Мирные переговоры в Брест-Литовске с 22 (9) декабря по 3 марта (18 февраля) 1918 г.

От Редакции

Предисловие Л.Д. Троцкого

Первый период с 22/9 декабря по 28/15 декабря 1917 г.

Заметка А. Иоффе.
Состав мирной конференции.

Протоколы

22/9-го декабря, 1917 г.: Заявление Российской делегации о принципах демократического мира.
25/12-го декабря, 1917 г.: Заявление Союзной делегации.
26/13-го декабря, 1917 г.:
27/14-го декабря, 1917 г.: Территориальные вопросы; Украина.
28/15-го декабря, 1917 г.: Территориальные и экономические претензии Германии и Австрии.10-дневный перерыв.


Второй период (с 9 января 1918 г. (27 декабря 1917 г.) по 10 февраля (28 января) 1918 г.).
От Редакции.
Состав мирной конференции.

9 января 1918 г. (27 декабря 1917 г.): Союзные протесты против мирной пропаганды Советской прессы.
10 января 1918 г. (28 декабря 1917 г.).: Заявление Украинской Центральной Рады. Вопросы самоопределения.
11 января 1918 г. (29 декабря 1917 г.): Очищение оккупированных областей; вопросы права и силы.
12 января 1918 г. (30 декабря 1917 г.): Украина; ген. Гофман: право сильного.
14/1 января 1918 г.:
15/2 января 1918 г.: Бесконечная оккупация.
18/5 января 1918 г.:
30/17 января 1918 г.:
31/18 января 1918 г.: Выяснены территориальные требования Германии; Перерыв в переговорах.
1 февраля (19 января) 1918 г.:
3 февраля (21 января) 1918 г.:
7 февраля (25 января) 1918 г.:
9 февраля (27 января) 1918 г.: Германия заключила договор с УНР и отказывается гарантировать неприкосновенность украинской, или украинско-российской границы. Переговоры в тупике.
10 февраля (28 января) 1918 г.: Территориальные вопросы; заявление Российской делегации об одностороннем разоружении России.


Третий период с 1 марта (16 февраля) по 3 марта (18 февраля) 1918 г.
От Редакции.
Обмен теле- и радиограммами. Германский ультиматум.
Состав мирной конференции.

1 марта (16 февраля) 1918 г.: Заявление Сокольникова.
3 марта (18 февраля) 1918 г.: Подписание условий мира.

Приложения:
1) Борьба за гласность.
2) Русско-украинские отношения.
3) Национальные представители.
4) Российская делегация и Германско-Австрийская Социал-демократия.
5) Подкомиссия по территориальным вопросам.

Эпилог Брест-Литовских переговоров.


Заседание Русской, Германской и Австро-Венгерской делегаций. (Политическая комиссия).

3 февраля (21 января) 1918 года.

Заседание открывается в 1112 час. утра под председательством фон-Кюльмана.

Кюльман. Господа, я открываю заседание комиссии. Если, как я полагаю, ни с чьей стороны нет возражений, то я хотел бы ответить на вопросы, поднятые в пленарном заседании г. Председателем Русской делегации. Вопрос идет о приглашении или допущении на мирную конференцию Представителей тех пограничных западных областей, о которых здесь шла речь. На вопрос г. Председателя Русской делегации, я могу ответить, что наша точка зрения совершенно не изменилась, как это и можно заключить из наших прежних заявлений. Мне кажется, что и точка зрения Русской делегации, которой она придерживалась до сих пор, ясна из протоколов. Но если г. Председатель Русской делегации хотел бы дать дополнительные разъяснения по этому поводу, то я охотно предоставлю ему эту возможность сейчас, на заседании этой комиссии.

