История Совета Рабочих Депутатов

Слово редакции «Искра-Research» читателю

Памяти Арама Тер-Мкртчянц
Предисловие 1906 г.

Н. Троцкий — Совет и революция

А. Кузовлев (С. Зборовский) — Как возник Совет

Г. Хрусталев-Носарь — История Совета Рабочих Депутатов (до 26-го ноября 1905 г.)

Введение
Октябрьская стачка и возникновение Совета Рабочих Депутатов
До манифеста 17-го октября
Конституционная эра
Демонстрация 18-го октября
Ликвидация октябрьской стачки
Самооборона
Восьмичасовой рабочий день
Ноябрьская стачка
Опять восьмичасовой рабочий день
Мобилизация революционных сил
Комиссия безработных
Состав, функции и политическая физиономия Совета Рабочих Депутатов
Исполнительный Комитет
Отношение к Совету правительства, буржуазии и рабочих
Истекшее десятилетие (1914 1924 гг.)

В. Звездин — Последние дни Совета

С. Введенский — Ноябрьская забастовка

А. Симановский — Пролетариат и свобода печати

Б. Петров-Радин — Борьба за восьмичасовой рабочий день

П. Злыднев — У графа Витте

Н. Немцов — На металлическом заводе Растеряева

А. Симановский — Как печатались «Известия Совета Рабочих Депутатов»

М. Киселевич — Союз рабочих печатного дела

Н. Троцкий — Совет и прокуратура


Как печатались «Известия Совета Рабочих Депутатов».

 

«Дальнейшим расследованием было установлено, что в числе лиц, принимавших участие в нападении на типографии газет как "Нового Времени", так и "Нашей Жизни", а равно и в работах по печатанию в этих типографиях "Известий Совета Рабочих Депутатов", были упомянутые выше Исаак Голынский, Арсений Симановский и Ольга Никольская, а также мещане Яков-Коппель Копелиович, Алексей Филиппов, крестьяне Николай Шевченко, Иван Клейц и Александр Быков, скрывшийся во время производства следствия».

Из Обвинительного акта по делу Рабочего Совета.

Организаторы захвата типографий и печатания «Известий Совета Рабочих Депутатов»:

автор статьи, Арсений Арсеньевич Симановский (вверху);

и один из его товарищей, Исаак Голынский, член бюро Союза типографских рабочих.

 

Печатанье «Известий» было поручено группе лиц, близко стоявших к Совету и его Исполнительному Комитету. Ими и было решено воспользоваться легальными типографиями, где имеются ротационные машины, так как ни одна, не только из нелегальных типографий, но и многие легальные с обыкновенными станками, не могли бы удовлетворить той задаче, которая ставилась «Известиям». Они должны были выходить по возможности ежедневно в количестве нескольких десятков тысяч экземпляров. Но так как рассчитывать на гражданское мужество даже либеральных типографов, было бы крайне наивно, то и пришлось остановиться на «захватном праве».

Внешния обстоятельства благоприятствовали этому: типографии бездействовали, в распоряжении же Совета были целые кадры специалистов рабочих, готовых всеми способами содействовать деятельности Совета.

«Я, как рабочий, сочувствую движению рабочих», — мотивирует один из наборщиков свое участие в печатании «Известий» у судебного следователя». (Следственный материал по Делу Совета Рабочих Депутатов, т. XXIX, стр. 86).

С администрации же типографий при таком способе печатания перед полицией снималась ответственность, можно было смело рассчитывать на молчаливое их согласие, тем более, что открытого противодействия Совету Рабочих Депутатов уже в то время ни один из них не осмелился бы оказать.

Приведем некоторые эпизоды, сопровождавшие захват типографий, но прежде изложим разговор, происшедший в ночь на 18-е октября в помещении Союза Рабочих Печатного Дела.

— Вы не знаете, какую статью мы хотели поместить вслед за манифестом! С сегодняшнего дня мы безусловно признаем заслугу рабочих. Мы знаем, что вы нас не любите, но… — так приблизительно рассыпался какой-то нововременец, вместе с метранпажем, командированный Сувориным в Союз с целью добиться разрешения на печатанье манифеста 17-го октября.

