Заседание Политической комиссии.
14/1 января 1918 года.
Заседание открывается под председательством фон-Кюльмана в 5 час. 8 мин. пополудни.
Кюльман. Господа, я открываю сегодняшнее заседание.
К замечаниям, сделанным мною во время последнего заседания, я хотел бы, прежде всего, присовокупить, что Правительства Союзных Держав пришли после обсуждения к решению ответить устно на формулированные предложения Русской делегации и также в формулированном виде.
Но я хотел бы еще раз подчеркнуть, что считаю способ, при котором делегации обмениваются формулированными письменно заявлениями, очень длительным и мало способствующим благополучному исходу переговоров.
Если мы здесь ведем переговоры, — я хотел бы остаться при этом мнении, пока мне не будет доказано противное, — то мы делаем это для того, чтобы фактически достигнуть мирного соглашения; поэтому, я настоятельно предлагаю в будущем придерживаться иных методов, нежели до сих пор.
Я хотел бы предложить, чтобы мы, как это всегда делается при подобных переговорах, обсудили весь материал, и, после такого обсуждения каждая сторона поручила бы одному лицу редакцию, потом оба лица, в качестве редакционной комиссии, постарались бы совместно выработать, насколько это возможно, общую редакцию; в случае, если бы это им не удалось, — формулировали бы разные точки зрения и письменно зафиксировали бы их. Таким образом, мы, при известных условиях, могли бы ускорить работу. При другом методе, я полагаю, мы только потеряем время.
Вчера мы не назначили заседания, чтобы выгадать время для обсуждения и разработки ответа.
Кроме того, мне кажется, что подчеркивание разногласий обеих сторон не облегчает работу нашей специальной комиссии, а, наоборот, осложняет ее.
Ответ Союзных Держав по существу на формулированные предложения Русской делегации, сделанные на днях, любезно согласился прочесть г. фон-Визнер, так как граф Чернин, к сожалению, по болезни лишен возможности это сделать.
Визнер. Ответ наш гласит: «Предъявленные Германской и Австро-Венгерской делегациям предложения Русской делегации относительно будущего оккупированных Центральными Державами областей России, — настолько расходятся со взглядами Союзных Держав, что в предложенной формулировке их следует считать неприемлемыми.
Не касаясь более подробно оценки внешней формы этих предложений, нельзя не заметить, что они далеко не носят того компромиссного характера, к которому стремятся Центральные Державы, но скорее являются требованием с Русской стороны, требованием, в котором отсутствует желание считаться даже и со справедливыми доводами противной стороны.
Тем не менее, Германская и Австро-Венгерская делегации согласны еще раз, и на этот раз в формулированном виде, высказать свои взгляды на обсуждаемые вопросы и еще раз попытаться узнать, есть ли надежда на компромисс, которого они добиваются.
В статье 1-й Германского проекта говорилось о части занятых Союзниками областей. Этот вопрос уже достаточно обсуждался, а посему не нуждается в дальнейшем рассмотрении.
Вопрос относительно занятых Союзниками в настоящее время областей, живущих собственной государственной жизнью, следовало бы разделить хронологически на четыре периода: на период с момента заключения мира с Россией до окончания русской демобилизации; на период с заключения мира с Россией до заключения всеобщего мира; на период переходной стадии для новых народов и, наконец, на окончательный период, в который новые государства вполне осуществят свое государственное строительство.
Еще раз следует указать на то, что для Центральных Держав заключение мира с Россией не влечет за собой всеобщего мира, как это будет с Россией, но что Центральные Державы вынуждены будут продолжать войну с другими своими противниками.
Союзнические делегации вновь заявляют Российскому Правительству, что, по их мнению, органы самоуправления этих новых государственных образований следует пока считать вполне уполномоченными выражать волю широких кругов населения.
По вопросу о возникновении государства, как юридического лица, большое значение имеет решение Верховного Суда в Вашингтоне в 1808г., в котором указывается, что
«суверенные права Соединенных Штатов Северной Америки должны быть признаны возникшими окончательно со дня объявления ими своей независимости, т.-е. с 4-го июля 1776 года, совершенно независимо от их признания Англией в договоре 1782 г.». (Fiore. Droit International Codifie, p. 160).
Союзнические делегации принимают к сведению заявление, что:
«Из факта принадлежности оккупированных областей к составу бывшей Российской Империи Российское Правительство не делает никаких выводов, которые налагали бы на население этих областей какие-либо государственно-правовые обязательства по отношению к Российской Республике.