Троцкий. Из недавно опубликованного письма г. Статс-секретаря к Польскому Министру-Президенту Кухаржевскому, я понял, что г. Председатель Германской делегации заявил Польскому Министру-Президенту, что он берет на себя инициативу в этом вопросе, после возобновления наших переговоров в Брест-Литовске. Весьма возможно, что печать не совсем точно передала содержание этого письма, — печать вообще сейчас, во время войны, не отличается точностью, — но, не встречая опровержений, смею предполагать, что дело обстоит именно так. Я придерживаюсь того мнения, что указанные в письме мотивы недопущения делегации Польского Министерства, с ссылкой на точку зрения Русской делегации, ни на чем не основаны. Считаю необходимым, прежде всего, установить следующие факты: ни Германская, ни Австро-Венгерская делегации не возбуждали вопроса о привлечении к переговорам Представителей Польского правительства, как самостоятельного Польского Государства. Вопрос этот возник лишь тогда, когда Русская делегация указала противной стороне на полное противоречие в ее отношении к вопросу, на то, что Германское и Австро-Венгерское Правительства, признавая на словах суверенные права Польского Государства, вместе с тем, не поднимают вопрос о привлечении Польского Правительства к переговорам о судьбе Польши. Только тогда вопрос был поднят нами, противная сторона заявила, что раз мы вносим такое предложение, то она готова подвергнуть его благожелательному рассмотрению. Таким образом, очень важно подчеркнуть еще раз, что Германская и Австро-Венгерская делегации явились на переговоры без предварительного решения своих Правительств о привлечении Польского Правительства к переговорам; между тем, если бы они относились к Польскому Министерству, как к правительству независимого государства, — это являлось бы неизбежным следствием их точки зрения.

Со своей стороны, мы целиком и без всяких ограничений признаем независимость Польского народа и Польского государства, вопреки утверждениям этого письма. Но для нас очевидно, что эта независимость остается призрачной до тех пор, пока Польша находится под режимом военной оккупации. Именно, вследствие нашего признания независимости Польского народа и Польского Государства, мы не можем, не покушаясь на эту независимость, считать полномочными представителями Польского народа лиц, назначенных оккупационными властями. Мы могли бы временно признать, в качестве правомочного представительства для самостоятельного участия в мирных переговорах, только такое представительство Польши, которое получило бы санкцию авторитетных органов самого Польского народа. Принимая во внимание, что Польский народ богат политическим опытом, и что его социальные и национальные стремления нашли себе выражение в сильных и устойчивых политических партиях, мы высказываем нашу уверенность в том, что временное представительство независимой Польши для участия в мирных переговорах могло бы быть создано немедленно путем свободного соглашения польских политических партий, опирающихся на народные массы и, в частности, на рабочий класс. Мы, со своей стороны, готовы признать такое полномочное представительство целиком, без всяких ограничений. Наконец, поскольку Польская Рада, созданная согласно желанию Центральных Держав, намерена участвовать в мирных переговорах, — мы полагаем, что идущие, по-видимому, навстречу этому желанию делегации Центральных Империй, (те самые делегации, которые заявляли нам, что Польское Министерство действует в рамках, указываемых оккупационными Германскими и Австро-Венгерскими валстями), могли бы создать соответствующие условия и для участия Польского Министерства в настоящих переговорах. Это отвечало бы только фактическому положению вещей.

Я позволю себе напомнить, что при возникновении здесь вопроса о признании делегации Украинской Рады, мы не потребовали от противной стороны признания Украинской Республики до момента заключения мирного договора. Мы считали, что, ввиду неопределенности положения, отношения определятся в процессе самих переговоров. Мы, со своей стороны, только приветствовали бы такое участие Польской Рады в переговорах, так как оно дало бы ей возможность открыто, перед лицом Польского народа, высказаться по таким вопросам, как очищение Польской территории от чужеземных войск и исправление границ за счет независимого Польского народа. Заявления и требования делегации Министерства Кухаржевского получили бы здесь тем более полную и всестороннюю оценку, что в состав нашей делегации входит представитель трудящихся масс Польши.

В заключение, позволю себе еще раз обратить внимание гг. присутствующих на часто возникающее в наших переговорах логическое недоразумение, будто то или иное наше отношение к правительству определяет также наше отношение к народу и государству. Если мы не считаем Министерство Кухаржевского, на основании имеющихся у нас данных, полномочным правительством Польского народа, то это отнюдь не означает, что мы не признаем независимости Польского государства и Польского народа. Так, мне пока неизвестно, чтобы Германское Правительство успело признать новое Финляндское Правительство, но я думаю, что самый факт существования нового Финляндского правительства не может мешать Германскому Правительству впредь признавать независимость Финляндской Республики.

