

Внутри СССР — полицейский террор против левой оппозиции и различных «правых»: беспартийных инженеров, бывших меньшевиков, кулаков и нэпманов, даже против отказывающихся входить в колхозы миллионов крестьян; удары по сторонникам Бухарина и Томского внутри партии. Заграницей: исключения левых и правых уклонистов; хулиганские выходки против них; набеги на разные группы диссидентов, как на левые, так и на правые группы. Герш Мендель описывает обстановку в Польше в 1931-32 гг. после его исключения из официальной партии, когда исключенные диссиденты пытались организовать независимые группы:

«Партия направила свой террор против нас. Когда сталинцы узнавали, что мы организуем собрание, они появлялись, чтобы устроить провокацию. Они вламывались в квартиры, где жили товарищи, чтобы обыскать их, так же поступала и полиция. Мы знали, что они решительно хотели спровоцировать какой-то инцидент, чтобы заклеймить нас как шпиков» (стр. 290).

Полицейские удары Сталина налево и направо затрудняли идейное межевание. Мы уже видели, что в 1924—1925 гг. Зиновьев и Сталин обвиняли Троцкого в «нео-меньшевизме». Продолжая террор против левых, Сталин в 1928 году направил удары на зажиточные слои в городе и деревне, провел громкие и фальшивые судилища над беспартийными специалистами и бывшими меньшевиками. Амальгамы и фальсификации составляли самую суть сталинского режима: бонапартизм маскировался левыми фразами и атрибутикой большевизма.

Как бороться с фашизмом: Единый или Народный Фронт?

Фашизм и партии рабочего класса.

В Италии Муссолини за несколько лет уничтожил все партии и институции рабочего класса: коммунистическую и социалистическую партии, группы анархистов, потребительские и крестьянские кооперативы, левые издательства, парламентские фракции, включая и лево-буржуазные, профсоюзы всех мастей, кроме фашистской. Рабочая пресса была разгромлена, рабочее движение атомизировано. В 1924 г. фашисты организуют почти в открытую похищение и убийство видного социалиста Джакомо Маттеотти, устанавливают правую диктатуру и арестуют ряд политических деятелей. Несколько тысяч левых убиты фашистскими отрядами сквадристов (чернорубашечников), десятки тысяч активистов заключены в тюрьмы и концлагеря.

В ряде стран Восточной Европы: Венгрия, Болгария, Польша и др. установлены полу-фашистские диктатуры, где клерикальные, монархистские или фашистские вожди разбивают и оттесняют рабочие организации и партии, ставят их вне закона. Частная собственность сохраняется и получает новую опору в результате разгрома рабочих организаций, агрессивной внешней политики и гонки вооружений.

Несмотря на этот опыт с фашистским и похожими движениями крайне правых, левый зигзаг, который Сталин запустил против Бухарина в начале 1928 года перерастает в пароксизм так называемого «третьего периода». По всему миру коммунистические партии на практике отказываются от единого фронта рабочих партий против буржуазии и угрозы фашизма. Вожди Коминтерна называют социал-демократов «социал-фашистами», объявляют левых социал-демократов даже более опасными, чем правые реформисты, заявляют, что дорога к социалистической революции лежит через уничтожение социал-демократии. Начав в 1927 году с разгрома Левой Оппозиции, теперь Коминтерн, продолжая преследование троцкистов, открывает огонь по коммунистам-диссидентам правого крыла и по всем левым.

Пропаганда Коминтерна и его секций напоминает коллекцию бездумных фраз, где желание выдается за действительность: радикализация масс, завоевание улицы, класс против класса. В январе 1930 г. Троцкий пишет в статье «"Третий период" ошибок Коминтерна»: «"Радикализация" масс стала сейчас в Коминтерне не характеристикой процесса, а голым символом веры». Центральные Комитеты каждой секции повторяют на своем языке молитвенные заклинания Молотова о грядущей революции. Все предыдущие зигзаги отбили у Варского, Монмуссо или Тельмана охоту и способность продумать обстановку и прийти к эффективным лозунгам. Вместо этого, каждый сталинец-пропагандист повторяет заклинания Кремля и уповает на мудрость вождей. Германский сталинец Эрнст Тельман, перед лицом взрывчатого подъема гитлеровских штурмовиков, в приступе слепого фатализма заклинает: «После Гитлера, наша очередь».

Социал-демократия продолжала свою стратегию «социалистических реформ» в рамках буржуазных парламентов. В условиях Великой Депрессии, — начавшись в США крахом на Уолл-Стрит в октябре 1929 г. депрессия и ее последствия (безработица, нищета, бездомность) распространились по всему миру, — стратегия социальных реформ повисла в воздухе. В поддержке институтов буржуазного государства социал-демократы рутинно осуждали вне-парламентские действия, вооруженные демонстрации, сидячие стачки и другие массовые действия. Они постоянно апеллировали к демократическим группам и законности против фашистско-полицейского террора, умаляли и пренебрегали классовыми вопросами. Но в условиях депрессии и экономического спада не оставалось места для демократии, законности, золотой середины.

Что такое фашизм и как с ним бороться?

В написанной в начале 1932 г. книжке «Немецкая революция и сталинская бюрократия» в главе «Уроки итальянского опыта» Троцкий отмечает, что 10 лет назад молодая итальянская компартия ошиблась в своей оценке фашизма:

«Фашизм представлялся ей только "капиталистической реакцией". Особых черт фашизма, вытекавших из мобилизации мелкой буржуазии против пролетариата, компартия не различала… компартия не допускала самой возможности захвата фашистами власти».

Он продолжает:

«Руководство германской компартии почти буквально воспроизводит сейчас исходную позицию итальянского коммунизма: фашизм только капиталистическая реакция; различия между разными видами капиталистической реакции не имеют значения с точки зрения пролетариата. Этот вульгарный радикализм тем менее простителен, что германская партия гораздо старше, чем была итальянская в соответственный период, и, кроме того, марксизм обогащен сейчас трагическим опытом Италии».

Троцкий отметил в Предисловии отличительную черту и цель фашизма — предупредить революцию, разбить организации пролетариата:

«Фашизм не просто система репрессий, насилий, полицейского террора. Фашизм — особая государственная система, основанная на искоренении всех элементов пролетарской демократии в буржуазном обществе. Задача фашизма не только в том, чтобы разгромить коммунистический авангард, но и в том, чтобы удерживать весь класс в состоянии принудительной распыленности. Для этого недостаточно физического истребления наиболее революционного слоя рабочих. Надо разбить все самостоятельные и добровольные организации, разрушить все опорные базы пролетариата и искоренить результаты трех четвертей столетия работы социал-демократии и профсоюзов».

Это оборонительная борьба, но она подготавливает переход к борьбе за власть.

Летом 1931 года фашисты организовали в Пруссии, крупнейшей провинции Германии, референдум, намеренный свалить социал-демократическое правительство Отто Брауна и Карла Зеверинга. КПГ была вначале против фашистской инициативы, затем она вдруг предъявила СДПГ ультиматум: «объединитесь с КПГ в развитии классовой борьбы, или коммунисты взорвут социал-демократическое правительство». СДПГ отказалась от союза на таких ультиматистских условиях, и компартия присоединилась к национал-социалистам в голосовании против СДПГ. Референдум провалился, лидерам реформистов удалось спасти свой подмоченный авторитет и СДПГ правила Пруссией еще год, а компартия потеряла независимое политическое лицо.

Что было гораздо опаснее, провалились попытки рабочих активистов организовать общие действия в защиту рабочих демонстраций, клубов, стачек, газет и т.д. СДПГ, с одной стороны, КПГ, с другой боролись с друг другом. Боевые организации КПГ и СДПГ враждовали между собой вместо того, чтобы сообща защищать рабочие кварталы и газеты от фашистов.

Левый зигзаг Сталина в 1928 г. ускорил исключение и преследование «правых уклонистов»: группа Брандлера и Тальгеймера в Германии, швейцарец Жюль Гумберт-Дроз, итальянец Анджело Таска, группа Лавстона в США, Маурина в Испании и др. Правые до последнего поддерживали кремлевский аппарат в преследовании Левой Оппозиции, и восстали против аппарата только тогда, когда Сталин приказал исключить их самих. Они разделяли со Сталиным доктрину «социализма в одной стране», но не могли согласиться с установками «третьего периода». Вместо борьбы против левых социал-демократов, которую требовал Кремль, «правые» коммунисты хотели объединиться с социал-демократами в своеобразный единый фронт рабочих партий. У правых были определенные точки сближения с троцкистскими группами: единый фронт, критика бюрократизма в Коминтерне и т.д. Но их не волновали ключевые вопросы пролетарской революции в мировом масштабе: Китайская компартия и Гоминдан, Англо-Русский комитет, перманентная революция. Мы можем провести прямую линию от «правого коммунизма» Бухарина и Брандлера к «евро-коммунизму» в 1970-е годы: оба движения приспособлялись к перманентному существованию сталинистского государства и постулатам национальных реформ.

Логика партийной и фракционной жизни привела к тому, что правые начали объединяться в международные группировки. Эта правая оппозиция тяготела к социал-демократии; от последней «правых коммунистов» отделяла формальная приверженность Октябрьской революции и Советской власти. Постепенно правые переходили к установке, что Советский Союз претерпел качественное изменение, что в нем установлен режим «государственного капитализма».

Формирование Интернациональной Левой Оппозиции.

Успех национал-социалистов в Германии и последствия Великой Депрессии вызвали кризис внутри социал-демократии. В различных социалистических партиях выявились и усилились левые течения. В 1931 г. в СДПГ произошел раскол и отделилось значительное левое крыло, которое объединилось с последователями Брандлера в Социалистическую Рабочую партию Sozialistische Arbeiter Partei (SAP). В Испании огромная Социалистическая Рабочая партия выделила левое крыло во главе с Ларго Кабальеро; еще левее была группа Маурина, последователей правой оппозиции в Коминтерне; во Франции — PUP и PSOP; в Великобритании — ILP; в Голландии — RSP; в США — группа Лавстона. Эти лево-социалистические партии объединялись и концентрировались вокруг нескольких международных центров: Лондонское Бюро, Венское Бюро. Надо подчеркнуть, что последователи правых оппозиций и выходцы из социал-демократии в первую очередь ставили организационные вопросы, много говорили о рабочей демократии и осуждали сталинцев за их диктаторские и полицейские приемы работы. Эти организации численно были гораздо крупнее Левой Оппозиции, их лидеры много времени и усилий уделяли «тусовке», «междусобойке»: конференции, собрания, организационные вопросы.

Официальные партии Коминтерна, наоборот, теряли членов и сторонников. «Левый» зигзаг Сталина изолировал секции Коминтерна; левая риторика «третьего периода» с трудом скрывала растерянный фатализм «вождей» в Германии и Франции; их поддерживала репутация Октябрьской революции и советские субсидии.

Последователи Троцкого и Интернациональной Левой Оппозиции (ИЛО) выдвигали в первую очередь не организационные, а идейно-политические вопросы: программу Коминтерна, опыт его ошибок, Англо-Русский Комитет, Китайская революция, Термидор в СССР, единый фронт рабочих партий против фашизма. До 1933 года ИЛО выдвигала программу реформы Коммунистического Интернационала, ведь в его партиях участвовало огромное число революционно настроенных рабочих. Троцкисты апеллировали к рабочим-революционерам свергнуть своих негодных вождей-сталинцев и вернуться к программе международной революции.

Наиболее важным вопросом стал в 1930 году вопрос о борьбе с угрозой фашизма в Германии. Выборы 14 сентября 1930 года явились поворотными в истории Веймарской Германии. В условиях хозяйственного кризиса промежуточные партии потеряли голоса избирателей; выиграли крайние партии: коммунистическая, но особенно национал-социалистическая партия Гитлера. За КПГ проголосовало 4,6 миллиона, вместо 3,3 миллиона голосов в 1928 г. СДПГ сохранила большинство своих сторонников и за социал-демократов голосовало 8,6 миллиона. Успех фашистов был гораздо более потрясающим: тайно поддержанная деньгами крупной буржуазии партия Гитлера получила 6,4 миллиона голосов против прежних 810 тысяч. Вместо двенадцати депутатов в предыдущем рейхстаге Гитлер послал на новую сессию рейхстага 107 нацистов.

ИЛО и Троцкий забили тревогу: рабочие партии должны организовать общую оборону всех рабочих организаций от фашистских штурмовиков; партийные дружины должны объединиться в охране рабочих кварталов. Социал-демократы продолжали проповедовать веру в парламентский режим и заключать сделки с буржуазными партиями. Официальные коммунисты призывали социал-демократических рабочих выйти из своих партий и профсоюзов и перейти в коммунистические. На деле, КПГ в Пруссии объединилась с национал-социалистами, чтобы ослабить СДПГ.

Идеи Троцкого и Левой Оппозиции собирали сторонников во всем мире. Центром коммунистического движения стал журнал Троцкого «Бюллетень Оппозиции». Статьи из журнала перепечатывали газеты и журналы ИЛО и сочувствующие группы в разных левых партиях.

Польская оппозиция.

Весной 1930 г. в Польше на польском и еврейском языках была опубликована автобиография Троцкого и через Берлин или Прагу стало возможным также приобретать номера журнала «Бюллетень Оппозиции». Идейное размежевание левой и правой оппозиций все же затянулось, и до 1932 года левые и правые группы диссидентов, исключенные из компартии были в общей оппозиции. Известный нам Минц пишет:

«Наша внутренняя слабость росла из того, что мы являлись конгломератом различных идейных групп. В наших рядах были сторонники Правой оппозиции в РКП и в Коминтерне (Бухарин, Брандлер, Варский, Костшева), сторонники троцкистской оппозиции (Ленинцы-интернационалисты) и колеблющиеся. После длительных дискуссий нам удалось разработать идеологическую и политическую платформу, на которой основывалась наша общая пропаганда и агитация как внутри компартии, так и вне партии». ((Pawel Minc, стр. 269).

С другой стороны, он описывает духовное раскрепощение коммунистов-оппозиционеров:

«Мы снова почувствовали себя молодыми, и мы твердо верили, что сможем вылечить больное всемирное коммунистическое движение, включая конечно и польскую партию… Ведущие члены Оппозиции, и я тоже, брали пачки наших газет — которые мы только что напечатали на добровольные взносы членов партии, мужчин и женщин, — и выходили на улицу, чтобы отнести эти пачки в газетные киоски в рабочих районах Варшавы» (стр. 271)

Понятно, что политический уровень общей право-левой оппозиции был очень низким: их объединяло требование рабочей демократии, но в основных политических вопросах правые поддерживали сталинцев. Даже в наиболее жгучем вопросе о борьбе с фашизмом левые и правые придерживались противоположных установок. Сторонники Брандлера и Лавстона следовали правому курсу Сталина-Бухарина, каким он был до 1927 года включительно: за смежные действия с реформистами из ППС, за сотрудничество с лево-буржуазными группами и партиями; за «социализм в одной стране»; за гибельную поддержку Гоминдана в Китае и пр. Польские правые лидеры — Варский, Костшева и другие — являлись по сути заложниками Сталина в Москве.