Старые границы бывшей Российской Империи, границы, созданные насилием и преступлениями против народов и, в частности, против народа Польского — пали вместе с царизмом.
Новые границы братского союза народов Российской Республики и народов, которые пожелают выйти из ее пределов, должны быть определены свободным решением соответствующих народов».
А также заявление о том, что
«Российское Правительство считает основной задачей ведущихся переговоров не отстаивание каким-либо образом дальнейшего насильственного причисления указанных областей к пределам Российского государства, но лишь обеспечение этим областям действительной свободы самоопределения по вопросам их внутреннего государственного устройства международного положения».
В связи с этим, следует возбудить вопрос, на каком юридическом основании нынешнее Российское Правительство признает за собою право и считает своим долгом добиваться действительной свободы самоопределения этих областей всеми силами, даже, при известных обстоятельствах, продолжением войны. Если факт прежней принадлежности оккупированных местностей к территории бывшей Российской Империи не налагает на население этих местностей никаких обязательств по отношению к Российской Республике, — то с первого взгляда непонятно, на чем Российская Республика, с своей стороны, основывает свои права и обязанности по отношению к этому населению.
Если же, однако, стать, как это делает Русская делегация, на ту точку зрения, что Российская Республика обладает таким правом, то возникает целых четыре вопроса, подлежащих разрешению, а именно:
1) вопрос об объеме территории;
2) вопрос о политических предпосылках, необходимых для осуществления права на самоопределение;
3) вопрос о переходном режиме;
4) вопрос о форме волеизъявления.
Вот те четыре пункта, по которым нужно достигнуть соглашения.
К п. 1. Утверждение, что право на самоопределение принадлежит целым нациям, а не, равным образом, и частям наций, — не соответствует нашему пониманию права на самоопределение. И части наций вполне правомочны решать вопросы о своей самостоятельности и своем отделении.
Это, однако, отнюдь не означает, что границы оккупации должны иметь решающее значение при определении границ этих частей.
Курляндия, Литва и Польша составляют и с исторической точки зрения национальное целое.
Германия и Австро-Венгрия не имеют намерения включить в свой состав занятые ими ныне территории. Они не намерены принуждать эти области к принятию той или иной государственной формы; однако, они должны оставить за собою и за народами занятых областей право на заключение всякого рода договоров.
К п. 2: Что касается высказанного по этому поводу, то им не затрагивается принципиальное разногласие, на которое неоднократно указывали Союзнические делегации.
Вывод войск до окончания мировой войны невозможен; однако, можно стремиться к сведению количества войск, — поскольку это будет допускаться военными обстоятельствами, — до минимума, необходимого для поддержания порядка и технического аппарата страны. Можно также стремиться к созданию национальной жандармерии.
Что касается возвращения беженцев и лиц, эвакуированных в течение войны, то мы обещаем благожелательное отношение в каждом отдельном случае. Так как этот вопрос не имеет решающего политического значения, то он может быть передан в особую комиссию.
К п. 3. Предложение Русской делегации в своих подробностях недостаточно ясно и требует дальнейшего пояснения. Но, несомненно, следует признать, что, по мере постепенного приближения к всеобщему миру, — избранным представителем населения данной области должно быть предоставлено право участия в делах управления все в больших и больших размерах.
К п. 4. Союзнические делегации в принципе согласны присоединиться к мнению, что волеизъявление народа, организованное на широких основаниях, должно будет санкционировать решения по вопросу о государственной принадлежности этих областей.
Нам кажется, однако, непрактичным одностороннее требование референдума.
Точно так же, по мнению Союзнических делегаций, достаточно волеизъявления представительного органа, избранного или пополненного на широких основаниях.
Следует упомянуть, что и признанные Правительством Народных Комиссаров государственные образования в пределах бывшей Российской Империи, как напр. Украина и Финляндия, возникли не путем референдума, а по решению национальных собраний, избранных на широких основаниях.
Преисполненные желанием вновь попытаться прийти к соглашению с Российским Правительством, — Правительства Германии и Австро-Венгрии сделали эти далеко идущие предложения, считая, однако, нужным присовокупить, что эти предложения составляют крайние рамки, в пределах которых они надеются достичь мирного соглашения.