Ему указали, что любить их действительно не за что, но что доказать искренность расположения «Нового Времени» к рабочим нужно на деле.

— Вот напечатайте, вместо манифеста, номер второй нашей газеты, — предложил кто-то из присутствующих, указывая на первый номер «Известий», вышедший в этот день.

— А что нам за это будет? Какую выгоду вы предоставите нам перед другими, — обрадовался посланец, очевидно предположивший, что с ним хотят поторговаться.

— Выгоды мы вам никакой не обещаем. Привилегий и монополий не раздаем. А если хотите на деле показать свое расположение к нам, вот вам случай, — напечатайте один номер «Известий». Мы вас об этом не просим; в вашей услуге не нуждаемся; напечатаем и без вас. Если же встретится надобность, то и у вас «Известия» будут отпечатаны.

Так ни на чем и расстались.

Наутро группа добровольцев, взявшихся за печатанье «Известий», направилась в типографию «Сына Отечества».

— Вот если бы вы нас арестовали, — замечает администрация на предложение пришедших.

— Вы арестованы, — подхватил догадливый рабочий.

— У нас и оружие есть, — добавляет другой, вытаскивая револьвер, случайно у него оказавшийся.

— Вы арестованы! Вы арестованы! — разносится по всему помещению типографии и редакции.

— Впускать всех, но никого не выпускать.

— Где ваш телефон?.. Станьте к нему! — отдаются приказания.

Работы начались, а в типографию, как назло, прибывают и прибывают новые лица. Являются сотрудники, собираются рабочие за расчетом, много посторонних. Рабочих приглашают в мастерские, сотрудникам предлагают писать. Статьи их бракуются, исправляются. Работа кипит.

Комнаты, лестницы и коридоры запружены. Многие негодуют. Только что принесено было известие о грандиозной демонстрации у Казанского собора и о стрельбе войск у Технологического Института

— Ранен Тарле… Тарле ранен… Много убито, — передавалось сто раз из уст в уста, и все рвались на улицу. Всем хотелось узнать подробности, самим наблюдать происходящее, принять участие в событиях.

— Это нечестно… Там убивают… Тарле… — сквозь слезы бормочет какой-то разнервничавшийся юноша.

Но выпустить всю публику из здания, пока еще не были окончены работы, было рискованно, тем более, что около здания прохаживались подозрительные лица.

Среди общей суматохи входит офицер в форме, близкой к полицейской. Спрашивает редактора.

— Пожалуйте, пожалуйте, — тащат его через толпу в отдаленную комнату.

— Редактор сейчас придет… Мы его вызовем. Не желаете ли книжку, — занимают его.

— Нельзя ли у вас поговорить по телефону?

— С удовольствием бы… но вот уже третий день, как он не действует. На станции не исправляют: забастовка.

Минута молчания.

— У вас завтра выходит газета? — строит предположение арестованный, услыхав шум машины.

— Нет… это… знаете-ли… пробуем новую машину. Сегодня у нас расчет рабочим. Сутолока…

В это время подыскивают знакомого члена редакции и поручают ему заговорить офицера до окончания работ.

Печатанье затянулось до вечера. Занятая машина оказалась в неисправности: рвала бумагу, лопались шнуры, приводной ремень скользил по колесу. Из Совета Депутатов один за другим прибывали гонцы, требующие «Известий» и объяснения, почему они так запаздывают.

Местные наборщики, давно уже освободившиеся от работ, роптали и наконец, собравшись в отдельной комнате, потребовали объяснений от одного из депутатов Совета.

— Мы тоже работали. Почему вы нам не доверяете? Мы — рабочие, а не сыщики. Вы знаете всех нас. Почему нас не отпускаете?

Данные объяснения всех удовлетворили и вопрос о доверии был снят с очереди. Попросили только отпустить кого-нибудь из администрации за деньгами для выдачи заработка, так как на этот день приходился расчет с рабочими. Просьба была тотчас же исполнена.