Работа Левой Оппозиции затруднялась ее двусмысленным положением в то время. ИЛО считала себя незаконно исключенной из рядов Коминтерна идейной фракцией. Группы ИЛО в каждой стране обращались в первую очередь к членам официальных партий, но Коминтерн под угрозой исключений и физической расправы запрещал своим членам иметь какое-либо общение с оппозиционерами. И все это в условиях реакционного режима Пилсудского, когда полиция жестоко преследовала все левые газеты и журналы.

Но именно в это время идеи Троцкого стали особенно привлекательными в польском левом движении. Советский Союз перестал привлекать передовых рабочих — это было время насильственной коллективизации и Голодомора. Массы польских и украинских крестьян теряли веру в социалистическое решение своих общественных вопросов. Ультра-левая политика Сталина изолировала компартию в Польше от других левых течений. Реформистские партии были в замешательстве из-за последствий Великой Депрессии и подъема Гитлера. Троцкий призывал к единому фронту всех рабочих партий и организаций против растущей угрозы фашизма. Более вдумчивые члены официальной компартии, социал-демократической ППС и других левых групп — еврейские Поалей Цион, Ха-шомер ха-цаир и Бунд, украинский Сельроб и белорусская Громада — искали ответов на жгучие вопросы дня.

Весной 1932 г. искусственная коалиция правых и левых раскалывается и польские левые выпускают первый номер газеты польской Левой Оппозиции «Пролетариат». Временно группа польской оппозиции называет себя КПП-Оппозиция (КПП-О). Среди основателей группы и газеты: Казимир Бадовский (Kazimierz Badowski), Шломе Эрлих (Szlome Erlich), Павел Минц (Pawel-Pinkus Minc) и Герш Мендель (Mendel, Hersch Sztokfisch). К группе вскоре присоединяется исключенный из КПП Исаак Дойчер (A. Kra—ski, Krakowski).

Газета польской группы выходила нерегулярно, это был по сути подпольный бюллетень. Хасс рассказывает:

«Борьба со сталинской политикой велась не только на уровне международной политики, но и в более понятной области национальных вопросов, таких как профсоюзная деятельность… В Варшаве появилась газета на польском языке (из–за юридических ограничений она не носила шапки КПП–оппозиция). 1 апреля 1933 года вышла еще одна газета на идиш под названием «Унзер геданк» («Наша мысль»), но обе регулярно конфискует полиция. Последний номер польской газеты вышел 5 июля, а через два дня его редактор и номинальный издатель (на самом деле газету издавала организация), 23-летний портной Шлама Шварц, был арестован. Следующий номер удалось опубликовать лишь 5 ноября — через два дня после освобождения Шварца из тюрьмы, — на этот раз под именем 27-летнего токаря, Ицека Гликсона. Газета выходила каждые две недели на польском и на идиш под названием «Gwiazda» и «Sztern» (Звезда). Как на польском, так и на идиш газета печаталась одиночным тиражом по 5000 экземпляров каждая. Ее распространение в Варшаве было, по-видимому, более успешным, чем распространение легальных газет КПП. Репрессии цензоров ощутило и издательство «Новая эра» (это издательство с лета 1932 г. занималось публикацией брошюр Троцкого). В первой половине 1933 года ему удалось опубликовать две брошюры Троцкого. Но другие его брошюры, которые последовали затем, а также несколько брошюр других авторов были конфискованы и издатели прекратили свою деятельность. Несколько листовок, касающихся текущих вопросов, было напечатано нелегально, а также был издан внутренний бюллетень. Это должно было в какой-то мере преодолеть трудности агитации и политической работы, вызванные постоянной конфискацией документов организации. Издательская деятельность также осложнялась нехваткой денег. В отличие от КПП, группа оппозиции не получала никаких денег из-за границы, поэтому на организационную работу средств не хватало, и многие активисты просто голодали.

«Эта большая агитационная и издательская работа принесла свои плоды в организационной сфере. Троцкизм в Польше, вначале ограниченный еврейской рабочей средой, теперь нашел сторонников и среди польских рабочих. В Праге (квартал Варшавы) появились две новые ячейки, были установлены контакты с рабочими крупных текстильных фабрик Лодзи, а также с некоторыми тамошними металлистами. Оппозиционные группы были сформированы на ряде угольных шахт в Заглебье-Домбровском, и контакты поддерживались почти со всеми крупными шахтами. В конце 1933 года было организовано четыре больших совещания с профсоюзами текстильщиков, портных, торговцев и молодежи, на которых присутствовало около 240 рабочих. Активисты оппозиции в Варшаве присутствовали почти на всех заседаниях Бунда и нашли среди его членов немало сочувствующих. Были также установлены контакты с активистами левого крыла ППС, в том числе в провинциях, а также установлены тесные связи с некоторыми активистами молодежной организации Ассоциации рабочих университетов (YOWUA), связанной с этой партией, и с леворадикальной Социалистической интеллигентской группой «Plomienie» (Пламя)».

Гитлер у власти.

Гитлер назначен канцлером в конце января 1933 г. и, не теряя времени, заводит машину государственного террора против левых партий и групп. Многолетняя критика Троцкого по адресу сталинистской ультралевой политики подтверждена в этом серьезном поражении рабочего класса. Сталин и московское руководство Коминтерна в припадке бюрократического чванства продолжают утверждать, что фатальная политика «социал-фашизма» была верна. Германская и все другие партии Коминтерна, за десять лет надрессированные слепо повиноваться приказам Кремля, бездумно следуют за Сталиным к европейской катастрофе и к своему собственному уничтожению.

Приход Гитлера к власти потряс рабочее движение Европы и всего мира. Внутри социалистических и коммунистических партий появились крупные диссидентские движения. В то время как компартии реагировали на критику исключением диссидентов и ужесточением злобных нападок на левую оппозицию, соц.-партии не привыкли к подобной бюрократической дисциплине и внутри них росли разные радикальные течения: анархистские, синдикалистские, лево-социалистические и троцкистские. В целом, социалистические партии сделали левый крен. Широкие рабочие массы, как внутри партий, так и беспартийные, стали более восприимчивы революционному слову Левой Оппозиции.

В марте Троцкий устанавливает, что КПГ не может быть реформирована и спасена для революции, её надо заменить новой революционной партией (см. статьи в майском № «Бюллетеня Оппозиции»). В июльском номере «Бюллетеня» он распространяет этот вывод на ВКП(б) и весь Коминтерн. Коммунистический Интернационал перестал служить революции и стал контр-революционным вредителем в рабочем движении. Надо строить новый, Четвертый Интернационал. Троцкий объясняет:

«Центризм социал-демократического происхождения характеризуется движением справа влево — в такой политической обстановке, которая чрезвычайно затрудняет всякую половинчатую позицию. Члены независимых социалистических организаций лишены, в большинстве своем, того революционного закала, который успели приобрести так или иначе многие члены компартии. Но, с другой стороны, независимые социалисты, не проникнутые фетишизмом по отношению к советской бюрократии, свободны от консерватизма, переживают внутренний кризис, честно ищут ответов на поставленные нашей эпохой вопросы, эволюционируют в сторону коммунизма. В данный момент они, по всем признакам, восприимчивее к идеям подлинного большевизма, чем члены сталинской фракции.

«Таково то своеобразное сочетание исторических условий, которое открывает перед большевиками-ленинцами новую, в некотором смысле, «непредвиденную» возможность деятельности и успеха. Ее надо использовать до конца» (Бюллетень Оппозиции, № 35).

Троцкий настаивает, что в обстановке брожения масс маленькие группы большевиков-ленинцев способны активно воздействовать на более крупные левые движения, профсоюзы и партии; революционеры должны завоевать руководство в них, оттесняя правых руководителей. Троцкий убеждает маленькие группы левой оппозиции использовать левые настроения в различных социалистических партиях, вести в них агитацию, в некоторых случаях войти в такие партии для приближения к революционным массам. Троцкий энергично борется за образование нового революционного интернационала. Интернациональная Левая Оппозиция ориентируется на создание новых революционных партий, взамен обанкротившегося Коммунистического Интернационала. Вскоре формируется Интернациональная Коммунистическая Лига — предтеча будущего Четвертого Интернационала.

Во время кризиса, вызванного успехами Гитлера в Германии, внутри социал-демократии в 1931—32 гг. выросли революционные настроения и левые фракции. САП была образована осенью 1931 г. из левого раскола в реформистской СДПГ, и в нее вошла в 1932 г. группа сторонников Брандлера. Влиятельные группы и левые партии высказывались в пользу единого рабочего фронта против фашизма. После победы Гитлера некоторые группы пошли еще дальше и поддержали призыв Троцкого к созданию нового революционного интернационала. В 1933-34 гг. чрезвычайно возрос в рабочем движении разных стран авторитет Троцкого и Левой Оппозиции. Огромные рабочие партии Германии — Социал-демократическая и Коммунистическая — оказались неспособны противодействовать победе Гитлера. Только Левая Оппозиция предлагала действенную стратегию борьбы — единый фронт рабочих организаций. Летом 1933 г. за новый революционный Интернационал выступает ряд лево-центристских партий: САП в Германии, две левые голландские партии (ОСП и РСП) и ряд других групп.

В далекой Америке, пишет Джеймс Кэннон:

«Нашим первым ответом на германские события был призыв к проведению в Нью-Йорке массового митинга:… «Значение германских событий»; выступают Шахтман и Кэннон. «Милитант» сообщил, что на наш массовый митинг пришло 500 человек. [Это в 10-20 раз больше, чем приходило на собрания до тех пор].

«Мы били в набат по поводу надвигающегося прямого столкновения фашизма и коммунизма в Германии. Тогда, поскольку проблемы были такими обостренными, а новые события происходили в Германии каждый день, мы сделали нечто совершенно беспрецедентное для такой маленькой группы, как наша. Мы преобразовали наш еженедельник «Милитант» — к тому времени он уже стал еженедельником — и начали выпускать его три раза в неделю, причем каждый номер выстреливал новым троцкистским материалом о событиях в Германии. Если бы спросили меня, как мы это делали, я бы не смог объяснить. Но мы делали это. Это было невозможно, но у троцкистов говорят, что во времена кризисов надо делать не то, что возможно, а то, что необходимо. А необходимым мы считали прекратить наши рутинные споры и критику сталинистов и вместо этого сделать что-то, чтобы потрясти все рабочее движение и заставить его понять, насколько судьбоносным для всего мира является происходящее в Германии. Мы хотели привлечь внимание всех рабочих, особенно рабочих-коммунистов. Мы ускоряли темп. Мы начинали кричать и бить в набат. Наши товарищи спешили на каждое собрание, которое они только могли найти, на каждую, даже самую маленькую сходку рабочих, несли под мышками целые стопки «Милитант» и кричали во весь голос: «Читайте «Милитант!», «Читайте правду о Германии!», «Читайте, что говорит Троцкий!»

Страницы «Бюллетеня Оппозиции» в 1933-34 гг. отражают растущее внимание рабочих масс и молодежи к слову Троцкого и сторонников нового Интернационала. Главный вопрос: как обратиться к возбужденным рабочим, как дойти до масс?

Польская секция Левой Оппозиции.

Людвик Хасс пишет: «В Польше еженедельник Социалистической партии, ППС, «Tydzien Robotnika» немедленно печатает статьи о новых тезисах Троцкого». КПП-Оппозиция тоже печатает в своей подпольной газете статьи Троцкого о призыве строить новый Интернационал вместо реформистского Второго (Социалистического) и сталинского Третьего (Коммунистического). Но небольшая группа троцкистов страдает от частых набегов жандармов Пилсудского и нелегальная брошюра КПП-О о новом курсе конфискована полицией. Хасс объясняет нам:

«Польша была единственной секцией левой оппозиции, где [учреждение Четвертого Интернационала] не было принято единогласно. Штокфиш и Дойчер выступили против новых тезисов. По их мнению, решающего фактора — позорной капитуляции Коммунистического Интернационала и его неспособности предвидеть события — было недостаточно для основания Четвертого Интернационала. Необходим был довольно длительный переходный период, а также период времени для сбора новых сил. Минц колебался, но Эрлих был упорным сторонником нового курса. В конце 1933 и начале 1934 года его поддержали, и поэтому название организации было изменено на Союз коммунистических Интернационалистов Польши (UCIP), отметив в скобках в течение некоторого времени «бывшая КПП-оппозиция». Была созвана конференция организации, где один из вопросов заключался в характере режима Пилсудского: следует ли считать его фашистским или, согласно точке зрения Троцкого, бонапартистским. В январе 1934 года были подготовлены необходимые тезисы и контр-тезисы».

Польские троцкисты продолжали плыть против сильного течения. Их публикации, легальные или подпольные, были под постоянным прицелом пилсудчиков, с одной стороны, сталинцев, с другой. Идеи Троцкого все же пробивали себе дорогу. Хасс называет легальные и нелегальные публикации левой оппозиции: Nowa Droga (Новый путь), Bolszewik (в Лодзи), ежедневная газета Co dalej? (Что дальше?) выходившая несколько дней в конце 1935 г. До закрытия полицией тираж газеты поднялся с одной до четырех тысяч экземпляров (см. https://www.marxists.org/archive/hass/1992/xx/tinpoland.html#f42).

«Бюллетень Оппозиции» в феврале 1934 г. отмечал значительные успехи польской секции Лиги коммунистов-интернационалистов:

«Польская оппозиция имеет серьезное влияние и свои ячейки в ряде профсоюзов. В Варшаве она насчитывает около 300 членов (официальная партия имеет не больше 800); с большой прослойкой старых членов партии; много также молодежи. Польская оппозиция имеет 7 местных провинциальных организаций и прочные связи во всех рабочих центрах. Она издает в Варшаве два еженедельника, — систематически конфискуемые полицией, — на польском и еврейском языках. Тираж этих газет — по 5.000 экземпляров каждая. Распространение оппозиционной печати в Варшаве несомненно превосходит распространение сталинской печати».

В это время большие издательства ППС или еврейского Бунда с симпатией помогали группам троцкистов напечатать и распространить какой-то бюллетень или газету. Эта ситуация вскоре изменится. Чтобы предупредить идейную и политическую победу Троцкого, сталинский Коминтерн в 1934—35 годах запустил новую программу предотвратить революцию.

Стратегия нового интернационала и тактика энтризма.