При составлении этих основных положений, Правительства Германии и Австро-Венгрии руководствовались не только долгом не ослаблять своей боеспособности, пока еще длится злосчастная война, — но и желанием предоставить некоторым народам, живущим по соседству с ними, возможность решить окончательно и самостоятельно свое будущее, не рискуя, вместе с тем, очутиться в крайней нужде и нищете.
Соглашение между Россией и Центральными Державами по этим тяжелым вопросам возможно лишь в том случае, если Россия проявит серьезное желание прийти к соглашению, и если она вместо того, чтобы диктовать свои условия, постарается взглянуть на дело и с другой точки зрения и, таким образом, станет на единственный путь, ведущий к мирному соглашению.
Делегации Союзных Держав могут питать надежду на мирный исход конфликта лишь в том случае, если эти мысли разделяются и Русской делегацией».
Троцкий. Считаю необходимым сделать одно заявление, прежде, чем перейти к обсуждению некоторых предварительных замечаний, в связи с занимающим нас сегодня вопросом. В полученных нами вчера немецких газетах от 12-го января нов. ст. помещен официальный отчет о пленарном заседании 10-января. (28 декабря).
От имени Русской делегации, самым решительным образом протестую против тенденциозной обработки текста заявления Русской делегации в этом отчете. Достаточно сказать, что из фразы: «Наше Правительство во главе своей программы поставило мир, но оно обязалось в то же время перед народом подписать только справедливый мир, демократический мир», в отчете немецких газет приведена только первая половина фразы, — чтобы бросить надлежащий свет на весь отчет, служащий не столько для информирования германского общественного мнения, сколько для введения его в заблуждение.
Придавая огромное значение точному ознакомлению общественных кругов всех стран с действительным ходом мирных переговоров, я вынужден был вчера по прямому проводу предложить нашему Правительству воспользоваться всеми доступными ему средствами — пригласить европейское общественное мнение считаться только со стенографическими отчетами, которые наша официальная печать публикует без каких-либо изменений и сокращений.
Что касается вопроса по существу, то мы надеемся, что сегодняшний ответ делегаций Четверного Союза устраняет, во всяком случае, одно формальное затруднение, — затруднение, которое представил для нас заслушанный нами в прошлый раз ответ генерала Гофмана.
Генерал Гофман дважды обратил мое внимание на то, что он представляет здесь не Германское Правительство, а Германской Верховное Командование. В данном случае, я не претендую на суждение о внутренней структуре Германской империи; но я все же думал, что мы в данном случае ведем переговоры только с лицами, которые представляют Германское Правительство. Г. Статс-секретарь, по другому поводу, считал необходимым указать на то, что все пункты переговоров, включая и те, которые нам кажутся противоречивыми, соответствуют единой руководящей воле Германского правительства. До тех пор, пока это формально никем не опровергнуто, мы считаемся с этим, как с формальным заявлением; тем не менее, не выходя из пределов замечаний генерала Гофмана, я считаю необходимым отметить в речи генерала Гофмана некоторые пункты и подчеркнуть, что они затрудняют ведение переговоров.
Генерал Гофман, прежде всего, протестовал против тона нашего заявления и обратил наше внимание на то, что этот тон не стоит в соответствии с тем фактом, что германские войска находятся на нашей территории. Если бы мы придерживались того принципа, который нам рекомендует генерал Гофман, то мы должны были бы разговаривать иначе с представителями Германии, нежели с представителями Австро-Венгрии, Турции или нейтральной Персии. Мы полагаем, однако, что общие положения, которые мы выдвигаем, дают нам право вести переговоры с представителями всех государств в одном и том же духе. Г. генерал указал далее на то, что наше Правительство опирается на силу и применяет насилие ко всем инакомыслящим, которых оно клеймит, как контр-революционеров и буржуа. Прежде всего, я приветствую тот факт, что г. генерал так быстро откликнулся на мое приглашение вмешаться во внутренние дела России. Затем, я должен указать, что г. генерал был вполне прав, когда говорил, что наше Правительство опирается на силу. В истории мы до сих пор не знаем других правительств. До тех пор, пока общество будет состоять из борющихся классов, государство останется по необходимости орудием силы и будет применять аппарат насилия. Я, однако, категорически протестую против совершенно неправильного утверждения, будто мы всех инакомыслящих ставим вне закона. Я был бы очень рад, если бы социал-демократическая печать в Германии пользовалась той свободой, какой у нас пользуется печать наших противников и печать контр-революционная.