Кюльман. В связи с положениями, выставленными г. Председателем Русской делегации, будет целесообразно вкратце коснуться прежнего обсуждения этого вопроса. Поскольку я имею перед собой текст высказанных ранее соображений, я 11-го января (29-го декабря) заявил следующее: «Г. предыдущий оратор жаловался на то, что в переговорах не участвуют еще представители тех народов, о которых идет речь. Если он этим хотел сказать, что и по его мнению эти народы, как государственные единицы, уже существуют и правомочны в своих международных сношениях, то я охотно согласен поставить на обсуждение вопрос, — но при непременном признании со стороны Русской делегации этой предпосылки, — об участии их в переговорах».

Вопрос обсуждался еще раз 15/2-го января. Г. Председатель Русской делегации сказал по этому поводу следующее:

«Германская и Австро-Венгерская делегации внесли на одном из прошлых заседаний предложение привлечь к участию в мирных переговорах известных этим делегациям представителей тех оккупированных областей, которые, по мнению названных делегаций, уже могут считаться государственными единицами, как проявившие в достаточной мере свою волю к независимому государственному существованию. Мы не могли сразу ответить на этот вопрос, так как предварительно хотели уяснить себе, какие именно критерии являются по мнению другой стороны решающими для определения правомочности или неправомочности органов, претендующих на выражение народной воли. Внесенные нами в формулированном виде предложения должны были доставить нам этот материал. Как я уже упомянул вчера, полученные нами ответы представляются нам глубоко противоречивыми с формальной стороны; по существу же они сводятся к предоставлению оккупационным властям права, основанного на физической силе, произвольно решать судьбы оккупированных областей и пользоваться по своему усмотрению теми или иными органами, независимо от того, когда эти органы возникли, на какой социальной основе, каково их предназначение, и каков их подлинный политический вес. При этом, теми же оккупационными властями ставятся произвольные пределы деятельности органов, признанных этими властями по своему усмотрению. Поскольку, однако, Правительства противной стороны, по крайней мере, в рамках этих мирных переговоров, признают таковые органы носителями воли уже самоопределившихся народов, мы также считали бы в высшей степени целесообразным привлечение представителей этих органов к участию в нынешних переговорах. Представители этих органов получат, таким образом, возможность перед лицом всего мира доказать свои оспариваемые нами права или свои претензии на представительство данных народов. Если, таким образом, не устранилось бы противоречие, то не так бросалось бы в глаза, что Германское и Австро-Венгерское Правительства защищают права известных покровительствуемых ими органов выражать народную волю в то самое время, как эти, будто бы, суверенные органы отрезаны режимом оккупации от переговоров, где решается судьба тех областей, от имени которых они считают себя правомочными говорить. Мы идем поэтому навстречу двукратно повторяемому предложению противной стороны пригласить сюда представительства тех органов, на заявления которых ссылаются Германская и Австро-Венгерская делегации».

На это я ответил:

«Обращаю внимание на то, что я совершенно определенно обусловил нашу готовность на участие в мирных переговорах представителей этих народностей тем, что их присутствие здесь будет истолковано и Русской делегацией в смысле признания их государственной самостоятельности.

Я обращаю внимание на заявление г. Председателя Русской делегации о том, что делегация смотрит на мнение ландтага, как на выражение воли определенных влиятельных групп населения. Я поэтому думаю, что от в свое время принятой Русской делегацией точки зрения до необходимости презумптивного признания этого пункта шаг небольшой.

Без такого презумптивного признания допущение представителей данных народов на мирную конференцию, само собой, не может иметь места; это не требует дальнейшего пояснения. Либо представители эти придут сюда как выразители воли данных народов, и тогда мы должны сойтись хотя бы на подразумеваемом признании возникновения этих государственных единиц, либо они придут сюда, как частные лица, и тогда им тут делать нечего. Если эти предпосылки будут приняты г. Председателем Русской делегации, то я согласен сейчас же обменяться мнениями с нашими Союзниками, — следует ли, согласно пожеланию Русской делегации, привлечь представителей этих областей, и если — да, то в какой форме».

Я думаю, что достаточно сослаться на эти протоколы для того, чтобы выяснить точки зрения обеих делегаций по этому вопросу.