Занята типография «Общественной Пользы». Входы закрыты. Приставлена стража.

Стучится дворник с дровами.

— Что тебе? Дров сегодня не надо, — отвечает ему незнакомый голос.

Озадаченный дворник докладывает старшему. Старший идет расследовать дело. Арестован — и недоумевающе бродит по мастерским…

В стереотипную мастерскую входит местный стереотипер. Матрицы выколачиваются, разжигается печь.

Все незнакомые лица.

— Кто тут распоряжается! Кто позволил! — горячится прибывший и принимается тушить печь.

— Вы хотите знать, кто позволил. Пожалуйте за мной, — и мастера ведут по коридорам.

По дороге темный чулан.

— Сажай его сюда, а потом он узнает, кто позволил.

Стереотипер взмолился. Тогда его пригласили в комнату и объяснили, что печатается № 3 «Известий Совета Рабочих Депутатов».

— Так так бы вы и сказали. Разве я что… Да я всегда готов, — и работа закипела под опытной рукой хозяина дела…

— Как же вы будете печатать? У нас нет электричества, — спрашивает управляющий.

— С какой станции вы его получаете? Оно будет через полчаса.

Управляющий называет станцию, но скептически относится к заявлению рабочего. Он уже несколько дней тщетно добивался электричества, хотя бы только для освещения квартир, но станции работали только для казенных учреждений.

Ровно через полчаса электричество пробегает по лампочкам и моторы могут работать.

На лицах администрации изумление…

Еще через несколько времени возвращается посланный и приносит записку офицера, заведывавшего электрической станцией и работающими на ней матросами. «По требованию Совета Рабочих Депутатов электричество отпущено в дом № 39 по Б. Подъяческой улице, для типографии «Общественной Пользы», — сообщает офицер. Следует подпись.

Недоброжелательное отношение к арестовавшим окончательно изчезает…

Дворник просится домой.

— У меня щи в печке. Маленькие дети. Надо накормить…

— Спросите такого-то, — направляют его к одному из присутствующих.

Его отпускают, но никуда не велят заходить и возвратиться в типографию вместе с детьми. Для верности дают провожатого…

Стереотипы отлиты, ротационка весело вздрагивает, спешно выбрасывая готовые номера. Все толпятся около неё, каждый жаждет получить свежий номерок. Но до окончания работ их никому не дают. «Известия» пакуются и пачки складываются ближе к выходам…

Разбор шрифта в наборной идёт вяло.

— В котел его! в котел! — рекомендует управляющий, типографии, боящийся следов «преступления».

Немного подумали и туда же отправили гранки набора, принесенного из типографии «Руси» ввиду неудобств печатания в той типографии.

— Заплатим! Суворин сказал, что если и пропадет, так не дорого и стоит, — утешает один из участников захвата типографии «Руси».

Так печатались октябрьские номера «Известий». Одураченая полиция являлась в типографию, когда уже все следы «преступления» были сметены.

Вот как описывает «Сын Отечества» (22 октября 1905 г.) нашествие полиции на его типографию после отпечатания в ней № 2 «Известий».

«В 1112 часов ночи в типографию явились восемь приставов, инспектор типографий и несколько понятых. На улице у ворот поместился отряд конных жандармов. Выходившие в это время из редакции секретарь и один из сотрудников были задержаны. На вопрос секретаря, что угодно, был получен ответ, что по приказу генерал-губернатора они должны произвести обыск в типографии. Вся типография, все станки, машины, шрифты, стереотипы, — все это было осмотрено. Инспектор типографий два раза обошел всю типографию, заглядывал в печки, под станки, призвал слесаря с отмычками для вскрытия старых ящиков и клозета, который за негодностью был заколочен, и т. д., и т. д.

«После трехчасового обыска был составлен протокол приблизительно следующего содержания: «Получив сведения о том, что в типографии «Сын Отечества», 18-го октября были отпечатаны листки явно революционного характера, генерал-губернатор отдал приказ произвести обыск в типографии вышеупомянутой газеты. Найдены три листка газеты «Известия Совета Рабочих Депутатов» № 2, один № газеты «Революционная Россия» и вырезка из той же газеты «Известий Рабочих Депутатов».