То, что поражает и отталкивает правительства других стран в наших действиях, — этот тот факт, что мы арестуем не стачечников, а капиталистов, которые подвергают рабочих локауту, тот факт, что мы не расстреливаем крестьян, требующих земли, но арестуем тех помещиков и офицеров, которые пытаются расстреливать крестьян. И когда Румынское Правительство, — я привожу это, как пример, — попыталось у нас, на нашей территории, применить меры насилия по отношению к революционным солдатам и рабочим, то мы отсюда, из Бреста, просили Правительство в Петрограде арестовать Румынского посланника, со всем составом Посольства, а также и Румынскую военную миссию. Мы получили ответ, что это уже сделано, и мы считаем, что это насилие — есть насилие, диктуемое нам волею миллионов рабочих, крестьян и солдат, и что оно направлено против того меньшинства, которое стремится удержать народ в рабстве, — что это есть насилие, освященное историей и прогрессом.
Что касается двух примеров, которые привел генерал Гофман, то они ни в каком смысле не характеризуют нашей политики в области национальных вопросов. Мы навели справки о Белорусском конгрессе. Этот Белорусский конгресс состоял из представителей Белорусских аграриев. Он сделал попытку присвоить себе те права, которые составляют исключительную собственность Белорусского народа. И, если он встретил отпор, то этот отпор исходил от солдат, среди которых были одинаково великороссы, малороссы и белорусы.
Я указал в одном из наших заявлений, что те конфликты, которые у нас имелись с Украинской Радой и которые, к сожалению, еще не ликвидированы, ни в каком отношении не могут ограничивать права Украинского народа на самоопределение и ни в коем случае не препятствуют нашему признанию независимой Украинской Республики. Я, вместе с тем, позволю себе обратить внимание на то, что в своей речи генерал Гофман, категорически отказавшись от эвакуации оккупированных областей, свой отказ мотивировал тем, что все эти области не имеют органов управления. Именно из этого факта он выводил необходимость дальнейшей длительной оккупации на неопределенный срок. Г. Статс-секретарь мотивировал самостоятельное право этих областей вступать в международные сношения с Центральными Державами и их право отчуждать свою территорию — именно тем, что у них имеются органы, достаточно авторитетные для такого рода международных действий.
Позволю себе усмотреть в этом некоторое противоречие. Я думаю, что, если какая-нибудь область не имеет органов самоуправления и нуждается в опеке, то этой области лучше подождать с заключением международных соглашений, ибо органы, недостаточно сформировавшиеся для внутреннего управления, естественно, неправомочны и для определения международных судеб данного народа. Я должен, однако, признать, что, если в исходных философских предпосылках можно установить разногласие между г. Статс-секретарем фон-Кюльманом и генералом Гофманом, то вывод, к которому они благополучно приходят, является почти тождественным: из признания наличности полномочных органов и из признания отсутствия их вытекает один и тот же вывод, который гласит, что судьба этих стран может и должна быть решена сейчас же, в период оккупации, независимо от того, в состоянии ли данный народ взять управление страной в свои руки или нет. Позволю себе заметить, что этот пример может нас снова укрепить во взгляде на весьма подчиненное значение правовой философии в разрешении судеб живых народов. Это относится целиком и к правовой философии Американского Верховного Суда. Кто знаком с историей Американского Верховного Суда, тот знает, как часто изменялась его правовая философия в зависимости от желания расширить территорию Соединенных Штатов. Я думаю, что, в связи с этим вопросом, было бы гораздо интереснее провести параллель не с решением Американского Верховного Суда, — но с мнениями и суждениями тех великобританских юристов, которые доказывали свое право удержать в своих руках американскую колонию.
Что касается формы, в которой мы предложили вниманию противной стороны наши суждения, то мне не совсем ясно, в чем именно г. Статс-секретарь усматривает неудобство. Он указал на то, что при точной формулировке выдвигаются разногласия обеих сторон. Но, насколько я понимаю, страны воюют именно из-за того, что их разделяет, а не из-за того, что их соединяет. И именно поэтому мы должны в переговорах выдвигать на первый план те пункты, которые составляют предмет разногласий, и выдвигать их со всей необходимой решительностью, ибо только в таком случае может быть найдено справедливое решение.