В течение нескольких лет группы троцкистов действовали в условиях вынужденной изоляции, упорной борьбы за программу перманентной революции против ее врагов: сталинцев, слева, и реформистов, справа. В условиях выросшей активности масс в 1933-34 гг. Троцкий предлагает сменить тактику и образ работы. Надо внедриться в бурлящие социалистические движения, партии и клубы, бороться в них за программу Единого Фронта и перманентной революции, подготовить материальную и организационную базу для Четвертого Интернационала.

Эту тактику, названную энтризмом или «французским поворотом» группы левой оппозиции (ИКЛ) используют с переменным успехом во Франции (Социалистическая партия), Великобритании (Независимая Рабочая партия) и США (Рабочая партия А. И. Масте, затем Социалистическая партия Нормана Томаса). Троцкий объясняет своим сторонникам, что энтризм, слияние или объединение — это тактика, и ее успех полностью зависит от идейной спаянности группы интернационалистов (троцкистов). В письме 29 марта 1934 г. к одному из руководителей Коммунистической Лиги Америки (КЛА), Арне Свабеку, Троцкий объясняет, что попытки объединиться с немецкой САП и голландской ОСП не удались, а в Великобритании, попытка группы троцкистов войти в Независимую Рабочую партию (ILP) привела даже к расколу в троцкистской группе. Но он не возражает против слияния КЛА с Рабочей партией А. И. Масте. Троцкий полагает, что успех тактики полностью зависит от идейного сплочения и энергии коммунистической группы.

Тактика «энтризма» полностью подчинена цели завоевать для революции рабочие массы и молодежь. Ее предпосылка — постоянная критика реформистского руководства большой левой организации (Социалистической или Рабочей партии) в условиях массовой политизации. Она противопоставлена политике верхушек в Соц. и Компартиях. Те пытаются усыпить активизм масс и погасить массовые действия, ввести политическую жизнь обратно в русло повседневного парламентаризма и чисто экономических стачек.

С 1934 по 1938 год в Европе разворачивается борьба внутри рабочего движения между этими двумя направлениями. Троцкий возглавляет борьбу за единый фронт рабочих организаций против фашизма. Сталин направляет компартии в политику Народных Фронтов — коалиций с буржуазными партиями, отвергающих классовые принципы в пользу парламентаризма и статуса-кво.

Против Гитлера и Сталина, за Четвертый Интернационал.

Правый зигзаг Сталина.

Сталин конечно не мог допустить, чтобы американские или польские троцкисты возглавили борьбу против фашизма. ГПУ с помощью Коминтерна уже давно запустило программу саботажа коммунистов-интернационалистов. В троцкистские группы в Германии, Польше и т.д. внедряли шпионов и провокаторов, о них распускали грязные сплетни. Через год-два ГПУ перейдет к физическому истреблению сторонников Четвертого Интернационала и всех социалистически мыслящих рабочих и интеллигенции внутри СССР и за рубежом. пока что полицейские меры шли рука об руку с правым поворотом Кремля: внутри страны — неонэп; за рубежом — Народные Фронты.

В. З. Роговин в книге «Сталинский неонэп» показывает войну Сталина в 1934—35 гг. с широким стремлением к равенству и социальной справедливости. На XVII съезде ВКП(б) Сталин объявил такое стремление «реакционной мелкобуржуазной нелепостью». В эти годы московский режим целенаправленно вводил неравенство и материальную иерархию в советское общество: для элиты — тайные распределители, спецпайки, роскошные квартиры и стахановские зарплаты; для масс — тяжелый ручной труд на «стройках социализма», бараки и карточный режим.

«Сталину необходимо было полностью переставить в сознании миллионов коммунистически мыслящих людей в СССР и за рубежом все политические знаки — представить нынешнее положение страны торжеством большевистского, ленинского дела, а оппозиционеров — злейшими контрреволюционерами и агентами фашизма» («Сталинский неонэп», Москва, 1994, стр. 302).

В идейно-политическом смысле в Советском Союзе была запущена кампания против интернационализма, в пользу национально ограниченного т.н. «советского патриотизма». Октябрьская революция отныне виделась не как вспышка мировой социалистической революции в самом слабом и отсталом звене мирового капитализма, а как национальная революция, которая через меры радикальных реформ, под диктатом все знающей и всемогущей бюрократии ведет к построению «национального социализма». Роговин замечает:

«Наиболее беспощадной аннигиляции подверглась в сталинской идеологии интернационалистская доктрина марксизма. Чтобы заполнить образовавшийся в результате этого идейный вакуум, Сталин ориентировал свою пропагандистскую машину на апелляцию к национально-государственническим стереотипам массового сознания. Решив сделать ставку в грядущей войне не на революционный интернационализм, а на национально-патриотические чувства, Сталин постепенно смещал акценты в освещении истории Российской империи». (Там же, стр. 244).

К этому времени сталинский режим запустил полномасштабное переписание истории России и Октябрьской революции. Эта программа фальсификации нашла литературное выражение в пресловутом «Кратком курсе истории ВКП(б)» в 1938 году, а политическое выражение — в Московских Процессах против вождей Октября и повальном истреблении сотен тысяч коммунистов и социалистически мыслящих участников Русской революции.

Советский Союз в сентябре 1934 г. вступает в Лигу Наций — «воровской притон», по мнению Ленина — и нарком иностранных дел Литвинов выступает на европейской сцене за «коллективную безопасность», то есть, неприкосновенность существующих границ, решенных победоносной Антантой в 1919 г. в Версале. Заглядывая вперед, отметим, что политика Сталина создать блок с Францией и Великобританией против агрессивного Гитлера потерпит крах в 1938 г., когда «миролюбивые демократии» заключат Мюнхенское соглашение с Гитлером, и передадут ему Чехословакию и Австрию. Но проследим ход событий.

Франция и Народный Фронт.

Приведя мировое коммунистическое движение к серии катастроф, — их кульминацией стала победа Гитлера в Германии и угроза новой мировой войны — Сталин теперь отказался от международной классовой борьбы и лозунга мировой революции. Летом 1934 г. Кремль начал прощупывать буржуазные режимы в Европе и Америке с целью создать советско-буржуазный противовес агрессивному германскому империализму. В течение нескольких месяцев Коминтерн полностью перестроил свою пропаганду, отменил установки и парадигмы «третьего периода» и открыл всемирную кампанию в пользу широких над-классовых «Народных Фронтов» и «борьбы за мир».

Опасаясь, что идейная победа Левой Оппозиции перерастет в политическую и организационную победу Четвертого Интернационала, сталинцы делают все от них возможное, чтобы сохранить в целости реформистские партии, обеспечить их реформистскому руководству победу над левыми и т.д. В течение 1934-35 годов Коминтерн делает полную смену курса и в ряде стран, в частности, во Франции организует широкий Народный Фронт Компартии, Соцпартии и Радикальных Социалистов (несмотря на название, это лево-буржуазная партия).

Заинтересованному читателю мы предлагаем книжку Троцкого «Куда идет Франция?», но о Франции надо сказать с некоторой конкретностью

6-го февраля 1934 г. банды фашистов и монархистов организовали путч напротив здания Национальной Ассамблеи. 14 человек было убито во время путча и его подавления. Это событие всколыхнуло рабочие массы Франции и снизу, от масс, пошли непрестанные требования объединить все рабочие партии и синдикальные организации для отражения фашистской угрозы.

Попытка фашистского восстания была подавлена полицией, но страной правили министры близкие им по духу. 9-го февраля Соцпартия и Компартия организовали две отдельные демонстрации против фашистов, и они, под давлением демонстрантов, слились в одну общую, огромную манифестацию, во время которой полиция убила девять рабочих. 12 февраля Соц. и Компартии совместно провели 24-х-часовую всеобщую стачку и серию демонстраций по всей стране. В стачке приняли участие пять миллионов рабочих; примерно, миллион рабочих участвовали в уличных манифестациях во всех городах Франции.

Верхи Соцпартии попытались избежать такой вариант «левого фронта», чтобы предупредить поворот в сторону социалистической революции. Сталин и Коминтерн, со своей стороны, тоже выступили против рабочего единства в пользу так называемого «Народного Фронта», то есть, над-классового объединения с «левой», «прогрессивной», «миролюбивой», про-кремлевской буржуазией в Радикальной партии.

В результате огромных усилий французского пролетариата, всеобщих стачек и миллионных демонстраций, в 1936 году к власти пришло народо-фронтовское правительство Леона Блюма, вождя Социалистов, в тандеме с Радикал-Социалистами. Коммунистическая партия не вошла в правительство, но поддерживала его со стороны. Это правительство пошло на экономические уступки пролетариату, чтобы расстроить захват заводов и фабрик рабочими и потушить массовое революционное движение. Но затем, раздав повышенную заработную плату, пообещав оплаченный отпуск, пособия по болезни, пенсию и другие подачки, вытеснив рабочих из заводских помещений, захваченных ими в июне 1936 года, вообще потушив революционный энтузиазм рабочих и народных масс, буржуазия отыгралась и оттёрла пролетариат в сторону. Правительство Блюма своей политикой невмешательства в Гражданскую войну в Испании ударило в спину Республиканцев и помогло Франко в победе фашизма южнее Пиренеев. Это подготовило разочарование и апатию масс, их отстранение от активной политической жизни, а в мае 1940 года — разгром буржуазной Франции Гитлером и установление фашистского режима Виши.

Испанская гражданская война и ПОУМ.

Политика Народного Фронта привела к еще более гибельному результату в наиболее отсталом уголке Европы. Накоплявшиеся столетиями в Испании классовые противоречия наконец взорвались. Весной 1931 года бежит за границу Альфонс XIII-й, последний монарх из династии Бурбонов, и в стране установлена буржуазная республика. На выборах в конце июня 1931 года социалисты разных партий и левые республиканцы собрали 70 или больше % от всех голосов, причем анархисты бойкотировали выборы. Но умеренное коалиционное правительство в Мадриде ни в коей мере не отражает накал страстей в населении, хотя в нем несколько министров-социалистов, в том числе Кабальеро в качестве министра труда.

Справа: капиталисты и земельные бароны, их сынки-офицеры и генералы. На их стороне — иерархия Католической церкви и священные традиции невежества и бесправия масс. Они опираются на военные гарнизоны и фашистские милиции внутри страны, на иностранный легион и марокканские войска в обширных колониях Испании в Марокко и западной Африке. К народу, к трудящимся массам и принципам демократии многочисленные генералы (в испанской армии, сто солдат к одному генералу) питают презрение. Генералы и их знатная родня воспитаны на столетиях жестокости: Инквизиция, рабовладельческий геноцид в колониях Африки, Латинской и Центральной Америки, жестокая эксплуатация в городах и деревнях самой Испании. Будущий лидер мятежников генерал Франко осенью 1934 г. топит в крови восстание шахтеров в Астурии (5000 рабочих убито, 30000 в тюрьме); такие кровавые расправы над левыми и республиканцами будут проводиться в каждом захваченном городе и деревне. Если в испанских традициях и идеологии было что-то «национальное», то это следующее. Инспанский гидальго кичился своим родословием и безделием; он в равной степени презирал трудящийся народ и деятельную буржуазию. Иерархия католической церкви превозносила нищету народа, как положительную добродетель. Широко распространена поговорка: «Половина Испании ест, но не работает, другая половина работает, но не ест».

Слева: миллионы безземельных крестьян и рабочих, которые сплошь записаны в левые профсоюзы, ассоциации, кооперативы, партии и клубы, под большим влиянием анархизма и идей коммун, обществ взаимопомощи и прямого действия. Например, крупнейшее профобъединение, Confederación Nacional del Trabajo (CNT или СНТ) в 1931 году объединяет полтора миллиона рабочих и безземельных крестьян (из населения в 26 миллионов). В анархистском движении надо выделить активистов из Анархистской Федерации Иберии (Federación Anarquista Ibérica, FAI или ФАИ). «Фаисты» выполняют роль политического руководства в движении, которое стоит за «прямое действие», отрицает «политику в принципе», но в ноябре 1936 г. все-таки входит в правящие хунты в Каталонии и других провинциях, и в республиканское министерство в Мадриде.

Впрочем, присутствие огромных, но бесформенных анархистских федераций не внесет революционную программу в широкий республиканский Народный Фронт. Еще меньше способны анархисты внести ясность в свои ультра-революционные призывы к стихийному действию масс. На Иберийском полуострове в течение XIX века произошло несколько десятков переворотов, более или менее кровавых, как прогрессивных, так и реакционных. Какова должна быть цель Испанской революции: буржуазная республика, или диктатура пролетариата, ведущего крестьян за собой?

Очень сильна по числу членов партии, на выборах и мандатах в кортесах Социалистическая Рабочая партия Partido Socialista Obrero Español. Ее два важнейших вождя — Ларго Кабальеро слева, и Индалесио Прието справа. Ларго Кабальеро на словах стоит за диктатуру пролетариата, в 1934 г. он слева критикует Испанскую компартию и Народный Фронт, и гордится кличкой «Испанский Ленин». Впрочем, «Лениным» его кличут сталинцы в 1935—36 гг., когда хотят связать левых социалистов легализмом и парламентаризмом Народного Фронта. Осенью 1936 г. сталинцы, шантажируя Республику угрозой, что СССР откажется поставлять оружие, уже оттесняют «фразера» Кабальеро в пользу «практиков» Прието и Асанья.

В официальной Коммунистической партии (ИсКП) во время ее сектантского «третьего периода» было несколько сот членов и ее по численности и влиянию превосходило несколько лево-радикальных групп. В 1934 году ИсКП развернулась на 180° и начала пропаганду за Народный Фронт, который должен был включать не только рабочие партии — анархистские федерации, социалистов и коммунистов — но и буржуазные партии центра. Лишь «врагам народа» — троцкистам нет места в Народном Фронте. Испанская компартия играет наиболее грязную и реакционную роль в революции и гражданской войне. В пользу Народного Фронта и буржуазной легитимности она предает классовые интересы пролетариата и крестьянства. В пользу сталинской дипломатии и империалистических интересов Франции и Великобритании сталинцы саботируют самые действенные меры, способные обеспечить моральный и организационный перевес масс. Под лозунгом «диктатуры пролетариата» сталинцы осенью 1936 г. провоцируют и проводят массовые расправы над разоруженными солдатами, офицерами и гражданскими заложниками справа, а весной 1937 г. ударяют влево по анти-сталинским коммунистам, разоружают анархистские федерации и обеспечивают победу Франко. Здесь надо выделить роль молодого Сантьяго Карийо (Santiago Carrillo), который объединил молодежные организации Коммунистической и Социалистической партий, сыграл мрачную роль в массовых расстрелах заложников, разгромах церквей и преследовании левых, а спустя 40 лет стал ведущим пропагандистом Еврокоммунизма.