Еше несколько дней под ряд после этого, каждую ночь, инспектор типографий заходил в типографию справляться, работают-ли.

Только однажды, в ночь на 4-е ноября, полиции удалось захватить вовремя летучую типографию «Известий».

В половине 4-го ночи полиция нагрянула в типографию «Нашей Жизни», где работали уже вторые сутки. Получив отказ открыть двери, полицейские взломали их.

Под охраной роты стрелков, с ружьями наперевес, с револьверами наготове, ворвались городовые и пристава в типографию, но сами сконфузились перед мирной картиной труда наборщиков, спокойно продолжавших свое дело при появлении штыков.

Обескураженные полицейские попытались было поискать оружия, но все было тщетно.

— Мы все здесь находимся по распоряжению Совета Рабочих Депутатов и требуем удаления полиции, так как не ручаемся за целость типографского имущества, — заявили работающие.

Сыщик Статковский, руководивший набегом, очевидно тогда еще не осмеливавшийся вступать в конфликт с Советом рабочих, заявил, что полиция будет немедленно удалена, если присутствующие сообщат свои фамилии и вместе с полицией оставят типографию.

Пока шли переговоры с полицией, пока она собирала оригиналы и корректуры, и припечатывала их к столам и реалам, арестованные не теряли времени и вели агитацию среди солдат и городовых.

Деревянные лица вымуштрованных солдат оживились, когда один из рабочих стал читать им вполголоса только что отпечатанное обращение Совета Рабочих Депутатов к солдатам и матросам.

— Бери, бери!— подталкивал сосед соседа, когда им начали совать в руку тщательно сложенные «Известия» и воззвания.

Они быстро прятали их за обшлаг в надежде пронести в казармы.

По выходе всех из типографии, двери типографии были опечатаны и к выходам приставлена полицейская стража.

Прибывшие же на другой день следственные власти ничего ценного там не нашли: ни набора, ни корректур, ни оригиналов, — все исчезло бесследно для изумленного сыщика, который еще накануне при виде набранного заголовка «Известий» с апломбом заявил: «Я говорил вам, что мы попали, куда надо».

— А где же ваши неопровержимые доказательства? — съязвил на его счет присутствующий на этот раз прокурор.


Неудача в «Нашей Жизни» побудила работников «Известий» действовать с большею осторожностью.

Как тени, прокрадываются они с вырванными у полиции оригиналами для № 6 в типографию «Биржевых Ведомостей».

Кто-то предлагает снять сапоги, чтобы неслышно для дворника пройти через двор. Сапог не сняли, но двор миновали благополучно. Благополучно поднялись в четвертый этаж. Проникли в наборную, ориентировались в темноте в незнакомом помещении. Разыскали бумаги и клею. Кто-то догадался захватить кнопок. Завешали все окна, и, только убедившись, что нигде не просвечивает, зажгли огни.

Набор был окончен быстро. Не хватало оригиналов. Выходить ночью не решались и потому легли спать.

Рано утром пришли маляры, каменщики. Заходил дворник и только удивился, почему это все двери раскрыты, когда ключи все время были при нем.

Скоро стали собираться местные рабочие. Устроили для них митинг, отрядив для него своих ораторов. Одному из сторожей поручили не пропускать на собрание никого посторонних, а тем временем на многолюдьи окончили работы и пустили машины в ход.

На стук машин собралась у ворог вся артель газетных разносчиков в надежде получить номера. Кто-то вышел и заявил, что газета выходит завтра, а сегодня только прогревают машины. Поверили и разошлись, тем более, что городовой получил полное основание повторить им:

— Не толпись на панели. Сказано: завтра, ну и уходи.

6-го ноября вечером была захвачена типография «Нового Времени» для отпечатаны в ней № 7 «Известий».

На следующий день газета посвятила этому событию две статьи. По одной из них («Как печатается официальная пролетарская газета». «Новое Время», № 10650) мы излагаем это событие, с ощущением однако всех прикрас, которые понадобились «Нов. Врем.», чтобы представить дело в виде набега, «которому любой разбойничий атаман позавидует».