Принципы, разумеется, могут служить удобными алгебраическими формулами, но в конечном счете дело всегда сводится к арифметическим величинам, и тогда лишь полезны и допустимы алгебраические формулы, когда им отвечают арифметические величины. Мы внесли на обсуждение нашу формулировку потому именно, что нам казалось, что в той плоскости, в какой прения велись в последних заседаниях, как-бы подыскивалась формула, навязывающая противной стороне то, что для нее совершенно неприемлемо по существу. В этом смысле, тон генерала Гофмана казался нам гораздо более реалистичным. Мы ведь вовсе не заявляли, что мы считаем Германское Правительство одушевленным нашим мировоззрением; мы хотим только ясно и точно знать, какая судьба ожидает Польшу, Литву и Курляндию. К этому сводится весь вопрос.
Правда, г. Председатель Германской делегации поставил нам вопрос, что нам дает право интересоваться судьбами этих стран, раз мы заявили, что прежняя их принадлежность к России не налагает на них никаких обязательств международного характера. Но ведь и г. Председатель Германской делегации основывает свое право интересоваться этими областями не на голом факте оккупации, а на принципе самоопределения народов, правда, несколько им ограниченного. Я полагаю, что этот принцип сохраняет, во всяком случае, не меньшую силу и для нас и дает нам право интересоваться судьбой тех народов, выделению которых из состава бывшей Российской Империи мы отнюдь не препятствуем. Мы, разумеется, оставляем за собой право дать более точную характеристику тех предложений, которые были сделаны сегодня и которые в такой форме являются, по-прежнему, неприемлемыми для нас. Если я, не имея текста перед глазами, правильно понял его содержание, то за интересующими нас областями по-прежнему признается так называемое «право» до окончательного их превращения в государства служить делу исправления границ соседнего государства, заключать с ним военные и другие конвенции, а будущему народному представительству остается только санкционировать эти решения. Мы придерживаемся того мнения, что только явно и определенно выраженная воля народа может решить все эти вопросы. Задача дальнейших переговоров, на основании обеих предложенных здесь формулировок должна состоять в том, чтобы точно определить, каким образом может быть осуществлен компромисс, имея в виду оглашенный сегодня текст, — компромисс между официально признанным 25/12-го декабря принципом самоопределения и правом на аннексии, основанным на праве оккупации и провозглашенным здесь генералом Гофманом.
Кюльман. Я не могу ответить на объяснения г. предыдущего оратора с тою же подробностью, с какой они были им развиты. Я хотел бы только ответить на те пункты, которые у меня остались в памяти. Я не помню того сокращения, которое, по словам г. Председателя Русской делегации, было произведено при опубликовании его речи.
В начале переговоров мы сделали нашим противникам ту огромную уступку, что каждое слово переговоров заносится в стенографический отчет и публикуется.
Это такой способ переговоров, которым никогда в истории никто не руководствовался, и целесообразность которого вызывает сомнение специалистов по международным сношениям.
Но мы должны, во всяком случае, оставить за собою право публиковать у себя в стране только то, что нам кажется необходимым. Других обязательств мы никогда не давали. Может случиться, что, во время переговоров о мире, тот или другой делегат сделает попытку использовать эти переговоры, в целях политической агитации, — и в этом случае, понятно, всякое правительство должно оставить за собой право на опубликование только того, что оно найдет нужным. Что касается речи генерала Гофмана, то я хотел бы определенно оставить, как за собой, так и за г. генералом, право вернуться еще к этому вопросу.
Г. предыдущий оратор, со свойственным ему знанием международных вопросов, совершенно правильно охарактеризовал распределение государственных функций в Германской Империи.
Г. Рейхс-Канцлер, единственный ответственный министр Империи, во всех вопросах внешней политики делает указания, обязательные и для всех подчиненных органов.
Притом, вполне естественно, что, при существующем между мною и генералом Гофманом единодушии в политических вопросах, никаких разногласий между нами быть не может. Затем, г. предыдущий оратор, предвосхищая часть наших будущих прений, перешел к критике тех аргументов, которые были приведены в пользу оставления войск в занятых областях. Он указывал, что народ, не обладающий техническим аппаратом, например, железнодорожным персоналом, нельзя считать правомочным принять решения политического характера. Мы стоим на точке зрения, которая должна быть приятной г. Председателю Русской делегации, на той точке зрения, что политическая жизнь страны является самым важным и существенным проявлением жизни народа, и что народ прежде всего, создает органы проявления своей политической воли и только потом уже мало-помалу, создает весь аппарат государственной жизни. В этом именно вопросе и заключается принципиальное разногласие между нами и Русской делегацией. Мы достраиваем существующее без насильственной ломки. Мы хотим установить в этих областях упорядоченную государственную жизнь и отказываемся в слепом преклонении перед теорией сперва создать безвоздушное пространство, а потом, не видя пока еще перед собою определенных путей, творить в этом безвоздушном пространстве — государство. Это тем неожиданнее, что г. предыдущий оратор, с другой стороны, проявил редкое отвращение к таким прениям, которые затрагивают область юридических теорий; меня это до известной степени удивило, так же, как и его недостаточно высокая оценка решений Верховного Американского Суда.