Испанскую компартию в 1921 г. организовали Хоакин Маурин и Андрей Нин. В 1925—28 гг. Маурин сидел в испанской тюрьме; Нин работал в руководстве Профинтерна и Коминтерна в Москве, и тайно поддерживал Левую Оппозицию; Исполком Коминтерна послал в Испанию тройку коммунистов «большевизировать» и направлять ИсКП. Историк «правого коммунизма» утверждает, что в середине 1920-х годов «Группа Маурина настаивала на политике энергичной оппозиции против диктатуры, в то время как [назначенное Москвой] национальное руководство предпочитало более примирительную политику» (Robert J. Alexander, The Right Opposition, 1981, стр. 186). К 1927 году оба вождя испанского коммунизма были в оппозиции к курсу сталинского Коминтерна: Маурин — справа, Нин — слева, и Андрей Нин принципиально защищает Маурина от обвинений в «уклонизме» со стороны бюрократов Коминтерна. Они сохранят дружеские отношения, даже тогда, когда через пару лет возглавят конкурирующие коммунистические оппозиции в Испании.

В 1928 г. Маурин вышел из тюрьмы и возглавил одну из группировок испанских коммунистов. Он и его группа не интересовались вопросами Англо-Русского Комитета и Китайской революции. Маурин осуждал теорию «перманентной революции», поддерживал «социализм в одной стране», «пятилетку в четыре года» и «сплошную коллективизацию», клеймил троцкистов, но разошелся с Кремлем в вопросе о «третьем периоде» и «социал-фашизме». В Испании Маурин и его сторонники организовали Каталонско-Балеарскую Федерацию и справа критиковали официальную партию и осуждали ее за чрезмерный бюрократизм и сектантство. Историк правой оппозиции описывает тогдашние разногласия Маурина и Коминтерна: Маурин заявлял, что «Коминтерн не понимает, что мы стоим накануне демократической революции» и выступал за лозунг «федеральной демократической республики», в то время как КИ выдвигает тезис об «экспорте "демократической диктатуры рабочих и крестьян"» (стр. 187). В 1930 году Федерация «уже считала себя вне рядов Коммунистического Интернационала» (там же). Независимость от Коминтерна развязывала Маурину руки, и в следующий период Федерация Маурина объединилась с другой группой каталанских коммунистов и создала Рабоче-Крестьянский Блок (Bloque Obrero y Campesino), вставший на левом фланге каталанского сепаратизма. Правая оппозиция в целом держала курс на объединение рабочих партий — коммунистов, анархистов, социалистов, продолжая курс Сталина-Бухарина в 1926—27 гг. В Испании, Федерация Маурина прибавляла буржуазных сепаратистов в Каталонии к «друзьям» рабочего класса.

Нин связан с Троцким общей борьбой в Левой Оппозиции. После высылки Троцкого в Алма-Ату в 1928 г. их тайная переписка продолжалась, и Нин передает Троцкому новости из кулуаров Коминтерна, где он работает как представитель ИсКП. В 1930 г. Нина «разоблачают» как троцкиста и высылают из СССР в реакционную Эстонию; он оттуда добирается до Испании и организует секцию Интернациональной Левой Оппозиции, Izquierda Comunista (левые коммунисты, исп.). В 1931 г. испанские левые печатают на испанском и на каталанском языках брошюру Троцкого «Испанская революция и угрожающие ей опасности». В брошюре и в ряде статей Троцкий подвергает резкой критике парламентский кретинизм социалистов, «детскую левизну» и анти-политическую политику анархистов. Он предупреждает Нина и Испанскую Левую:

«Маурина надо подвергать беспощадной и непрерывной критике, которую события будут подтверждать блестяще. Пройдет совсем немного времени, — и Маурин окажется просто смешной фигурой со своими провинциальными размышлениями, доморощенными доктринами и самодельными лозунгами» (см. «Бюллетень Оппозиции» №23).

В 1932 г. между Троцким и испанской Левой возникают трения. Нин и его друзья зацикляются на поверхностных успехах своей группы, не придают значения официальной компартии, ссылаясь на ее слабость, ослабляют международные связи с ИЛО, завязывают прагматичные отношения с группой Маурина. В циркулярном письме группам сторонников «О состоянии Левой Оппозиции» 16 декабря 1932 г. Троцкий пишет:

«Один вопрос омрачал совещание: это положение в испанской секции… Испанская секция, к сожалению, не была представлена на совещании… Но главное несчастье испанской оппозиции в том именно и состоит, что руководители её все время отгораживали свою организацию от внутренней жизни и внутренней борьбы других секций и тем лишали её доступа к незаменимому интернациональному опыту. Поскольку же испанской секции приходилось все же в силу официального положения вмешиваться в интернациональные вопросы, вожди ее, совершенно не связанные ни опытом других секций, ни общественным мнением собственной организации, руководствовались личными симпатиями, связями или антипатиями. Марксистский анализ обстановки и разногласий они слишком часто заменяли — надо сказать откровенно — мелкобуржуазным психологизмом и сентиментализмом. Так было в вопросе о Каталонской федерации (Маурин), где надежда отдельных барселонских товарищей на «личные дружественные отношения» долго заменяла принципиальную борьбу с мелкобуржуазным национализмом и этим затормозила развитие левой оппозиции в самый острый период».

Надо иметь в виду, что в период ультра-левого зигзага Коминтерна в 1928—34 гг. правая группа Маурина и Каталонской Федерации стояла на правом фланге коммунизма; ИЛО была в «центре», а официальный Коминтерн занимал ультра-левую позицию. Это соотношение изменилось после победы Гитлера, когда Сталин и Коминтерн панически повернули направо, порвали с классовой политикой и обняли программу Народных Фронтов. Безыдейные чиновники Коминтерна и ВКП отбросили все претензии на марксизм и классовую политику. В 1933—34 гг. Федерация Маурина и Испанская Левая Нина сблизились; прежние разногласия между этими группами — Англо-Русский комитет, Китайская революция — казалось, ушли в прошлое. На словах, Нин поддерживает ИЛО и Троцкого, но его внимание обращено на быстрое развитие Испанской революции.

В конце 1933 г. Нин отдаляется от ИЛО и порывает связь с Троцким. Во время восстания шахтеров Астурии осенью 1934 г. Маурин и Нин действуют совместно и ведут обе организации к объединению. В Астурии, в Валенсии и в других городах Нин выступает с лозунгами похожими на лозунги Федерации Маурина. Эта связь между левыми и правыми ведется ценой политических уступок и идейного сползания: зачем спорить о «социализме в одной стране» и теории «перманентной революции», когда надо создавать крестьянские хунты (советы) и делить землю помещиков?

В ноябре 1935 года большинство Рабоче-Крестьянского Блока (новое название группы Маурина) объединяется с большинством организации Izquierda Comunista de España «Коммунистическая левая Испании» в Рабочую партию марксистского единства (ПОУМ). На словах, эта марксистская партия превозносит Ленина и Троцкого в 1917 году, стоит за организацию Советов, национализацию промышленности рабочими, землю — крестьянам. Но на главный вопрос перспектив Испанской революции — демократическая или социалистическая — ПОУМ отвечает обтекаемыми фразами и сотрудничает с лево-буржуазными правительствами в Мадриде и Барселоне.

В марте 1939 г. Троцкий подводит итог половинчатой политике ПОУМ:

«Вожди П.О.У.М.'а ни на один день не претендовали на самостоятельную роль; они стремились оставаться на роли добрых друзей «слева» и советников вождей массовых организаций. Эта политика, вытекавшая из отсутствия доверия к самим себе и своим идеям, обрекала П.О.У.М. на двойственность, на фальшивый тон, на постоянные колебания, находившиеся в резком противоречии с размахом классовой борьбы. Мобилизацию авангарда против реакции и ее подлейших лакеев, включая и анархо-бюрократов, вожди П.О.У.М.'а подменяли квази-революционными наставлениями по адресу предательских вождей, оправдывая себя тем, что «массы» не поймут другой более решительной политики. Левый центризм, особенно в революционных условиях, готов на словах принять программу социалистической революции и не скупится на широковещательные фразы. Но роковая болезнь центризма в том, что из этих общих концепций он не способен сделать мужественные тактические и организационные выводы. Они всегда кажутся ему «преждевременными»: «нужно подготовить общественное мнение масс» (путем собственной половинчатости, фальши, дипломатии и пр.); к тому же он боится оборвать привычные дружественные отношения с друзьями справа, он «уважает» индивидуальные мнения, поэтому он наносит удары… налево, стремясь поднять этим свой престиж в глазах солидного общественного мнения».

Сталин и Испанская гражданская война.

В двух словах: Сталину была нужна не Испанская революция, а сделка с Францией и Великобританией против агрессивного Гитлера.

В парламентских выборах в феврале 1936 г. победу одерживает блок партий Народного Фронта. В июле фашистские офицеры под руководством генералов Эмилио Мола и Франциско Франко организуют военный путч против республиканского правительства. В важнейших промышленных городах против фашистского переворота вооружаются рабочие дружины; в деревнях вспыхивает борьба за землю между крестьянскими массами и фашистскими военными силами. Самая гибельная политика в этот период — это политика центра, политика президента республики Асанья и половинчатых мер, политика лево-буржуазных кругов и сталинской компартии. В погоне за легальностью и буржуазным общественным мнением, под давлением Сталина и компартии, республиканское правительство отказывается вооружать народные дружины, продолжает колониальную политику старого режима в африканских колониях, поддерживает централизм Мадрида против Каталонии и Страны Басков, пытается обуздать анархистские партии, профсоюзы, лево-социалистические партии.

Рассмотрим три момента: колониальный вопрос, поставку оружия и проверку техники и бойцов.

Фашистские генералы-мятежники опираются на солдат-марокканцев собранных в колониях Северной Африки. Абд аль-Крим, герой рифского восстания в 1920-е гг. против франко-испанских колонизаторов, обращается к Кабальеро, предлагая организовать восстание берберов и других племен против испанских генералов и французских колонизаторов, поделивших Марокко. Но Франция — друг СССР, и не хочет потерять Марокко и Алжир.

Полпред СССР в Мадриде, Марсель Розенберг угрожает, что «советского оружия не будет, если "троцкистов" включат в правительство» (The Battle for Spain, Antony Beevor, p. 172). Впрочем, помимо голов «троцкистов», Сталин выторговывает за свою военную помощь бóльшую часть золотого запаса Испании, чтобы «сберечь его от фашистов». Это означает, что Мадрид платит втридорога за советские легкие танки, устаревшие самолеты и старые винтовки. А в 1938 г., когда выяснится, что Франция и Англия предпочитают заключить Мюнхенскую сделку и передать Чехословакию Германии, Сталин испуганно бросит Испанскую республику на участь судьбы в пользу сделки с Гитлером.


Пабло Пикассо — Герника	Отряд ПОУМ

Гитлер, Муссолини и Сталин используют войну в Испании для проверки военной техники, разработки тактики боя, тренировки военных специалистов. Юнкерсы-52 стирают городок басков, Гернику, с лица земли и бомбят Мадрид; Мессершитты-109 состязаются в небе с советскими И-15 и И-16; немецкие, итальянские и советские танки проверены в бою. Боевое крещение получают молодые летчики и танкисты. СССР, Германия и Италия на основе боевого опыта спешно начинают разработку новых танков и самолетов. Но из трех диктаторов, готовящихся к большой войне, один лишь Сталин безрассудно уничтожает своих лучших специалистов, только что испытанных в бою. По возвращении из Испании расстреляны: разведчик Ян Берзин; танкист Владимир Горев; летчик П. А. Алексеев; дважды Герой Советского Союза за Испанию и Халхин-Гол, летчик Яков Смушкевич; и многие их товарищи. Как исключение из правил, легендарный разведчик Николай Кузнецов, по возвращении в Советский Союз был арестован в 1938 г., но чудом не расстрелян. Совершив в войну много подвигов в глубоком тылу, он погиб возле Львова в 1944 г., по-видимому, повстречав группу бандеровцев.

Отдельно надо отметить судьбу Владимира Антонова-Овсеенко. В 1917 г. по приказу Троцкого он штурмовал Зимний Дворец и арестовал Временное правительство. Двадцать лет спустя на должности генерального консула СССР в Барселоне, он подготовил и провел кровавый разгром партии POUM и каталонских анархистов. Это преступление, сделанное по приказу Сталина, не спасло его жизнь: Антонов-Овсеенко был отозван в Москву, осужден как контрреволюционер-троцкист и расстрелян 10 февраля 1938 г.

Резидент НКВД в Испании Александр Михайлович Орлов возглавлял аппарат советской тайной полиции и его задача состояла в борьбе с троцкистами и анархистами, подготовка провокаций и пр. Он организовал похищение, пытку и убийство Андреаса Нина. Угрызения совести и страх расправы в подвале на Лубянке побудили его порвать с ГПУ, написать Троцкому письмо с разоблачением агентов Сталина, и бежать в США.

По другому обернулась судьба Г. И. Кулика, тоже посланного в Испанию. Он сделал стремительную карьеру на слежке и доносах советских специалистов в Испании, а по возвращении в Советский Союз новоиспеченный маршал заведовал разгромом военных кадров в общесоюзном масштабе. В Испании Сталин натренировал будущих убийц Льва Троцкого Наума Эйтингона и Рамона Меркадера, и ряд других своих палачей.

Для Сталина, победа левого фронта в Испании была нежелательной, так как могла разрушить стабильность буржуазной Франции и его сделку с ней. Он использовал все свои рычаги влияния, чтобы подавить и изолировать левых социалистов, анархистов и, особенно, ПОУМ и небольшие группы настоящих троцкистов. НКВД создал в Испании несколько тюрем, где пытали и убивали непокорных анти-сталинских социалистов и анархистов. Жертвами стали: вождь ПОУМ Андреас Нин, английский социалист Роберт Смилли (Robert Smillie), секретарь Троцкого Эрвин Вольф, сын известного меньшевика, Рафаила Абрамовича, Марк Рейн и другие. Этот эпизод саботажа Сталиным перспектив испанской революции был драматично описан Джорджем Оруэллом в романе «В память Каталонии». Член левой Независимой Лейбористской партии в Англии, Оруэлл поехал 1936 году в Испанию, воевал в рядах ПОУМа, и сам был вынужден спасаться от убийц ГПУ.

Опосредованная война в Испании между фашизмом и Советским Союзом окончилась поражением Сталина и победой фашистских диктаторов. Сталин показал перед всем миром слабость своих танков и самолетов. А летом 1936 г. он открыл серию Московских Процессов и в течение нескольких лет занимался уничтожением командиров и боевого духа Красной Армии.