Около 6 часов вечера в типографию «Нового Времени» явились трое молодых людей… Случайно же в это время туда зашел управляющий типографией г. Богданов.

Пришедшие в типографию молодые люди заявили сторожу, бывшему у ворот, что им необходимо переговорить по важному делу с управляющим. Сторож позвал десятника, предложившего молодым людям не входить всем вместе, а послать от себя кого-нибудь одного. Молодые люди, однако, настояли на том, чтобы их приняли всех.

Доложили управляющему г. Богданову, и он попросил их в контору типографии.

— Удалите всех, — обратился один из них к управляющему, — нам необходимо с вами переговорить наедине.

— Вас трое, я один, —ответил г. Богданов, — и я предпочитаю говорить при свидетелях.

— Мы просим удалить посторонних в соседнюю комнату, нам всего два слова вам сказать надо.

Г. Богданов согласился. Тогда пришельцы объявили ему, что они явились по приказанию Исполнительного Комитета Совета Рабочих Депутатов и что им предписано захватить типографию «Нового Времени» и напечатать в ней № 7 «Известий Совета Рабочих Депутатов».

— Я не могу вам ничего сказать по этому поводу, — заявил депутатам г. Богданов. — Типография не моя; я должен переговорить с хозяином.

— Вы не можете выйти из типографии, вызовите хозяина сюда, — ответили депутаты.

— Я могу передать ему о вашем предложении по телефону.

— Нет, вы можете лишь вызвать его по телефону и попросить его в типографию.

Г. Богданов направился в телефону в сопровождении двух депутатов и вызвал М. Суворина…

— Я нездоров и не выхожу, — сказал М. Суворин, — попросите этих господ пожаловать ко мне в редакцию.

— Они не хотят, — ответил г. Богданов, — и предлагают прислать доверенное от вас лицо.

В редакции из сотрудников находился Л. Гольдштейн, которого М. Суворин и попросил отправиться вместо него в типографию…

Пришел Гольдштейн, который рассказывает о своем посещении следующим образом:

«Когда я подошел к типографии, газовые фонари не горели, весь Эртелев пер. был почти совсем погружен в темноту. У дома типографии и рядом я заметил несколько кучек народу, а у самых ворот на панели человек восемьдесят*… Во дворе у самой калитки было человека три-четыре.

* В «Новом Времени» это слово напечатано так: на одной строке «восемь», на другой «десять»; мы думаем, что правильнее бы читать: «8—10», что ближе к истине.

«Меня встретил десятник и проводил в контору. Там сидел управляющий типографии и три неизвестных молодых человека, по-видимому, рабочих. Когда я вошел, они поднялись мне навстречу.

— Что скажете, господа? — спросил я.

«Вместо ответа один из молодых людей предъявил мне бумагу с предписанием от Совета Рабочих Депутатов печатать следующий номер «Известий Совета Рабочих Депутатов» в типографии «Нового Времени». Предписание было написано на клочке бумаги и к нему была приложена какая-то печать*.

* «Типография газеты «Новое Время» подлежит по постановлению Совета Рабочих Депутатов занятию сегодня (6 -XI) для печатания «Известий Совета». 6 ноября 1905 г. Председатель Хрусталев» и печать общегородского Совета Рабочих депутатов. [Обвинительный акт, стр. 45].

— Дошла очередь и до вашей типографии, — заявил мне один из посланцев.

— То-есть, что это значит: «дошла очередь»? — спросил я.

— Мы печатали в «Руси», в «Нашей Жизни», в «Сыне Отечества», в «Биржевых Ведомостях», а теперь вот у вас.

— Чего же вам от меня угодно?

— Мы требуем от вас, чтобы вы нам не препятствовали.

— Я не могу исполнить вашего требования. Типография не моя, и я не имею полномочия давать такие разрешения.

— Да, но нам разрешения не требуется; мы все равно будем печатать.

— В таком случае я не понимаю, чего вам угодно.