Я не знаю, почему г. Председатель Русской делегации сегодня особо выделил Польшу из пограничных западных областей. До сих пор, мы вопросы о Польше, Литве и Курляндии обсуждали совместно. Г. Председатель Русской делегации признал полную независимость Польского Государства, в чем я усматриваю известный шаг вперед. С другой стороны, если я его правильно понял, что, конечно, трудно, когда под руками нет дословного текста речи, г. Председатель Русской делегации не признал Польское Министерство представительством Польского народа. Я не считаю возможным, до обсуждения этого вопроса с Союзническими делегациями, высказаться уже теперь в окончательной форме о том, следует ли выделить особо польский вопрос, вообще, и вопрос о Польском Министерстве, в частности, ибо могут возникнуть вопросы, при решении которых оказалось бы необходимым участие представителей других пограничных областей, в целях защиты их собственных интересов. Если бы г. председатель Русской делегации согласился признать независимость и других пограничных государственных единиц, то мы, я думаю, сделали бы большой шаг вперед по пути наших медленных и трудных переговоров. Как я уже обещал, я обменяюсь мнениями по затронутому сегодня вопросу с гг. Представителями Союзных правительств.

Что касается признания нового Финляндского Правительства, то я, по крайней мере, еще не получил достаточных фактических сведений о положении дел в Финляндии. Напротив, из достоверных финляндских источников до нас дошли жалобы, что Русская армия приняла участие в гражданской войне, и что неоднократно выраженное пожелание вывести русские войска с финляндской территории не встретило со стороны Российского Правительства удовлетворительного ответа. Мы, во всяком случае, оставляем за собой право занять то или иное отношение к создавшемуся в Финляндии положению.

Чернин. Я хотел бы сделать маленькое замечание по поводу объяснения г. Председателя Русской делегации. Я не могу присоединиться к сделанному им выводу. Г. Председатель Русской делегации делает совершенно понятное и вполне правильное различие между государством и правительством. В данном случае, он признает самостоятельность Польского Государства, но не признает, однако, права за нынешним Польским Правительством представлять это государство. Я не помню, чтобы в предыдущих переговорах независимость Польского Государства была признана Русской делегацией так определенно. Но если такое признание существует, то я могу лишь приветствовать его, потому что оно, несомненно, сближает обе точки зрения. Однако, я не могу допустить, чтобы вопрос о правомочности нынешнего Польского Правительства представлять Польское Государство был предоставлен третейскому решению Русской делегации. В таком случае, международные переговоры вообще невозможны, потому что, в конце концов, каждый представитель мог бы высказать сомнение относительно правомочности правительства, с которым он ведет переговоры, смотря по тому, — признает ли он за этим правительством, в той или иной степени, право на существование и верит ли он в его долговечность.

По существу вопроса я могу только повторить уже сказанное мною однажды, а именно: если бы Русская делегация признала право нынешнего Польского Правительства на участие в переговорах, в качестве полноправного члена, то с моей стороны она встретила бы только искреннее сочувствие.

Троцкий. Прежде всего, я должен сделать ряд фактических замечаний по вопросу, возникшему здесь в связи с обсуждением польского вопроса, а именно — по вопросу о Финляндии. Неизвестные нам лица или учреждения жаловались г. Статс-секретарю, что мы не вывели наших войск из Финляндии. Не следует упускать из виду того факта, что независимость Финляндии мы признали еще до окончания войны, причем части войск, принимавшие участие в этой войне, находились на Финляндской территории. Финляндский Сенат, обратившись к нам с предложением признать независимость Финляндии, сам высказал ту мысль, что вывод войск должен быть произведен не позже заключения мира. Это значило, что если мы по военным соображениям найдем возможность вывести войска раньше, мы это сделаем. Мы вполне согласились с этим предложением и образовали согласительную комиссию на паритетных началах, в целях осуществления очищения Финляндской территории. В этой плоскости у нас не было и не могло еще быть, за краткостью времени, никаких конфликтов. Когда в Финляндии началась революция рабочих масс, революция, которой значительная часть наших войск сочувствовала, — Финляндские социал-демократы обратились к этим войскам и к нам с выражением пожелания невмешательства русских войск в происходящую в Финляндии борьбу. Мы пошли навстречу этому пожеланию, что я и выразил в телеграмме на имя г. Свинхувуда. Я не исключаю возможности, что отдельные незначительные столкновения в атмосфере революции могли иметь место между отдельными частями русских войск и группами и отрядами финляндской буржуазной армии, но я категорически отрицаю, что эти столкновения могли оказать не только решающее, но сколько-нибудь серьезное влияние на исход внутренней борьбы в Финляндии. Вместе с тем, я констатирую, что Германское Правительство, как и Правительство Австро-Венгерское, признали в свое время Правительство Свинхувуда, немедленно после признания нами независимости Финляндии. Сейчас, если я не ошибаюсь, новое Финляндское Правительство не встречает такой готовности со стороны Германского Правительства. Однако, смею указать на то, что это есть правительство рабочих и крестьян Финляндии, и, с нашей точки зрения, оно вполне правомочно говорить от имени Финляндии.