Политика Народного Фронта обезоружила международную классовую борьбу пролетариата и разоружила его перед фашизмом. Победа Гитлера в ходе блицкрига в мае 1940 г. была прямым результатом сталинской политики сделок с «демократическими» капиталистами в Европе.

В более широком историческом масштабе военная помощь СССР республиканскому правительству в 1936—38 гг. стала эталоном для политики советской контрреволюционной бюрократии вплоть до краха перерожденного рабочего государства в 1991 году. Сталин и его наследники используют народные анти-капиталистические и освободительные движения, чтобы подкрепить свою позицию в глобальной шахматной игре с ведущим империалистическим противником. Маскируясь «коммунистами» они получают поддержку новых пешек в рабочем и национально-освободительных движениях. Но они готовы пожертвовать этими пешками для защиты своих позиций в Венгрии или Северной Корее и сохранения общей игры с империализмом. Опасней всего для них — массовое революционное движение против капитализма и бюрократии.

Сталин — палач коммунистов.

Главным оружием империализма против Советов, Советской России и социализма в Польше — и других странах центральной Европы — был местный шовинизм: идеология Великой Польши против Великих Литвы и Украины; Великой Венгрии против Чехо-Словакии, Румынии и других соседей, и т.д. Этот шовинизм с середины 1930-х годов стал главным оружием германского фашизма против Советского Союза. Но гораздо более опасным союзником фашизма стал сталинизм — внутренний враг социализма и СССР. При сталинском режиме СССР перестал привлекать надежды народов Восточной Европы, усилились пессимизм масс и атавистические силы местных фашизмов: венгерского, румынского, польского… Политика Сталина ввела в замешательство и изолировала местных рабочих активистов, подорвала привлекательность революционного марксизма.

Летом 1936 г. Сталин открыл серию Московских Процессов против вождей большевизма. В Советском Союзе Сталин уничтожал все поколение Октября, всех свидетелей и активных участников Октябрьской революции, учредителей и сознательных строителей Советского государства. Были расстреляны Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин и тысячи других старых большевиков. Преследование коммунистов распространилось на ведущие кадры Коминтерна и его секций. Польская компартия была распущена секретным постановлением Президиума ИККИ от 16 августа 1937 г. за ее якобы засоренность агентами польского фашизма. Все ведущие члены Польской, Западно-украинской и Западно-белорусской компартий были расстреляны. Вслед за ними, с небольшими исключениями, были арестованы и убиты члены компартий, находившиеся в Советском Союзе. В 1939—40 годах, когда Сталин захватил восточную Польшу, Прибалтику и Бессарабию к стенке были поставлены социалисты и коммунисты этих стран, в первую очередь, последователи 4-го Интернационала.

В книге «Партия расстрелянных» В. З. Роговин пишет:

«В середине 30-х годов в Советском Союзе находилось несколько десятков тысяч зарубежных коммунистов. Одни из них работали в Коминтерне, Профинтерне, Коммунистическом Интернационале молодёжи и других международных организациях. Другие трудились на советских предприятиях и в учреждениях. Значительным было также число беспартийных эмигрантов, воспользовавшихся правом убежища… Как считал известный советский разведчик Л. Треппер, восемьдесят процентов этих людей были репрессированы в годы великой чистки. Одними из первых были арестованы находившиеся в СССР основатели зарубежных компартий, участники первых конгрессов Коминтерна, в прошлом — деятели левого крыла II Интернационала» (стр. 322-323).

В феврале 1938 года старший сын Льва Троцкого и Натальи Седовой, Лев Седов умирает в Париже в ходе медицинского убийства, устроенного агентами Сталина. Летом того же года учрежден Четвертый Интернационал и принята его «Переходная программа». Важно отметить, что Польская секция ИЛО и лично Дойчер, ее представитель на учредительной конференции в Париже, голосуют против учреждения ЧИ. Польские и западно-украинские сторонники Троцкого считают новый Интернационал преждевременным. Кэннон возражал им, что «у троцкистов говорят, что во времена кризисов надо делать не то, что возможно, а то, что необходимо». 4 сентября возле Лозанны в Швейцарии агенты ГПУ убивают советского разведчика-героя , Игнатия Райсса, за несколько недель до убийства порвавшего со Сталиным и ставшего под знамя Четвертого Интернационала. На Колыме Сталин пачками расстреливает несдавшихся и непокорных сторонников Троцкого, в Испании и по всему миру он преследует и убивает троцкистов.

Весной 1940 г. под шум блицкрига в Западной Европе Сталин интенсифицирует злые козни против Троцкого. В Мексику отправлены его лучшие шпионы и убийцы. 24 мая сталинские бандиты под руководством известного художника-сталинца Давида Альфаро Сикуейроса нападают на виллу Троцкого, но не успевают застрелить Льва Троцкого. В конце мая собирается конференция Четвертого Интернационала и утверждает программу, написанную Троцким. Манифест конференции определяет начавшуюся в сентябре 1939 г. мировую войну, как империалистическую. Гитлер намерен завоевать и перестроить Европу в пользу германского империализма. Четвертый Интернационал сделает все возможное для защиты Советского Союза:

«Защита СССР принципиально совпадает для нас с подготовкой международной пролетарской революции. Мы начисто отвергаем теорию социализма в отдельной стране, это невежественное и реакционное детище сталинизма. Спасти СССР для социализма может только международная революция. Но международная революция несет неминуемую смерть Кремлевской олигархии…

«В то же время мы не забываем ни на минуту, что эта война — не наша война. В противоположность Второму и Третьему Интернационалам Четвертый Интернационал строит свою политику не на военном счастьи капиталистических правительств, а на превращении империалистской войны в гражданскую, на низвержении господствующих классов всех стран, на международной социалистической революции».

20 августа тайный агент Сталина, испанец Рамон Меркадер, проникает в дом Троцкого и ледорубом наносит ему удар по черепу. Троцкий умирает 21 августа. В похоронах через несколько дней участвуют несколько сот тысяч жителей Мехико-сити, практически все рабочее население столицы Мексики.

На фотографии, кортеж с телом Л.Д. Троцкого проходит по улицам Мехико-сити.

Убийца Льва Давидовича Троцкого, отсидев 20 лет в мексиканской тюрьме, в 1960 году был освобожден, прибыл на Кубу, где его, как героя, приветстсвовали вожди нового про-советского режима, Че Гевара и Фидель Кастро, а через некоторое время оказался в Москве, где Хрущев наградил его медалью Героя Советского Союза и орденом Ленина, и где он в комфорте прожил остаток своей жизни.

Отметим, как послесловие к кровавому истреблению верных слуг Сталина в Коминтерне в 1937—1941 годы. Оставшиеся в живых 20% сталинцев — а выживали при режиме Сталина наихудшие человеческие типы: карьеристы-циники и глухие дураки — стали после окончания Второй Мировой войны проводниками советизации Восточной Европы. Среди переживших расстрелы будущих диктаторов «народных республик»: Польши — Владислав Гомулка и Болеслав Берут (их жизнь спас случай: они сидели в польской тюрьме во время поголовных расстрелов их товарищей); Югославии — Йозеп Броз Тито; Венгрии — Ласло Райк и Янош Кадар; Румынии — Анна Паукер и Георге Георгиу-Деж; Болгарии — Георгий Димитров, и так далее.

К новой войне.

Мировая революция и мировая война

Летом 1938 г. уже вырисовывалась победа Франко в Испании, коренным образом изменившая политическое настроение в Европе. В 1937 году, разгромив ПОУМ и анархистов в Барселоне и надев на французский пролетариат смирительную рубашку Народного Фронта, вера рабочего класса в собственные силы, в социализм и демократию подорвана, а фашизм между тем идет от одной победы к другой: в 1935 г. вторжение Италии в Абиссинию; 7 марта 1936 г. оккупация Рейнской зоны; в 1936-37 гг. Гитлер посылает «добровольческий» легион «Кондор» в Испанию, а Муссолини шлет туда целые дивизии, десятки тысяч солдат. В марте 1938 г. западные союзники допустили аншлюс Австрии, в апреле Великобритания договорилась с Муссолини, тем самым допуская вмешательство Италии и Германии в пользу Франко. В мае 1938 г. ставленник Сталина в Мадриде, Негрин, делает мирные увертюры Франко, в сентябре он зондирует послов Германии и Италии в отношении сговора с Франко, в то же время проводя в Мадриде и Барселоне одну чистку левых за другой. В октябре Негрин расформировывает Интернациональные Бригады, которые в 1937 году, вооруженные Советским Союзом, стали гвардией Республиканской армии. Смертельная агония Испанской республики продолжается еще несколько месяцев, но в январе-феврале 1939 г. полмиллиона республиканских солдат и гражданских беженцев — 2% населения страны — переходят Пиренеи и интернированы в огромных лагерях на юге Франции.

Между тем, кровавые чистки командиров Красной Армии и Московские Процессы привели к тому, что авторитет Красной Армии и Кремля упал как никогда и Советский Союз считали в генеральных штабах великих держав «колоссом на глиняных ногах». Польша и Чехословакия, бессильные против вермахта, продолжали отказываться от военной помощи СССР, полагаясь на «западные демократии» — Францию и Великобританию. А эти «демократии» решили открыть Гитлеру дорогу на восток, на Советский Союз, даже пожертвовав для этой стратегической цели своими пешками: Чехословакией, Польшей и т.д.

Пренебрегая союзом с ослабевшим Сталиным, Франция и Великобритания в Мюнхене передают Чехословакию в распоряжение Гитлера, и в столицах империалистических держав, как фашистских, так и «демократических», в течение нескольких недель обсуждается вопрос «Великой Украины» как метод ускорить расчленение и уничтожение Советского Союза. Весной 1939 г. Троцкий пишет:

«Советская Украина развивала в первый период своего существования могучую притягательную силу также и в национальном отношении и поднимала на борьбу рабочих, крестьян и революционную интеллигенцию Западной Украины, порабощённой Польшей. Однако за годы термидорианской реакции положение Советской Украины, а вместе с тем и постановка украинского вопроса в целом резко изменились. Чем глубже были пробужденные надежды, тем острее оказалось разочарование. Бюрократия душила и грабила народ и в Великороссии. Но на Украине дело осложнялось разгромом национальных упований. Нигде зажим, чистки, репрессии и все вообще виды бюрократического хулиганства не принимали такого убийственного размаха, как на Украине, в борьбе с сильными подпочвенными стремлениями украинских масс к большей свободе и самостоятельности».

Всё это привело к тому, что от прежнего доверия и симпатий к Кремлю зарубежных украинских масс в Польше, Венгрии и Румынии не осталось и следа.

«Со времени последней разбойничьей „чистки“ на Украине никто на Западе не хочет примыкать к кремлёвской сатрапии, продолжающей именоваться Советской Украиной. Рабочие и крестьянские массы в Западной Украине, в Буковине, в Карпатской Украине растеряны: куда повернуться? чего требовать? Это положение, естественно, передаёт руководство наиболее реакционным украинским кликам, которые свой „национализм“ выражают в том, что пытаются продать украинский народ то одному, то другому империализму в возмещение за обещание фиктивной независимости. На этой трагической смуте Гитлер основывает свою политику в украинском вопросе» («Бюллетень Оппозиции», №77-78, май-июнь-июль 1939 г.).

Поражения рабочего класса в Советском Союзе, в Испании и Франции нанесли ужасный удар по сознанию рабочих в восточной Европе, особенно в Польше. На западе росла угроза фашизма, а с востока новости были еще хуже: Голодомор на Украине, насильственная коллективизация, полицейский террор. В Москве, начавшись летом 1936 г. шли печально известные Процессы над всеми бывшими «героями Октября» и «строителями социализма». Польскую компартию и ее автономные украинскую и белорусскую секции упразднили в конце 1937 г., всех ее вождей и активистов, находившихся на территории Советского Союза арестовали и объявили «врагами народа» и «шпионами».

Варшавский режим пилсудчиков без Пилсудского (маршал умер в 1935 г.) можно охарактеризовать настроением злобного отчаяния, бессилия и метания. Варшава по-прежнему жестоко била направо и налево, закрывала газеты и журналы, подтасовывала выборы, преследовала украинских террористов-фашистов и пропагандистов-коммунистов и заключала их в концлагерь в Берёзе-Картузской и в тюрьмы по всей стране. Злобно ненавидя левые движения и партии, пилсудчики находят общий язык с крайне правыми еврейскими сионистами из партии Владимира Жаботинского: и те, и другие — противники ассимиляции и хотят отправить миллионы евреев из Польши в Палестину. Расхлябанный режим полковников «Народовой демократии» не стал тоталитарным только потому, что ему не хватало сил разбить рабочее движение.

В восточных «кресах» режим чувствует себя под осадой. Лояльного Варшаве населения меньше, врагов больше, и великодержавный польский шовинизм действует более озлобленно и жестоко. Жестоко проводится полонизация еврейского, украинского и др. населений, в Львовском Университете и других вузах введена процентная норма против евреев и украинцев, лучше оплаченные рабочие государственных служб — почтальоны, железнодорожники, телеграфисты — сплошь поляки-католики. В городах и селах время от времени проходят небольшие погромы, например, в Бресте в мае 1937 г. убито трое евреев и пятьдесят ранено. Аналогичные избиения евреев, иногда, украинцев и белорусов, и разгромы витрин в еврейских магазинах происходили время от времени в других городах Польши, и полиция оставляла хулиганов безнаказанными.

В 1934 году Польша заключила с Германией Пакт о ненападении, но в европейской политике бумажный Пакт весил немного. Когда прежние покровители Польши, Франция и Великобритания, решили пожертвовать Чехословакией, чтобы направить Гитлера на восток, положение Варшавы стало безнадежным. Вооруженная и мобилизованная Германия представляла для Польши смертельную угрозу, особенно после аншлюсса Австрии и раздела Чехословакии. Все же, осенью 1938 г. Варшава не погнушалась взять из рук Гитлера район Чески-Тешин, кусочек чешской территории.

Руководство Сталина вело СССР от одной катастрофы к другой: приход Гитлера к власти; Народный Фронт и провал европейской революции; победа фашизма в Испании; разгром Красной Армии и большевистской партии в ходе массовых Больших Чисток; разгром Коминтерна и, в частности, Польской компартии в 1937—38 гг.; массовое убийство всех левых и даже членов официальных компартий в ново-захваченных провинциях: Прибалтике, Польше, Бессарабии. В 1934 г. Сталин отбросил классовую политику и в течение пяти лет пытался договориться с Францией и Великобританией на основе политики «коллективной безопасности», Лиги Наций и пацифизма. Летом 1939 г., потерпев провал, чувствуя себя ослабевшим, в отчаянии Сталин опрокинул старый план и пришел к попытке договориться с Гитлером.

Больше, чем когда-либо в истории социалистического рабочего движения надо было поднять чистое и незапятнанное красное знамя Нового Интернационала.