— Вы должны дать честное слово за Суворипа и за вас, что вы не донесете на нас, пока мы не кончим работы.

— Я не могу отвечать за Суворина и не желаю давать честное слово за себя.

— В таком случае мы вас отсюда не выпустим.

— Я выйду силою. Предупреждаю вас, что я вооружен…

— Мы вооружены не хуже вас, — ответили депутаты, вынимая револьверы.

— Тогда дайте мне возможность спросить Суворина по телефону.

— У нас нет времени дожидаться ваших переговоров. Для вас предоставляется два выхода: или дать честное слово, или оставаться здесь…

— Позовите сторожа и десятника, — обратились к г. Богданову депутаты.

Богданов взглянул на меня вопросительно. Я развел руками…

Позвали сторожа. Потребовали, чтобы он снял полушубок, десятника пригласили в контору. Мы. все были арестованы.

Через минуту по лестнице послышались шаги подымающейся толпы; в дверях конторы, в передней стояли люди.

Захват состоялся.

Трое депутатов куда-то выходили, входили, проявляя весьма энергичную деятельность…

— Позвольте спросить, — обратился я к одному из депутатов, вы на какой машине соблаговолите работать?

— На ротационной.

— А если испортите?

— У нас прекрасный мастер.

— А бумага?

— У вас возьмем.

— Да ведь это квалифицированный грабеж…

— Что делать…

Начали беседовать о забастовке… Обмен мыслей был мирный.

— Так как же, — спросил меня один из депутатов, — даете честное слово или остаетесь?

Я дал слово за себя, что не предприму никаких мер, но прибавил, что заявлю Суворину о происшедшем.

— Если что нибудь произойдет, — сказали мне, — помните, что это дело нешуточное и что мы примем меры.

— Но, позвольте, — возразил я, — за вами могла следить полиция; вас могут накрыть, заметят свет в типографии, мало ли что может случайно толкнуть полицию на этот дом…

— Это уж дело наше: мы приняли меры…

Когда вопрос об отпуске меня на честное слово был решен, депутаты куда-то вышли. Прошло минут десять, они не возвращались. Тогда я обратился к толпе, стоявшей в передней, и громко сказал:

— Что же меня отпускают или нет?! Это свинство, господа! Я не обедал и хочу есть.

Из толпы выделился какой-то полуоборваный субъект.

— Вы, пожалуйста, поосторожней выражайтесь, — заявил он мне. — Вас никуда не отпустят; вы здесь и останетесь.

— Это свинство, — повторил я раздраженно. — Извольте сказать: отпускают меня или нет? Если нет, я пошлю за едой.

— Нечего брыкаться, посидите тут, вы не имеете права уходить.

В это время вернулся один из депутатов, и я повторил ему свой вопрос.

— Конечно, вы можете уходить, — ответил он.

— Да вот этот кавалер не согласен, — сказал я.

— Какой? Вот этот? Вы, кто такой, товарищ? Я вас не знаю? Вы пришли случайно. Товарищи, его кто-нибудь знает?

Молчание.

— Товарищи, его нужно убрать подальше.

И субъекта убрали.

Я спустился вниз. Под воротами стояла непроглядная тьма. У самых ворот в полушубке сторожа дежурил «пролетарий» с револьвером. Другой зажег спичку, третий вставил ключ в скважину. Щелкнул замок, калитка открылась и я вышел»…

 

Ночь прошла спокойно. Управляющий типографии Богданов, которому предложили отпустить его на честное слово, отказался уйти. Пролетарии его оставили…

Набор шел сравнительно очень медленно, да и рукописи поступали чрезвычайно медленно. Ждали текущего материала, который еще не поступил в типографию. Когда Богданов давал советы торопиться работой, ему отвечали: «Успеем, нам спешить некуда».

Уже к утру к пяти часам появился метранпаж и корректор — по-видимому, народ очень опытный. Несколько позже приехало: два (?) автора и одна авторша-еврейка (?). Они писали статьи настолько медленно, что метранпаж потерял терпение, и вырвав недописанный листок, крикнул:

— Ну вас к черту с вашей передовой: выйдем без неё…

Среди ночи приезжал какой то незнакомец с револьвером.