Что касается вопроса о привлечении Польского представительства, то вопрос этот встал изолированно именно вследствие того письма г. Статс-секретаря к Польскому Министру-Президенту, о котором я упомянул, но на котором не счел нужным остановиться г. Председатель Германской делегации. Здесь нам снова ставят вопрос о том, признаем ли мы независимость Польши или нет. Что хотят сказать этим вопросом? Несомненно, что такая постановка вопроса двусмысленна. Признаем ли мы независимость Ирландии? Наше Правительство, Правительство России, признает эту независимость, — но пока Ирландия еще оккупирована Великобританскими властями. Мы признаем право каждого человека на пищу, на удовлетворение голода, но это не обязывает нас каждого голодного человека признавать сытым. Мы признаем, без каких-либо ограничений, право Польского народа и Польского Государства на самостоятельное и независимое существование, но мы не можем закрывать глаза на то, что в настоящее время Польское Государство оккупировано чужеземными войсками, и что так называемое Польское Правительство пользуется свободой только в пределах, указываемых ему со стороны. Разумеется, можно создавать искусные юридические построения, которые только затемняют действительный смысл событий. Нам говорят: «либо Польское Правительство считается правомочным, и тогда оно принимает участие в переговорах, либо это вовсе не правительство, и тогда ему делать здесь нечего». Я бы выразился так: если Польское Государство есть государство независимое, — то у него должны быть географические границы, если Польское Королевство есть королевство, то у него должен быть король. Если же у него нет ни границ, ни короля, то это не есть ни государство, ни королевство. Я, однако, полагаю, что приходится считаться с неоформленными, не сложившимися еще отношениями, и что мы не должны злоупотреблять юридическими тонкостями, ибо они только затрудняют решение реальных вопросов.

У меня имеется в руках статья профессора Нимайера из Киля, в которой он, по другому поводу, высказывает следующую, в высшей степени ценную мысль: «Вопрос о том, как технически сконструировать правовые отношения, имеет тем более подчиненное значение, чем менее развита и менее точна в настоящее время дипломатическая и юридическая техника, вообще, и в области государственных договоров, по преимуществу. Политическая природа вещей должна здесь решать, юридическая техника должна ей подчиняться».

Полагаю, что это совершенно правильная и точная оценка положения, в особенности, после того, как мы убедились, с какой свободой г. Статс-секретарь, со свойственным ему знанием и умением, находил юридические формулировки для доказательства правомочности Киевской Рады. Мы думаем, что г. Статс-секретарь нашел бы в своем опыте и в своем запасе юридических познаний необходимую формулировку и для того, чтобы обеспечить участие в мирной конференции тем правительством, которые он признает, вместе с тем, не предъявляя нам теперь же ультимативных требований. Окончательная наша точка зрения может определиться лишь при разрешении вопроса в целом.

Это относится целиком и к тем заявлениям, которые мы имели честь выслушать от г. Председателя Австро-Венгерской делегации. Мы отнюдь не хотим выступать в роли третейского судьи в этом вопросе, именно поэтому мы и предложили, в целях простейшей проверки полномочий, обратиться к руководящим центрам польских политических партий. Этот путь является самым надежным, и, разумеется, мы исходим здесь не из в высшей степени шатких соображений о долговечности или недолговечности того или иного правительства, как изволил выразиться г. Председатель Австро-Венгерской делегации. Доверяясь историческому Провидению, мы полагаем, что долговечны все здесь представленные Правительства и все те правительства, которые еще примут участие в переговорах. Однако, мы сомневаемся в самом факте признания данного правительства, и здесь решают, как прекрасно выразился профессор Нимайер, не те или иные удачные силлогизмы, а политическая природа вещей. Если бы не было слишком поздно, а заседание наше сегодня затянулось, — просил бы предоставить слово члену нашей делегации, Представителю нашего Комиссариата по Национальным Делам Бобинскому.