Учреждение Четвертого Интернационала.

3 сентября 1938 года учрежден Четвертый Интернационал и принята его «Переходная программа». Но это пока еще маленькое и изолированное движение: на Учредительном конгрессе присутствует 21 делегат из 11 стран. Даже на это маленькое тайное собрание проникает шпион Сталина: встречает и привозит делегатов на загороднюю дачу Альфреда Росмера Марк Зборовский, которого ГПУ внедрило в окружение Льва Седова. Именно Зборовский навел убийц на больного Седова за полгода до конференции. В. Роговин пишет:

«Незадолго перед конгрессом погибли активные деятели троцкистского движения: Лев Седов, Рудольф Клемент и Ирвин Вольф. Вместе с Клементом, непосредственно отвечавшим за организацию конгресса, исчезли и подготовленные к конгрессу документы о деятельности троцкистов в различных странах» (Там же, стр. 352).

4-й Интернационал противостоит всему миру; его маленькие журналы и бюллетени опровергают потоки лжи, льющиеся миллионными тиражами из газет «коммунистических» и «социалистических» партий, транслируемые из мощных государственных радиостанций. У Четвертого Интернационала нет депутатов в парламентах; Троцкого не расхваливают Ромен Ролланы и Максимы Горькие; наоборот все «умные головы» поддакивают обвинениям Сталина, что Троцкий — продажный агент Гитлера и Микадо. Контр-революционный яд сталинизма разложил международное рабочее движение и преследует честных революционеров по всему миру.

В Польше немногочисленные сторонники Троцкого смущены: обстановка тяжелая, движение маленькое и изолированное, противники очень сильны. Делегат польских троцкистов, Исаак Дойчер гораздо позже опишет свое выступление на Учредительном конгрессе:

«Лишь два польских делегата выступили против, заявив, что «польская секция целиком против провозглашения Четвертого Интернационала». Они отмечали, что бесполезно создавать новый Интернационал, когда в рабочем движении в целом наблюдается спад, в этот «период интенсивной реакции и политической депрессии», и что все предшествовавшие Интернационалы в определенной мере своим успехом обязаны тому факту, что были сформированы в периоды революционного подъема. «Создание каждого из предшествовавших Интернационалов представляло определенную угрозу буржуазной власти. Иначе обстоит дело с Четвертым Интернационалом. Никакая значительная часть рабочего класса не ответит на наш манифест. Необходимо подождать». Поляки соглашались с Троцким, что 2-й и 3-й Интернационалы были «духовно мертвы»; но они предостерегали конференцию, что будет легкомысленным недооценивать то влияние, которое имели эти Интернационалы на верность рабочего класса во многих странах; и, хотя поляки одобрили «Проект Программы» Троцкого, они вновь и вновь призывали своих товарищей воздержания от «пустых жестов» и «совершения глупостей»». (Исаак Дойчер. «Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940». Глава «Адски черная ночь»).

Группа вокруг маленького украинского марксистского журнала «Життя i Слово» в польском городе Львов тоже изолирована; силы польского и украинского национализма давят все сильнее, а их товарищи в Советском Союзе и республиканской Испании падают под пулями сталинских палачей.

Пакт 1939 г.: Сталин — сателлит и интендант Гитлера.

Первое, что надо сказать об этом гнусном Пакте двух тоталитарных диктаторов, хотя и опирающихся на совершенно различные классовые опоры: он явился результатом провала сталинской политики в течение десятилетия и бессилия Сталина.

Троцкий давно описывал духовное преклонение Сталина перед фашистскими диктаторами: Сталин снизу вверх смотрит на их помпезные выступления перед фашистскими толпами, он копирует в Кремле личное обожествление Муссолини и Гитлера, он подражает «Ночи длинных ножей» в Германии летом 1934 г. и т.д. В статье «Двойная звезда: Гитлер — Сталин», написанной 4 декабря 1939 г. Троцкий говорит:

«В Москве отдают себе ясный отчет в том, что война больших масштабов откроет эру политических и социальных потрясений. Если б там могли серьезно надеяться овладеть революционным движением и подчинить его себе, разумеется, Сталин пошел бы ему навстречу. Но он знает, что революция есть антитеза бюрократии, и что она беспощадно обращается с привилегированными консервативными аппаратами. Какое жалкое крушение потерпела бюрократическая опека Кремля в китайской революции 1925-1927 г. и в испанской революции 1931-1939 г.! На волнах новой революции должна неизбежно подняться новая международная организация, которая отбросит назад Коминтерн, и нанесет смертельный удар авторитету советской бюрократии на ее национальных позициях в СССР.

«Сталинская фракция поднялась к власти в борьбе с так называемым «троцкизмом». Под знаком борьбы с «троцкизмом» прошли затем все чистки, все театральные процессы и все расстрелы. То, что в Москве называют «троцкизмом», выражает по существу страх новой олигархии перед массами. Это наименование, очень условное само по себе, уже успело приобрести международный характер. Я вынужден привести здесь три свежих примера, ибо они очень симптоматичны для тех политических процессов, которые подготовляет война, и вместе с тем наглядно вскрывают источник страхов Кремля перед революцией».

Троцкий отмечает, что в еженедельном приложении к парижской газете Пари-Суар, от 31 августа 1939 г., передается диалог между французским послом Кулондром и Гитлером 25-го августа, в момент разрыва дипломатических отношений. «Гитлер брызжет слюной и хвастает пактом, который он заключил со Сталиным: «реалистический пакт»…

«Но, — возражает Кулондр, — Сталин обнаружил великое двуличие. Действительным победителем (в случае войны) будет Троцкий. Подумали ли вы об этом?» «Я знаю, — отвечает фюрер, — но почему же Франция и Англия дали Польше полную свободу действий»… и т.д.

Троцкий продолжает:

«Личное имя имеет здесь, разумеется, условный характер. Но не случайно и демократический дипломат и тоталитарный диктатор для обозначения революции употребляют имя лица, которое Кремль считает своим врагом № 1. Оба собеседника солидарны в том, что революция пройдет под враждебным Кремлю знаменем.

«Бывший берлинский корреспондент французского официоза, Temps, пишущий ныне из Копенгагена, сообщает в корреспонденции от 24 сентября, что, пользуясь темнотой улиц нынешнего Берлина, революционные элементы расклеили в рабочем квартале такие плакаты: «Долой Гитлера и Сталина! Да здравствует Троцкий!» Так наиболее смелые рабочие Берлина выражают свое отношение к пакту. А революцией будут руководить, конечно, не трусы, а наиболее смелые. Хорошо, что Сталину не приходится держать Москву в темноте. В противном случае улицы советской столицы тоже покрылись бы не менее многозначительными плакатами» (Там же).

Пакт Молотова-Риббентропа состоял из двух аспектов: во-первых, раздел Польши и других областей центральной Европы (Прибалтика, Бессарабия и пр.); во-вторых, торговая сделка. Западные и российские историки до сего дня спорят: кто, Сталин или Гитлер, выиграл в торговой сделке СССР и Германии в 1939—41 гг. СССР в течение полутора лет стал значительным поставщиком зерновых, нефти, фосфатов, хрома и других стратегически важных товаров. Это было особенно важно в условиях начавшейся Второй Мировой войны и франко-британской блокады. В общем импорте Германии СССР в 1940 г. занял пятое место (после Италии, Дании, Румынии и Голландии). Германия пообещала Сталину поставлять ряд технических продуктов: несколько последних военных самолетов, тепловозы и другую технику, но не торопилась выполнять заказы. СССР получил недостроенный тяжелый крейсер «Лютцов», несколько тепловозов, советские инженеры посетили несколько авиационных и военных заводов.

Но не в торговле суть дела, и даже не в сотне-другой километров передвинутых на запад границ. В. Роговин отлично определяет августовский Пакт:

«договор о ненападении превратился, по существу, в договор о взаимопомощи, позволивший Германии вести агрессивную войну не только против Англии и Франции, но и против других девяти стран Европы». («Мировая революция и мировая война», Москва, 1998, стр. 260).

Суть дела в морально-политическом расстройстве, которое контр-революционная политика Сталина внесла в мировое рабочее движение: лозунги и идеалы социализма и коммунизма запятнаны ее действиями; сталинские провокаторы расстроили все более принципиальные и честные рабочие партии и движения; палачи ГПУ убили и продолжают убивать революционных марксистов и всех наиболее сознательных левых. Советская пропаганда с заключением Пакта резко изменила свой тон: убрали все ссылки на фашистский террор в Германии и захваченных ею странах; Гитлера теперь описывали в позитивных тонах; Великобританию и Францию клеймили как разжигателей войны. То же самое делала и пропаганда всего Коминтерна; Французская КП, например, перешла на позицию «революционного пораженчества» и бросила свое влияние на весы пацифизма.

1 сентября 1939 г. Гитлер ворвался в Польшу, открыв Вторую Мировую войну. 17 сентября 1939 г. подразделения Красной Армии начали быстрое наступление на запад, в белорусские и украинские области восточной Польши. Симпатизирующие ППС и еврейским социалистическим группам наблюдатели сообщали, что украинские и белорусские крестьяне с приближением советских войск изгоняют польских землевладельцев и встречают Красную армию хлебом с солью. Еврейские массы тоже в радости: Гитлер хуже Сталина. Даже польские массы, хотя и с бóльшим опасением, приветствуют Красную армию. В населении ходят слухи о том, что Красная армия пришла на помощь Польше против вермахта. 19 сентября в 4-х километрах к юго-востоку от Львова в городке Винники даже произошла, по ошибке, перестрелка между осаждавшим город вермахтом и спешившей с востока Красной армией.

Польский генерал Лангнер, например, энергично отражал атаки вермахта в направлении Львова с 11-го по 18 сентября. Над городом 18-го сентября пролетела эскадрилья советских самолётов, но они не были обстреляны, так как поляки, по-видимому, не считали их вражескими. 19-го сентября генерал Лангнер открыл переговоры с приблизившимися с востока советскими частями и сдал город Красной армии, а немцы отошли на запад в свою зону. В городе Гродно в Западной Белоруссии, после непродолжительного сопротивления против идущей с востока танковой дивизии Красной армии, 2-х-тысячный польский гарнизон выходит из города вечером 21 сентября и его занимают советские войска.

Красная армия входит во Львов.	Совместный парад в Бресте 22 сентября 1939 г.

Чтобы предупредить любые анти-германские инциденты на пограничных территориях Сталин и Гитлер провели ряд мероприятий. Брест, например, был занят германскими войсками, и там 22 сентября проходит совместный парад советских и немецких войск, который принимали известные военачальники Семён Кривошеин и Хейнц Гудериан. После парада немцы уходят на запад в соответствии с договоренностью о границе.

Важно отметить степень отчуждения между сталинской властью и польским населением в западных областях Украины и Белоруссии. Уничтожив польских сталинцев в 1937—38 гг. у Сталина не оказалось послушных польско-язычных кадров, чтобы создать хоть видимость польской автономии. Хотя польское население составляло самую крупную долю населения в некоторых областях и районах (40% населения Волыни, 51% населения Львова), режим Сталина не пошел на создание таких автономий. Он поступил наоборот, и весной 1940 года НКВД расстрелял в Катынском лесу Смоленской области около 22 тысяч польских пленных офицеров и сержантов.

Советизировать польское население стало еще труднее.

Пример города Львов.

Особенно интересен Львов, тогда культурно-политический центр польской Галиции. Когда-то в XIII веке он был основан князем Данилой Галицким, потом стал одним из центров Речи Посполитой. Уже после первого раздела Польши в 1775 году Львов отошел к империи Габсбургов и стал Лембергом, центром одной из провинций Австро-Венгрии. В начале сентября 1914 г. город заняли русские войска и население пережило почти год жестокой царской оккупации, включая еврейский погром от рук распоясавшихся казаков в конце сентября. В июне 1915 г. вернулись австрийцы, которые не менее жестоко, чем казаки с евреями, обращались с русинами-украинцами. Осенью 1918 года, с падением Австро-Венгрии, борьба польских и украинских националистов, одни против других, и обоих национализмов сообща — против Красных Советов тоже сопровождалась разгромами профсоюзных и рабочих клубов, и, по привычке, еврейскими погромами. Один из более кровавых погромов сопровождал победу польского ополчения над украинским. Официальные польские цифры показали, что, начинаясь 22 ноября 1918 г. и в продолжении нескольких дней было убито 150 человек и разграблено более 500 еврейских лавок и мастерских.

В этом сравнительно культурном городе расположен один из старейших университетов Польши (им. Яна Казимира, теперь, им. Ивана Франко). В городе к концу Первой Мировой войны есть также Оперный и несколько драматических театров на трех языках (польский, идыш и украинский) и 24 кинотеатра (Тарик Сирил Амар, стр. 26), филармония, музеи, развитая полиграфическая промышленность. Львов в ХХ веке стал важным узлом железных дорог — на Будапешт и Вену, на Варшаву и Берлин, на Киев и Москву. Население города составляло в 1931 г. 312 тысяч: польские римокатолики — чуть больше половины населения, евреи — 32%, украинцы (грекокатолики и православные) — 16%. На примере этого города ярче всего видны ужасные последствия многолетнего предательства сталинизмом международных принципов и демократических идеалов социализма.

Мы писали выше о популярности социалистических движений и партий на Западной Украине, особенно среди еврейского и украинского населения, но также и среди польских рабочих. В первое десятилетие после Октябрьской революции перспективы социалистической демократии воодушевляли массы и особенно молодежь. Преступная политика сталинизма нанесла сильный удар по популярности социалистических идей и сродных социализму идей прогрессивной и демократической ассимиляции отдельных общин украинцев, евреев и поляков в широкой мировой культуре.

Современный историк Львова пишет:

«Весной 1936 г. прошла серия забастовок и массовых демонстраций, собиравших до 20 тысяч манифестантов, а 1 мая на демонстрацию вышло 60 тысяч человек» (Mick Christof, Lemberg, Lwow, Lviv, 1914—1947, стр. 244).

На Первомай в 1936 году выходит почти пятая часть населения города, но в следующие три года польской государственности первомайские демонстрации гораздо меньше.

Городские власти натравляют польскую молодежь против еврейской и украинской, и молодые польские фашисты время от времени объявляют во Львовском Университете «свободные от жидов» дни: в эти дни они не дают еврейским студентам проход в ворота Университета. Этому разгулу шовинизма противостоят только левые партии: ППС, Поалей Цион, левые профсоюзы и т.д. Христоф пишет о Львове:

«Эпизодически, демократически и социалистически настроенные, как польские, так и еврейские студенты стояли плечом к плечу. Вечером 9 февраля 1939 года состоялось открытое собрание Демократической молодежи и Независимой Социалистической молодежи (Związek Niezależnej Młodzieży Socjalistycznej) в театре Скарбек (теперь, театр им. Марии Занковецкой), в котором приняли участие около семисот мужчин и женщин; половина участников были поляки, половина — евреи… Собрание приняло резолюцию против великодержавного террора» (Там же, стр. 244-245).