Казалось бы, — история возникновения этой великой республики и суждение Верховного Суда об одном из моментов этой истории должны были бы иметь значение при решении нашего спорного вопроса. Если г. Председатель Русской делегации возбудил вопрос, что именно нам не понравилось в тоне и способе его заявления, то из того, как оно было принято, он мог усмотреть, что тон этого заявления был диктаторский и вызывающий.
Я, однако, с удовольствием отмечаю конец объяснения г. предыдущего оратора, заявившего, что он и его делегация готовы перейти к действительному обсуждению и выяснению подробностей разделяющих нас взглядов. В этом с самого начала я видел цель наших работ и был того мнения, что оба письменно зафиксированные предложения, в том виде, в каком они были сделаны до рождественского перерыва, могли бы служить достаточной основой для дальнейшего нашего обсуждения. Сейчас я предлагаю придерживаться в нашей работе того метода, который предложила Русская делегация, а именно, перейти к обсуждению четырех пунктов, перечисленных в нашем ответе, и приступить к детальному их разбору. Я надеюсь, что мы, таким образом, по прошествии нескольких дней, будем в состоянии выяснить все трудности, или же надо оставить попытку, предпринятую нами.
Троцкий. Я не протестовал против сокращения текста, как такового, но — против тенденциозного сокращения его, и притом в таком вопросе, который отнюдь нельзя рассматривать как способ для использования мирной конференции с целью политической агитации. Я заявил, что наше Правительство хочет мира прежде всего, но что оно может подписать только честный демократический мир. Эта вторая часть фразы выброшена в официальном отчете.
Полагаю, что мы теперь можем перейти к обсуждению обоих предложений, причем я нахожу, что наше предложение отличается от предложения наших противников отнюдь не «диктаторским, вызывающим тоном», но — гораздо большей ясностью и последовательностью. Оно, мне кажется, не может раздражать тех, кто жизненно заинтересован в разрешении данных вопросов, принимая во внимание всю их тяжесть. Я должен еще раз отметить, что в вопросе об эвакуации войск я никоим образом не могу присоединиться к мнению г. Председателя, что, будто бы, удаление оккупационных войск оставит после себя пустое место. Это неправильно даже по отношению к африканским колониям. Если Англия, скажем, сегодня выведет все свои войска из Индии, то там мы найдем, во всяком случае, не пустое место, а живой народ, который стремится к государственной жизни и к независимому существованию. А те народы, которые живут в пределах Польши, Литвы и Курляндии, ни в коем случае не окажутся в затруднении, если оккупационные войска предоставят их самим себе. Насколько я понял, дело идет о технических трудностях, — вроде отсутствия там собственных железных дорог, почты и т. д. По этим вопросам всегда можно прийти к соглашению, не прибегая к контролю оккупационных войск.
Кюльман. Я хотел бы указать на то, что г. предыдущий оратор, как он это делал не раз, — не в упрек ему будь это сказано, — выдвинул на первый план вопрос, подлежащий специальному обсуждению. Я хочу только отметить, что, наравне с чисто техническими соображениями, в соответствующих областях играют очень важную роль вопросы поддержания порядка и безопасности, на что указывалось уже в сегодняшнем нашем тексте. Я предлагаю еще раз, как это ни скучно, перейти к деловому обсуждению тех 4-х пунктов, которые предложила Русская делегация, и именно в том порядке, в каком она их предложила.
Троцкий. Я присоединяюсь к деловой программе, но возражаю против скуки, отнюдь не способствующей успеху дела.
Кюльман. Я, собственно говоря согласен с этим.
Троцкий. Значит, по крайней мере в данном случае соглашение достигнуто.
Кюльман. Я отмечаю это, как хорошее предзнаменование для дальнейших наших переговоров, и предлагаю, если г. Председателю Русской делегации будет угодно, назначить заседание на завтра в 10 часов утра.
Заседание закрывается в 7 часов.