— Во какой, — рассказывал потом сторож…

Наборная работа окончилась около 6 ч. утра. Начали выколачивать матрицы и отливать стереотип. Газа, которым согревали печи для стереотипа, не было. Послали куда-то двух рабочих, и газ появился.

Все лавки были заперты, но в течение ночи провизия добывалась беспрерывно. Для пролетариев лавки открывались.

В 7 часов утра приступили к печатанию официальной пролетарской газеты. Работали на ротационной машине и работали удачно.

Печатание длилось до 11 часов утра. К этому времени типографию очистили, унося с собой экземпляры газеты. Увозили ее на извозчиках, которых собрали в достаточном количестве из разных концов… Полиция обо всем узнала на другой день и сделала «большие глаза»…


В своих статьях Суворин старался восстановить свою невинность перед полицией, но и он, вероятно, сделал «большие глаза», когда через несколько дней телеграфное агентство сообщило из провинции о повторении там истории с нововременской типографией. Строча донос, он никак не ожидал, что его сообщением с таким успехом воспользуются революционеры всей России для печатания своей литературы. Мы надеемся, беспристрастная история отметит на своих страницах эту, хотя и невольную, эаслугу Суворина перед революцией.

Но, очевидно, еще до составления этой статьи, Сувориным был сделал устный донос в полицию, так как не прошло еще и часа с момента окончания работ, как полиция в полном своем составе городовых, дворников, околоточных и шпионов, под предводительством местного пристава, ворвалась в помещение Союза Рабочих Печатного Дела для конфискации № 7 «Известий». Тут были уже полицмейстер и товарищ прокурора Быков, жандармский подполковник Конисский и рота пехоты, усиленная казаками.

Вторжение в Союз и грубое поведение полиции встретили самый энергичный отпор со стороны присутствующих. А во многих типографиях, только что приступившие после забастовки к работам наборщики, узнав о происшедшем, тотчас же приостановили работы и Петербург опять был накануне забастовки.

Полиции пришлось бить отбой, и в результате ей не удалось из 35.000 № 7 «Известий» конфисковать и тех 153 номеров, которые находились в Союзе.

Присутствующим предлагалось закрыть глаза, чтобы полиция могла выкрасть эти номера, а в протоколе записать, что конфискация произведена силой. Разыгрывать же комедию при благосклонном участии полиции все отказались.

Таким образом, и в этот раз полиции пришлось отступить в «полном боевом порядке». («Печатный Вестник», 1905 г., № 18).

Вскоре после этого набега градоначальник Дедюлин издал приказ по полиции, гласящий, что если в какой-либо из типографий, находящихся в районе того или иного участка, будет напечатан следующий № «Известий», то местный пристав будет подвергнут самому строгому взысканию.

На это Совет Рабочих Депутатов ответил, что «Известия» выходят только в дни забастовок и при первой же надобности издание их возобновится в прежнем порядке. И Совет, хотя и в другом уже составе, выполнил свое заявление, выпустив в декабрьскую забастовку еще четыре (№№ 8—11) номера «Известий». Сдержал ли Дедюлин свою угрозу, или она была только беззубой угрозой — нам неизвестно, но полицейские пристава, дрожа за собственную шкуру, убедительно просили владельцев всех типографий не допускать печатания «Известий» в их заведениях. Большинство типографов отказались поручиться за то, что и их типография не будет захвачена и таким образом «Известия» не будут отпечатаны. («Новая Жизнь», 1905 г., № 13).

Но не одна полиция вступилась за честь старика-Суворина.

Прокуратура и жандармское управление одновременно возбудили два дела о печатании «Известий». В ночь на 12-е ноября были уже арестованы некоторые лица из участников неудачного захвата типографии «Нашей Жизни». Но на другой же день, по требованию рабочих, через депутатов Совета и представителей Союза Рабочих Печатного Дела, арестованные были освобождены. («Печатный Вестник», 1905 г., № 18).

Арсений Симановский.