Очередное убийство еврейского студента, Маркуса Ландесберга на территории Университета в мае 1939 г. вызвало в городе общее возмущение.

«Похороны превратились в огромную памятную демонстрацию, в которой приняли участие двенадцать тысяч человек, среди них, много поляков, желавших продемонстрировать свою солидарность» (Там же, стр. 245).

ППС даже концу этой декады собирала 10—15% голосов на выборах в городской совет. Но сталинизм и фашизм давят на массы, и оба в сторону сегрегации и шовинизма. Польские шовинисты-народовцы правят городом. Еврейское население толкают в один еврейский блок, которым заправляют буржуазия и реакционные клерикалы. Украинскую молодежь все больше притягивает украинский фашизм ОУН, хотя старшее поколение остается под духовным гнетом греко-католической церкви и ее консервативного митрополита Андрея Шептицкого.

Советизация западных областей.

Надо вкратце обрисовать советизацию Львова и других областей за 21 месяц, от 22 сентября 1939 г. до отхода советских войск в июне-июле 1941 г.

Сразу же после советской оккупации пришла сталинская тайная полиция и НКВД провел в городах аресты политических активистов. Начали, конечно, с левых: троцкистов, левых социалистов, редакторов и издателей левых журналов, активистов левых партий и групп ППС, Поалей Цион, профсоюзов. Были распущены или введены в официальную систему ВЦСПС независимые профсоюзы со строгим назначенством должностных чиновников. Были закрыты все кооперативы и независимые организации в целом. После расправы с левыми НКВД ударил также по правым и по церковной иерархии, арестуя сотни польских и украинских фашистов.

Расправа над левыми сильно понизила уровень политического дискурса во Львове и других городах. Отныне газеты и журналы стали местными рупорами кремлевской бюрократии: «В "Правде" нет известий, в "Известиях" нет правды», и «Да здравствует товарищ Сталин!»

В новые западные области были посланы сотни и тысячи более или менее говорящих по-украински или по-белорусски чиновников из других областей. Н. С. Хрущев был тогда первым секретарем КПУ, но ни Хрущев, ни другие партийные чины не были, конечно, настоящими коммунистами. Таковые были истреблены в чистках предыдущих лет; их место в партийной иерархии заняли бойкие и падкие на лакомые кусочки назначенцы и выдвиженцы. Приехавшие из восточных областей советские чиновники вселялись в комфортабельные квартиры и особняки бежавшей на запад в германскую зону польской и украинской буржуазии.

Советский режим повел в западных областях Украины и Белоруссии политику «советского патриотизма», ничего общего не имевшего с интернационализмом. Настоящие интернационалисты, то есть, левые социалисты и активисты ППС, Поалей Цион и т.д. уже сидели в тюрьмах в ожидании расстрела, а общественным мнением управляли конформисты с партбилетами. Были, правда, отменены процентные нормы в вузах, и еврейские студенты хлынули в них, часто, из-за своей лучшей подготовки, оттирая назад польскую и украинскую молодежь. Польский язык исчез из университетов и обучение в течение нескольких месяцев перешло на русский или украинский языки. Прежний польский шовинизм в учебниках истории заменили еще более грубой ложью из сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)». Политику полонизации во всех институтах власти и привилегированных профессиях заменили режимом, который активно продвигал не-поляков. Украинцы и евреи теперь могли работать железнодорожниками, почтальонами и учителями. Титульные (то есть, украинский и белорусский) языки стали официальными в городах, но русский был языком власти и приехавших с востока бюрократов.

Еврейское население западных областей — от Прибалтики до Польши и Румынии — встречало советскую власть с чувством облегчения: Сталин защитит нас от Гитлера и наших собственных фашистов. Из оккупированной Германией западной части Польши в Брест, Гродно, Львов и другие города хлынули десятки тысяч еврейских беженцев, чтобы спастись от Гитлера. Учитывая гораздо большую поддержку новой власти в еврейской среде, результатом советизации стало массовое выдвижение евреев в новых областях Украины и Белоруссии, а через год, Латвии, Литвы и т.д. Этот факт, конечно, обернулся в катастрофу еврейского населения летом 1941 года.

Весной 1940 г. были основаны колхозы, но поскольку эту, саму по себе прогрессивную меру проводили из-под палки, по-бюрократически, крестьяне не извлекли из нее выгоды, и в 1941-42 гг. нацисты смогли легко разбить эти колхозы и вернуть единоличное хозяйство в западные оккупированные районы Советского Союза. На востоке Украины фашисты оставили колхозы и совхозы в покое, лишь назначив в них своих собственных председателей-коллаборантов. Конечно, как на западе, так и на востоке немецкие оккупанты с помощью коллаборантов выжимали из крестьян все соки и проводили все другие известные мероприятия фашистского террора.

Анти-семитизм: нацисты, украинские и другие фашисты.

Мы уже говорили, что главным помощником немецкого фашизма стал местный шовинизм: германские нацисты мобилизовали не-еврейское население оккупированных районов вокруг лозунга «Бей жидо-большевиков». Этот лозунг мог сплотить даже врагов: польских шовинистов, ориентировавшихся на бежавшее в Лондон польское правительство Владислава Сикорского и Станислава Миколайчика, с украинскими фашистами из ОУН-М (Мельник) и ОУН-Б (Бандера).

Но германский фашизм поставил перед собой более обширную и сложную задачу: не только сделать Европу Judenfrei, «свободной от евреев», но утвердить в Европе, а затем во всем мире гегемонию германского капитализма, завоевать Lebensraum, «жизненное пространство», и очистить огромные территории Советского Союза для германской колонизации. Местное население не-арийцев должно было стать рабами арийской нации.

Для этой цели был запущен давно отработанный каждой империей — от Римской вплоть до Британской — механизм «разделяй и властвуй». Гитлер нуждался в сателлитах, алчность которых можно было направить против Советского Союза. Кроме стран-сателлитов, таких как Венгрия или Румыния, нацистам надо было выбрать в каждой завоеванной провинции более удобные этнические или религиозные группы, которые германский фашизм мог использовать против остальных.

При разделе Чехословакии Гитлер пожертвовал амбициями украинских националистов в пользу претензий фашистских Словакии и Венгрии. В Чехословакии, нацисты использовали словаков против чехов; в Югославии, хорват против сербов; в Греции, болгар и итальянцев против греков; в Польше, украинцев против поляков. Румынии, с ее крупными нефтепромыслами вокруг Плоешти, Гитлер передал Молдавию и южную часть Украины: Черновцы, Тирасполь, Балту и Одессу.

В 1941 году обе фракции Организации Украинских Националистов, мельниковцы и бандеровцы, работали на Гитлера. Накануне вторжения вермахта 22 июня группы диверсантов были засланы в приграничные районы Украины, Литвы и т.д., и действовали как пятая колонна Гитлера уже во время вторжения фашистов. Одним из лозунгов, которыми оперировали организаторы украинского фашизма, был клич «отомстить за убийство Петлюры». Сразу же после захвата украинской территории фашистами, украинские отряды ОУН начинали уличную резню евреев. Отряд «Нахтигаль», в котором одним из командиров служил Роман Шухевич, прибыл во Львов с немцами, но в городе ОУНовцы сняли немецкую форму и смешавшись с гражданским сбродом занялись организацией массовых погромов. В одном лишь оккупированном Львове в начале июля украинские фашисты убили около четырех тысяч евреев. С 25 по 27 июля 1941 года во Львове ОУНовцы провели расстрелы евреев под названием «Дни Петлюры», в ходе которых они уничтожили свыше двух тысяч человек (см. нашу статью о реабилитации Петлюры). Канадский историк Джон-Пол Химка описывает карнавальную атмосферу этих избиений и издевательств над евреями на центральных улицах города. В этом «карнавале» принимали участие в большинстве украинцы, но также и поляки.

«Принимавшая участие в погроме толпа горожан была смешанного национального состава. Толпа измывалась над евреями, пока милиционеры вели их по улицам и держали под стражей в тюремных дворах. По описаниям выживших евреев, толпой управляли жажда крови и низменные инстинкты. Погром был неким подобием оргии. Также ему были характерны основоположные аспекты карнавала» (https://www1.ku.de/ZIMOS/forum/docs/forumruss27/12.pdf).

В городе, где в мае 1939 г. 12 тысяч жителей вышло на похороны одного еврейского студента, чтобы протестовать против шовинизма, теперь происходили сцены массового разбоя и беспредела.

Немецкие киношники снимали сцены погрома, а потом эту хронику показывали в качестве примера для подражания в оккупированных районах СССР и в Европе в целом. В это страшное лето Организация Украинских Националистов (в избиении евреев и поляков обе враждующие между собой фракции ОУН действовали сообща) провела «Дни Петлюры» также в других городах и местечках Западной Украины. В известном романе «Бабий Яр» Анатолий Кузнецов описал замешательство украинских евреев по поводу нацизма. Старшее поколение помнило немецко-австрийскую оккупацию 1918 г., как год сравнительного «порядка», за которым последовал хаос Гражданской войны на Украине. С другой стороны, недавняя советская пропаганда убрала все ноты анти-нацизма из своего репертуара, и до 22 июня представляла Гитлера миролюбивым и честным контр-агентом Советского Союза. Действия НКВД по аресту и расстрелу всех левых и инакомыслящих лишили городскую общину возможности рассуждать. Обыватели — а иных не осталось — просто не могли понять или предвидеть фашистскую бесчеловечность в этом тотальном масштабе.

От Эстонии на севере до Молдавии, во всех западных областях Советского Союза население было так же деморализовано, как и во Львове. Германские войска быстро нашли тысячи помощников провести анти-еврейские и анти-советские грабежи, погромы, избиения и расстрелы. Гестапо смогло собрать полицейские отряды, карательные батальоны, затем несколько дивизий СС, целую Власовскую армию. Украинские и литовские фашисты мучали и расстреливали сотни тысяч евреев; полицейские роты охраняли железные дороги, шоссе и мосты от партизан; карательные батальоны вешали непокорных и сжигали деревни в Белоруссии. Настроение апатии и деморализации развеялось медленно, только по мере того, как население постепенно поняло, что германский фашизм несет уничтожение и рабство не только евреям, но и всем народам Европы, когда с востока начали возвращаться эшелоны раненых немецких солдат, когда пришли новости о Сталинградской победе.

Q.E.D. Холокост: истребление шести миллионов евреев, большинства цыган и ромов, миллионов поляков, русских, югославов, греков и других.

Анти-семитизм и сталинцы.

Сталинизм, как при жизни Сталина, так и после его смерти, через все перипетии сталинистских режимов, «оттепелей», де-сталинизаций и ре-сталинизаций, в своей основе представляет собой приспособление к империализму и статусу-кво национальных государств. Отказавшись выражать исторические и классовые интересы рабочего класса, сталинисты маневрируют и лавируют между империализмом, с одной стороны, и населением страны, в которой они правят. Внутри Советского Союза, в Польше или Югославии сталинисты продвигали один национализм против другого, опирались на ту или другую религию, чтобы сохранить власть своей касты и свои привилегии.

Несмотря на победу над Гитлером, анти-семитизм стал одной из составляющих сталинистского режима в СССР и Польше. В 1945 г. Сталин поздравлял с победой «великий русский народ», и страдание еврейского населения СССР оставалось в тени советской пропаганды. «Над Бабьим Яром памятников нет», писал в 1961 году молодой Евгений Евтушенко, обличая официальное замалчивание Холокоста. Советский режим обезличил еврейский геноцид, лицемерно скрывая еврейские жертвы под общей шапкой «советских жертв фашизма».

Подавив к середине 1950-х годов партизанские отряды УПА на Западной Украине, киевско-московский режим начал долговременную политику заигрывания с украинским шовинизмом. Пропаганда Кремля уже давно запускала анти-еврейские темы: в 1925 г. сплетни, что «в Политбюро бузят евреи», то есть, Троцкий, Зиновьев и Каменев; после войны, расправа над Еврейским Антифашистским комитетом, борьба с «безродным космополитизмом», дело «Кремлевских врачей».

Победа над Гитлером предоставила советскому режиму некоторый вотум доверия со стороны еврейского населения, притом даже в Америке. Но постепенно сталинистские режимы истратили и потеряли доверие еврейских масс. Сталинская бюрократия заигрывала с местничеством и анти-интеллектуальной отсталостью, открывала походы против «Джойнта», против «евреев-спекулянтов», против еврейской эмиграции (движение «отказников») и пр. Были восстановлены негласные процентные нормы, ограничивающие высшее образование еврейской молодежи. В Польше, антисемитизм после 1967 года принял характер государственной политики. Евреи снова стали козлами отпущения, чтобы парировать социальное возмущение масс и заключить сделку сталинистских властей с католической церковью.

Установление Израиля открыло новую главу в истории сионизма. Истоки сионизма в начале ХХ-го века были тесно связаны с борьбой против влияния идей ассимиляции и социализма на евреев Европы, но теперь колонизация Палестины стала государственной идеологией евреев-переселенцев посреди арабского Ближнего Востока. По окончании Второй Мировой войны сталинизм поддержал сионистское движение, как средство вытеснить британский империализм с Ближнего Востока. Сталинцы не возражали, а даже поддержали исход освобожденных из лагерей смерти евреев в британскую Палестину. Чехословакия стала важным поставщиком оружия новому сионистскому государству в войну 1947—49 годов. Но к середине 1950-х годов сионизм окончательно перешел на сторону империализма, а Советский блок поддержал арабский буржуазный национализм в Египте, Сирии и других странах как противовес давлению империализма.

Сионизм давно отбросил старые демократические и социалистические одежды и сдвинулся в сторону фашизма. Идейные и политические наследники сиониста-«ревизиониста» Владимира Жаботинского в 1970-е годы оттеснили левых сионистов и управляют в Израиле, установив на оккупированных арабских землях режим апартеида и военного террора. Агрессивный сионизм более полвека служит боевым целям американского империализма на Ближнем Востоке.

Анти-коммунизм и сионизм — Почем индульгенция?

Начиная с исторической сделки между правительством Федеральной Республики Германия и Израилем в 1952 году, ФРГ в продолжении многих лет компенсировала государство Израиль торговыми кредитами, а пострадавших в лагерях смерти людей личными пенсиями. В 2007 г. общая сумма компенсаций достигла 25 миллиардов Евро.