Чернин. Я хотел бы ограничиться кратким замечанием. Г. Председатель Русской делегации сказал, что мы не должны злоупотреблять юридическими тонкостями. Я хотел бы ту же мысль выразить несколько иначе: мы собрались здесь не для состязания в остроумии, но для того, чтобы постараться выяснить, поскольку мы можем прийти к соглашению по тем или иным пунктам.

Прежде всего, я хотел бы сказать г. Председателю Русской делегации, что он ломится в открытую дверь, защищаясь против якобы сделанного упрека в том, что он установил различие между понятиями «государства» и «правительства». Совершенно ясно, что эти понятия не тождественны. Я только утверждаю, что представителям чужого государства трудно установить — соответствует ли данное правительство данному государству, и имеет ли это правительство право на дальнейшее существование. Развивая эту мысль, мы дошли бы до затронутых уже несколько раз вопросов о силе, что, по-моему, слишком отвлекло бы нас от наших переговоров. Польское Государство находится еще в процессе образования; благодаря Центральным Державам, оно стало самостоятельным государством. То, что данный период его развития еще не закончен, — очевидно, и это проявляется различно, — в частности, как, например, правильно указал г. Троцкий, — в неопределенности государственных границ. Но и Российская Республика только еще создается. Насколько я, по крайней мере, знаю, ее границы пока еще точно не установлены; это обстоятельство нам, однако, не мешает вести переговоры с нынешним Российским Правительством. Насколько я понял, г. Председатель Русской делегации ставил нам в упрек то, что мы не хотим признать новое Финляндское Правительство; я, прежде всего, заявляю, что об отрицательном отношении к такому признанию нам ничего неизвестно. Во всяком случае, я считаю нужным указать, что самым фактом ведения настоящих переговоров мы доказываем, по меньшей мере, нашу готовность вступать в дипломатические сношения даже с правительствами, по нашему мнению, довольно радикальными.

Кюльман. Второе объяснение г. Председателя Русской делегации подтверждает факт, на который я уже указывал, а именно, что трудно составить себе суждение по поводу сказанного, не имея под руками дословного текста таких важных заявлений. Так как противоречие в словах такого опытного диалектика, каким является г. предыдущий оратор, следует считать безусловно невозможным, то, по-видимому, произошло недоразумение по моей вине. У меня создалось впечатление, что г. Председатель без всяких оговорок признал самостоятельность Польского Государства, и я хотел уже присоединиться к радости своего Австро-Венгерского коллеги по поводу этого кажущегося успеха на пути взаимного соглашения. Но потом, в своем втором заявлении, г. предыдущий оратор указал на то, что Польское Государство, за отсутствием границ и за отсутствием короля, не является ни государством, ни королевством, и я полагаю, что почтенный профессор Нимайер, мнение которого мы все ценим по заслугам, не обвинит нас в увлечении схоластическими тонкостями, если нам покажется непонятным, как можно в полной мере признать независимость государства, которое вовсе не является государством. Если и следует признать, что слишком искусственные юридические построения могут повредить дипломатическим переговорам, то, с другой стороны, я полагаю, можно оказаться между небом и землей, если лишить переговоры почвы солидного юридического построения.

Что касается финляндского вопроса, то я должен оставить за собой полную свободу решений, как я уже раньше указывал. Я должен только констатировать, что, насколько мне пока известно, до меня не дошло предложения со стороны так называемого нового правительства о признании его. Я сожалею, что, за поздним временем, мы вынуждены отложить объяснение одного из членов Русской делегации, о котором говорил г. Председатель этой делегации, до следующего заседания.

Если нет возражений, предлагаю за поздним временем закрыть заседание.

Троцкий. Я хотел бы только условиться здесь же о следующем заседании.

Кюльман. Я уже сообщил г. Председателю Русской делегации, что по не зависящим от меня обстоятельствам я лишен возможности созвать заседание на 4-ое, 5-ое и 6-ое февраля; 7-го февраля я готов созвать заседание в любое время. Может быть, мы соберемся в 11 часов утра 7-го февраля?

Время, которое осталось бы неиспользованным для работ нашей комиссии, можно было бы, — я знаю, что это входит в намерения наших Союзников, — использовать для переговоров гг. Представителей отдельных государств с Русской делегацией. Равным образом, и правовая и экономическая комиссии к тому времени могли бы подвинуть свои работы настолько, что можно было бы судить о достигнутых результатах.

Если никто не просит слова, — то я предлагаю закрыть наше заседание.

Заседание закрывается в 1 час. 5 мин.