Отныне националисты всех мастей и национальностей могли купить себе прощение за грехи своих национальных героев. Надо полететь в Иерусалим, прослезиться в музее Яд Вашем, помолиться перед Стеной плача и добиться рукопожатия от президента или премьер-министра Израиля.

Вот неполный список паломников:

От Российской Федерации: Борис Ельцин в январе 2000 г., и Михаил Горбачев в мае 2008 г. (оба в качестве пенсионеров). Премьер Дмитрий Медведев посетил Стену Плача в 2016 г., а действительный президент РФ Владимир Путин поехал на Всемирный форум памяти жертв холокоста в январе 2020 года.

От имени Венгрии, где правительство провозглашает героем страны фашистского диктатора адмирала Хорти, пославшего полмиллиона венгерских евреев в лагеря смерти, Виктор Орбан заявил в Иерусалиме в 2018 г.: «Венгрия абсолютно нетерпима к антисемитизму».

Соседи Польши, чехи, украинцы и белорусы иногда называют поляков «гонористыми». Оправдывая эту «национальную» черту, президент Польши Анджей Дуда не поехал в Израиль на Всемирный форум памяти жертв холокоста в 2020 г. из-за одновременного приглашения и выступления на форуме Владимира Путина. Но, поскольку Магомет не пошел к горе, то президент Израиля Реувен Ривлин через две недели посетил Польшу. Это, не первая стычка между польским и еврейским национализмом, ведь оба претендуют на почетную роль главной жертвы нацизма. В феврале 2019 г. премьер Матеуш Моравецкий отказался ехать в Иерусалим, так как в израильской прессе поднялся шум по поводу участия польских националистов в геноциде евреев.

А Украина? За прошедшие 30 лет Израиль посетили все, за исключением врио Александра Турчинова, президенты «незалежной» Украины: Леонид Кравчук в 1992 г. (тогда пресса шумела по поводу Ивана Демьянюка, под кличкой «Ивана Грозного» известного охранника в лагерях Майданек и Собибор, после войны спрятавшегося в США); Леонид Кучма в 2000 и 2006 гг.; Виктор Ющенко в 2007 г.; Виктор Янукович в 2011 г.; Петр Порошенко в январе 2019; Владимир Зеленский в январе 2020 г.

Украинская буржуазия уже давно превратила украинских рабочих в самую дешевую рабочую силу в Европе. Миллионы заробитчан вынуждены ехать на заработки в Европу или Россию. Продажная история украинского национализма в ХХ веке учит нас, что правящая элита Украины видит свое призвание в торговле собственным народом на международном рынке труда. Авторитетный представитель Вашингтона, Виктория Нуланд конкретно оценила оплату США за украинскую помощь в наезде империализма на Россию: 5 миллиардов долларов с 1991 по 2014 годы, плюс оплата анти-российских услуг с тех пор.

Чтобы закрыть вопрос о цене индульгенций мы должны сказать о самой дорогой из них, американской. США уже много лет предоставляют сионистскому государству три миллиарда долларов в год. Правда, в этом случае надо говорить о платеже за услуги, не об индульгенции за прощение грехов. А, впрочем, Иван Демьянюк и тысячи других военных преступников, скрывшихся после Второй Мировой войны в США и Канаде? Отчасти, здесь тоже индульгенция.

Остается вопрос: выгодна ли индульгенция?, что же покупает президент Украины, или России в обмен на свои расходы: авиабилет, номер в гостинице, букет цветов для Музея Холокоста и рукопожатие. Ну, крокодиловы слезы каждый политик умеет выдавить задарма, но другие расходы… Выгодна ли сделка?

Теперь уважаемый президент может вернуться домой и поставить новый памятник массовому убийце мирных граждан: Петлюре, Роману Шухевичу, кому хочется. Можно отвернуться от реалий обнищания народа и обогащения кучки олигархов. Можно выпустить новый учебник истории, который засоряет молодежь мифами национальной исключительности: украинской, венгерской, или еврейской. Можно, во время пандемии, выделить средства на новый батальон фашистов, вместо новой больницы. В многострадальном Львове украинские фашисты летом 1941 г. провели кровавые «Дни Петлюры», убийство сорока польских профессоров, а затем методически истребили в Яновском гетто 160 тысяч евреев. А сегодня во Львове действует музей «Тюрьма на Лонцького», где посетителям демонстрируют историю Украинской Повстанческой Армии. В одном из залов выставлены пожелтевшие газеты: пропаганда украинских коллаборантов с многочисленными призывами «бить жидов и большевиков» и во славу Адольфа Гитлера — освободителя великого украинского народа от жидо-большевизма.

Да, выгода есть. Обоюдное прощение грехов национализма и шовинизма служит как еврейскому фашизму, так и его контр-агентам в Восточной Европе. Много получает Виктор Орбан, Владимир Зеленский или Анджей Дуда от своей индульгенции из рук Беньямина Нетаньяху свидетельствующей, что «получатель сего — любит Израиль». Их главная цель: расстроить и запутать знание истории как в Израиле, так и в Европе.

Украинские коммунисты.

22 сентября 1939 г. во Львов вступила Красная Армия, и в ее обозе — сталинская тайная полиция ГПУ. Группа украинских коммунистов вокруг небольшого марксистского журнала «Життя і слово» была истреблена в первую очередь, как «контрреволюционные троцкисты». В городе началась вакханалия шовинистического разбоя: сталинистского, фашистского, националистического, которая вернулась сегодня под лозунгами «Великой Украины».

Книги:

В подготовке этого Предисловия, помимо известных книг О. Субтельного и Э. Х. Карра, я использовал следующие работы:

Janusz Radziejowski, «The Communist party of Western Ukraine 1919—1929». Edmonton, Canada, 1983. — Эта книга была написана и опубликована в «социалистической» Польше в 1976 году и воспроизводит многие стереотипы поздней сталинистской историографии (враждебность к Троцкому и Розе Люксембург за их интернационализм, и т.д.)

M K Dziewanowski, «The Communist party of Poland», Harvard University Press, 1976. — Это стандартное, академическое описание «коммунистической» партии Польши.

Roman Solchanyk, «The Communist Party of Western Ukraine», 1973. — Сольчаник — крайне правый украинский националист.

Mick Christof, «Lemberg, Lwow, Lviv, 1914—1947».

Tarik Cyril Amar "The paradox of Ukrainian Lviv", Cornell University Press, 2015.

Две книги мемуаров бывших польских коммунистов:

Pawel Minc (Aleksander), «The history of a false illusion».

Hersh Mendel, «Memoirs of a Jewish revolutionary», Pluto Press, 1989.

История правой коммунистической оппозиции:

Robert J. Alexander, «The Right Opposition», Greenwood Press, 1981

Львовский украинский журнал «Життя і слово».

Задача будущих украинских историков-марксистов дать более полное и конкретное описание обстоятельств издания этого журнала. Мы не знаем его тираж и метод распространения, почему он не был продолжен после октября 1938 года, имена всех авторов…

Мы можем обратить внимание читателя на несколько моментов.

В редакции принимали участие: Роман Роздольский, Степан Рудык (расстрелян ГПУ в 1941 г.) и Людвик Розенберг-Черный (расстрелян ГПУ в 1940 г.).

Роман Роздольский чудом выжил. Его вдова, Эмилия Роздольская вспоминала:

«Когда осенью 1939 г. Красная Армия по взаимному соглашению с Гитлером заняла Западную Украину и вступила во Львов, Роздольский решился с тяжелым сердцем бежать. Ему не удалось склонить к этому и присоединить к себе своего друга и соратника Степана Рудыка. Несколькими днями позже Рудык был арестован НКВД. Когда и как он погиб — до сих пор неизвестно».

Украинский историк Андрей Здоров уточняет: «Его квартира была явкой подпольной антифашистской группы Адама Лютмана». Э. Роздольская продолжает:

«В 1942 г. он был арестован гестапо и до конца войны пребывал в немецких концлагерях. После его освобождения до 1947 г. Роздольский жил в занятой западными союзниками части Австрии; затем после долгих колебаний выехал в США». (https://proletar-ukr.blogspot.com/2017/10/blog-post.html)

Журнал печатался в типографии в небольшом городе Дрогобыч на расстоянии 85 км (по шоссе) от Львова. Редакция после первого номера ушла от подписи отдельных статей именем автора, возможно, из-за полицейского режима пилсудчиков. Хуже то, что не подписаны статьи Л. Троцкого — в № 4 «Диктатура лжи» («Сталинизм и большевизм» в сокращении); в №№ 7-8 (начало статьи) и в № 9 (окончание), «Пора перейти в международное наступление против сталинизма!».

С 1-го номера Редакция журнала стоит на стороне Троцкого против Сталина в главном теоретическом вопросе: перманентная революция или социализм в одной стране. Журнал отрицает, что Сталин строит в СССР социализм, изобличает подлую и контрреволюционную роль Сталина в Испании. Редакция пишет о фальсификации истории в Советском Союзе и о разгроме литературы в Советской Украине и Белоруссии.

Писатели журнала ведут переписку с украинскими рабочими-коммунистами в Канаде и Чехословакии. В разных номерах Редакция дает критический обзор львовской, польской и европейской прессы. В № 4 за февраль 1938 они перепечатывают в сокращении рецензию на книгу Льва Троцкого «Преступления Сталина», опубликованную в газете ППС «Robotnik». Они солидарны с ППС и международной социал-демократией в разоблачении Московских Процессов, но критикуют социал-демократов за их стыдливый национализм. Описывая прошедший в Варшаве конгресс профсоюзов Редакция пишет:

«…именно эту резолюцию [против анти-украинского шовинизма] обошла молчанием пепеэсовская партийная пресса. Причину этого явления угадать не трудно. Лидеры ППС никогда не грешили стойкостью против "родной" реакции».

В № 7-8 за май-июнь 1938 г. Редакция пишет статью «От сталинизма к национализму», и на примере одной украинской газеты в г. Коломыя (сегодня, в Ивано-Франковской области Украины) описывает, с какой легкостью украинские сталинцы переходят к фашизму. Сталин незадолго до этого ликвидировал компартию Польши и ее автономные партии КПЗУ и КПЗБ. В Советском Союзе ГПУ расстреливало партийцев-поляков и западно-украинцев, а в Польше деморализованные экс-сталинцы, оставшись без московских субсидий, быстро линяли в сторону фашизма.

Редакция бесстрашно борется против гибельного влияния сталинизма на революционное движение, и печатает в двух последних выпусках журнала «Открытое письмо» Л. Троцкого от 2 ноября 1937 г. с призывом вести революционную пропаганду и разоблачать ложь сталинизма:

«Нужно издавать соответственную литературу и собирать на нее средства. Нужно в каждой стране издать книгу, разоблачающую до конца национальную секцию Коминтерна. У нас нет ни государственного аппарата, ни наемных друзей. И тем не менее мы уверенно бросаем вызов сталинской банде перед лицом всего человечества. Мы не сложим рук. Отдельные из нас могут еще пасть в этой борьбе. Но общий исход ее предопределен. Сталинизм будет раздавлен, разгромлен, и покрыт бесчестием навсегда. Мировой рабочий класс выйдет на широкую дорогу».

Но это письмо-обращение не подписано именем его автора — Льва Троцкого, и журнал не говорит о главном вопросе момента: За или против учреждения Четвертого Интернационала. В апреле 1938 г. Лев Троцкий разослал своим сторонникам проект программы нового Интернационала: «Агония капитализма и задачи Четвертого Интернационала». Перед лицом угрозы новой мировой войны он призывал учредить новый центр мирового революционного движения, Четвертый Интернационал. Надо дать рабочему классу альтернативу лживому сталинизму и кровавому фашизму, надо повести украинскую молодежь и рабочий класс под флагом честной и открытой борьбы за мировую революцию.

В группах и кружках коммунистической оппозиции в Польше не было ясности по этому вопросу, и решимости пойти до конца в отвержении сталинизма. Группа «Життя і слова» во Львове, по-видимому, разделяла сомнения Исаака Дойчера в Варшаве. Сомнения Редакции и группы вокруг журнала были честными сомнениями, они писали правду. Через год, с приходом Красной Армии и ГПУ, они заплатили за это своей жизнью. Оглядываясь назад на кровавую и трагичную историю Галиции и Европы, мы можем с симпатией вспомнить эту небольшую группу львовских коммунистов — украинцев, евреев и поляков. Мы опираемся на их опыт, но мы идем дальше.

Да здравствует Четвертый Интернационал!

«Життя i Слово»
Содержание №	Номер журнала в pdf
№ 1 листопад (ноябрь) 1937 г. От Редакции. С украинского националистического Гуляй-поля. Тень Ежова над Испанией. На ура-патриотических рельсах. Самоубийство Любченко. Франко, Сталин и Испания. Перемены и изменения в Советском Союзе. Обзор мировых событий.
№ 2-3, грудень (декабрь) 1937 г. — сiчень (январь) 1938 г. «Возвращение из Советского Союза». Украинский литературный «Пьемонт». На литературном фронте Советского Союза. «Сепаратизм» в языке и русотяпство на деле. В литературных журналах. Какой стул выгоднее. От Администрации. Хроника нефтяного бассейна.
№ 4, лютий (февраль) 1938 г. Диктатура лжи — статья Л. Троцкого «Сталинизм и большевизм» (в сокращении) Пролетаризация села. Стахив… и Стефаник. Сталинизм в зеркале прессы (Отзывы прессы на 20-летие Октябрьской революции). Поход трупов. Преступления Сталина (Новая книжка Л. Троцкого). Конгресс классовых профсоюзов. 1937—1938. От Администрации.
№ 5-6, березень-квiтень (март-апрель) 1938 г. Гитлер наезжает на Австрию. Процесс Бухарина и тов. в Москве. Три съезда: УСДП — УСРП — УНДО. Сталин и Испания. Андре Жид, поправки к «Возвращению из СССР». Политика св. Юра (Посол Войцеховский против митрополита Шептицкого). Переписка Редакции.
№ 7-8, травень-червень (май-июнь) 1938 г. За душу украинского рабочего. Из жизни украинских рабочих в Канаде. Война в Китае. Выгнать сталинизм из рабочего движения! — статья Л. Троцкого «Пора перейти в международное наступление против сталинизма!» (начало) Жизнь украинских трудящихся в Чехословакии. От сталинизма к национализму — Что посеешь, то и пожнешь. Хроника. Ответы Редакции. От Редакции и Администрации.
№ 9-12, липень-жовтень (июль-октябрь) 1938 г. К 5-летию кровавого протеста. Выгнать сталинизм из рабочего движения! — статья Л. Троцкого «Пора перейти в международное наступление против сталинизма!» (окончание) Политика националистического лагеря. Украинские трудящиеся и их организации в Канаде. Новая организация Союз Украинских Организаций и газета «Вперед». Мировые новости. Переписка Редакции.